Владимир Колычев - Прости, прощай Страница 44

– Что случилось после того, как вы сбежали от вашего бывшего свекра?

– Случилось?.. Да, случилось... Устроилась продавщицей на рынке. Так не хотелось, но деваться некуда... Сначала на дядю из Азербайджана работала, затем свою точку открыла. Раскручиваться начала. А потом Егор появился... Предложил мне работу... Небольшая рекламная фирма... Сейчас уже большая. Входит в пятерку лучших. Моими стараниями...

– Кому принадлежит эта фирма?

– Принадлежала Егору. А потом я ее у него выкупила... Он торговался, но в обратную сторону. Я предлагала много, а он хотел мало...

– Такое может происходить между мужчиной и женщиной, которые любят друг друга, – заметил Ипполит.

– Любят – не любят, но нам было очень хорошо... И если бы не его жена...

– Его жена?

– Увы, он женат... Вильям развелся, а Егор – нет. Вильяма отец заставил жениться. Брак по расчету. Им бизнес нужно было свой спасать, пришлось Вильяму брать в жены дочь одного очень важного чиновника. Но Вильям – тряпка. Как дерьмо в проруби по жизни болтался. То к одному берегу прибьется, то к другому... А какие там берега? Компьютер, героин и бабы... Он же обратно ко мне просился... Но я-то знаю, что это его Филипп Михайлович заставлял. Он, а не Вильям искал примирения. А Вильяму все равно было. Компьютер ему надоел, так он по бабам шляться стал. И колоться...

– Наркотики?

– Ну да.

– Он же вроде бы завязал.

– Да сколько он раз завязывал-развязывал. Как в той песне, узелок завяжется, узелок развяжется. Так и у него, с песней по жизни. Отец наедет – завяжет, в клинику ляжет. Отец успокоится – снова развяжет... И так, пока в землю не лег...

– Раньше ему помогало ваше участие.

– Пока он меня любил, помогало. А когда разлюбил, до лампочки, только отца и боялся...

– А когда он вас разлюбил?

– Когда?.. А не знаю...

– Лиза говорила, что Вильям продолжал вас любить. Гулял с другими, а любил вас.

– Это не любовь. Это сопли великовозрастного дегенерата...

– Не любили вы Вильяма.

– А за что его было любить?..

Профессор Гарварт ненадолго задумался. Действительно, Вильяма Крупнышевского не за что было любить. Знакомство с Яной начал с изнасилования, затем вел себя с ней как типичный мамочки-папочкин сыночек. От бандитов даже не попытался защитить, хотя сам спровоцировал ситуацию... Позволил отцу влезть в постель к своей жене, развелся с ней после того, как она была осуждена. За такое презирают. Но ведь и не убивают... Хотя иногда убивают и за меньшее...

– Ведь он почему развелся? Жена бросила. Не захотела терпеть возле себя перезрелого недоросля. Да еще наркомана и бабника... Детей у них не было, обошлось без скандалов...

– Это правда, что Вильям не мог иметь детей?

– Правда... Спасибо его папочке, а то бы не было Арины...

– Вы живете с дочерью?

– Разумеется.

– Филипп Михайлович не вмешивается в вашу жизнь?

– Сейчас он может вмешиваться в жизнь своего сына. На небесах... Он умер, еще два года назад...

– Я этого не знал, – нахмурился Гарварт...

Римма Борисовна не говорила о смерти своего мужа. Равно и о том, какое наследство получил Вильям. Про наследство говорил лейтенант Чохов, но про то, которое оставил Арине сам Вильям Крупнышевский...

– И не знаете, как он умер, – усмехнулась Яна. – В постели с любовницей. Дамочка чересчур любвеобильной оказалась, а он не рассчитал своих возможностей. Сердце, говорят, на самом интересном месте остановилось...

– Все-таки были у него проблемы с сердцем.

– Были. Возраст все-таки. А он все молоко кобылиц искал. