Дон Уинслоу - Власть пса Страница 44

— А то, что мы вцепились зубами в глотки друг другу. И ни один из нас челюсти не разомкнет.

— Пойдем-ка прогуляемся.

Они шагают через лагерь, мимо полосы препятствий, стрельбища, вырубок в джунглях. Там сидят на земле солдаты и слушают инструкторов, растолковывающих им тактику засад.

— Все в этом тренировочном лагере, — сообщает Хоббс, — оплачено Мигелем Анхелем Баррерой.

— Господи.

— Баррера понимает.

— Что?

Хоббс ведет его по крутой тропинке к вершине холма. Там Хоббс обводит рукой необозримые джунгли, простирающиеся внизу.

— Что это тебе напоминает? — спрашивает он.

— Тропический лес, — пожимает плечами Арт.

— А мне это представляется мордой верблюда. Знаешь старую арабскую поговорку? Сунет верблюд морду в палатку, так и весь, считай, уже внутри. Внизу Никарагуа, это коммунистическая «морда верблюда» в палатке перешейка Центральной Америки. Это ведь не остров вроде Кубы, который мы можем изолировать нашим морским флотом, это часть американского материка. Как у тебя с географией?

— Сносно.

— Тогда ты меня понимаешь, — продолжает Хоббс, — что южная граница Никарагуа, на которую мы сейчас смотрим, всего в каких-то трехстах милях от Панамского канала. А северную границу Никарагуа делит с нестабильным Гондурасом и еще менее стабильным Сальвадором, обе страны сражаются против коммунистических беспорядков. И Гватемала, которая может стать следующей на очереди опрокинувшейся костяшкой домино, тоже. И если ты силен в географии, то понимаешь, что лишь гористые джунгли разделяют Гватемалу и южные мексиканские штаты — Юкатан и Чьяпас. Захолустные штаты, населенные безземельными илотами, очень подходящими на роль активных участников коммунистического мятежа. Что, если Мексика станет коммунистической, Артур? Куба уже достаточно опасна, а теперь вообрази границу в две тысячи миль со страной-сателлитом России. Представь, что советские ракеты базируются в укрепленных стартовых шахтах в Халиско, Дуранго, Бахе.

— И что, следующим они захватят Техас?

— Нет, они займут Западную Европу, — парировал Хоббс. — Потому что им известно — и это правда, — что даже у Соединенных Штатов не хватит военных и финансовых ресурсов, чтобы защищать границу в две тысячи миль с Мексикой и Фулда-Гэп одновременно.

— Но это безумие.

— Неужели? Никарагуанцы уже экспортируют оружие через границу для Фронта освобождения в Сальвадор. Да не будем далеко ходить. Только представь, Никарагуа, государство-сателлит Советского Союза, которое оседлало Центральную Америку. Вообрази, что советские субмарины базируются в заливе Фонсека или в Мексиканском заливе. Пожалуй, они превратят Мексиканский залив и Карибские острова в Советское озеро. И еще прими во внимание: если нам было непросто обнаружить пусковые шахты для ракет на Кубе, то попробуй выяви их вон в тех горах, в Кордильерах Изабелиа. Ракеты средней дальности легко долетят до Майами, Нью-Орлеана или Хьюстона, и у нас останется совсем мало времени для ответа. И это не говоря уже об угрозе ракет с подлодок, находящихся в заливе или в Карибском море. Мы никак не можем допустить, чтобы Никарагуа стало государством-сателлитом Советов. Вот так все просто. Контрас рвутся сделать эту работу, так пусть трудятся. Или ты, Арт, предпочитаешь смотреть, как американские парни дерутся и умирают в джунглях? Вот тебе и весь расклад.

— Так ты хочешь, чтобы я встал на сторону распространяющих наркотики контрас? Кубинских террористов? Сальвадорских отрядов смерти, которые убивают женщин, детей, священников и монахинь?

— Да, они жестоки, порочны и злобны, — соглашается Хоббс. — Единственно, кто еще хуже, — это коммунисты. Взгляни на глобус, — продолжает Хоббс. — Мы убежали из Вьетнама, и коммунисты, получив урок, сделали совершенно правильные выводы. Они тут же внедрились в Камбоджу. Мы не отреагировали. Они маршировали по Афганистану, и мы не предприняли ничего, разве что сняли спортсменов с соревнований по легкой атлетике. Итак, сначала Афганистан, потом Пакистан, а следом — Индия. И дело сделано, Артур: весь азиатский континент теперь красный. Уже есть сочувствующие Советам в Мозамбике, Анголе, Эфиопии, Ираке и Сирии. А мы сидим сложив руки. И они думают: «Ну и прекрасно. Давайте посмотрим, а может, они ничего не предпримут и в Центральной Америке»? Они внедряются в Никарагуа, и как мы реагируем? Поправкой Боланда.

— Это уже не поправка, закон.

— Это самоубийство, — возражает Хоббс. — Только дурак или Конгресс не в состоянии увидеть, какое это безрассудство — допускать, чтоб в сердце Центральной Америки оставалась советская марионетка. Глупость несусветная. Мы должны были, Артур, сделать хоть что-нибудь.

— И ЦРУ берет на себя...

— ЦРУ на себя ничего не берет, — перебивает Хоббс. — Вот это я и стараюсь тебе растолковать, Артур. Инициатива создания «Цербера» исходит от самой высшей власти на Земле.

— Рональд Рейган...

— Это второй Черчилль. В критический момент истории он увидел правду, какова она есть, и у него хватило решимости действовать.

— То есть ты хочешь сказать...

— Детали ему, конечно, не известны. Он просто приказал нам повернуть вспять прилив в Центральной Америке и свергнуть сандинистов любыми необходимыми средствами. Я процитирую тебе, Артур, по памяти: «Директива № 3 Государственного департамента безопасности уполномочивает вице-президента осуществлять руководство операциями против коммунистов-террористов, действующих в любом районе Латинской Америки». И первый шаг вице-президента — он сформировал Антитеррористическую оперативную группу, с базами в Сальвадоре, Гондурасе и Коста-Рике, а она, в свою очередь, учредила Национальный отдел гуманитарной поддержки, которому, в соответствии с поправкой Боланда, полагается предоставлять «гуманитарную» помощь никарагуанским беженцам, то есть контрас. Операция «Цербер» проводится не через Компанию — вот тут ты ошибаешься, а через офис вице-президента. Скэки отчитывается непосредственно мне, а я докладываю вице-президенту.

— Почему ты все это мне рассказываешь?

— Я взываю к твоему патриотизму, — объясняет Хоббс.

— Страна, которую я люблю, не якшается с отребьем, которое пытками замучивает ее собственных агентов насмерть.

— Тогда буду взывать к твоему практицизму. — Хоббс вынимает несколько листков из кармана. — Банковские отчеты. Депозиты в банках Каймановых островов, Коста-Рики, Панамы... все от Мигеля Анхеля Барреры.

— Мне об этом ничего не известно.

— И корешки счетов — денежки сняты, — продолжает Хоббс. — С твоей подписью.

— Эту сделку я вынужден был совершить.

— Меньшее из двух зол. Вот именно. Я вполне понимаю. А теперь прошу понять нас. Ты хранишь наши секреты, мы храним твои.

— Пошел ты на хрен.

Арт поворачивается и начинает спускаться с холма.

— Келлер, если ты воображаешь, будто мы вот так просто позволим тебе взять да уйти...

Арт вскидывает руку с поднятым средним пальцем и продолжает шагать вниз.

— Нужно же как-то договориться...

Арт мотает головой. Пусть катятся вместе со своим принципом домино, думает он. Что может предложить мне Хоббс, что возместило бы потерю Эрни?

Ничего.

В этом мире не осталось ничего, что можно предложить человеку, который потерял все: семью, работу, друга, надежду, веру в собственную страну, что значило бы для него хоть что-то.

Но оказывается, все-таки можно.

Тут Арта озаряет: «Цербер» не страж, он — проводник. Запыхавшийся, ухмыляющийся, сладкоречивый швейцар, который навязчиво, с жаром зазывает вас в подземный мир.

И устоять вы не в силах.

6

До основания

...все болты и рычаги

Из прочного железа и базальта Массивного;

и створы, скрежеща

На вереях и петлями визжа,

Внезапно распахнулись; гром и лязг

До основанья потрясли Эреб

Кровать сотрясалась.

Тряска вписалась в ее сновидение, а потом проникла в пробуждающееся сознание.

Сев, Нора смотрит на часы, но не может разглядеть цифры: они мелко вибрируют, расплываются перед глазами. Нора тянется поставить часы поустойчивее. Сейчас 8:15 утра. Тут она понимает, что дрожит прикроватный столик. Трясется все: столик, лампы, стул, кровать...

Она в комнате на седьмом этаже отеля «Реджис», в знаменитом элегантном старом отеле на Авенида Хуарес рядом с парком Ла-Аламеда, в самом центре города. Ее привезли сюда как гостью члена совета министров помочь ему отпраздновать День независимости. Прошло три дня, а она все еще тут. Вечерами министр уходит домой к жене. А днем приходит в «Реджис» праздновать свою независимость.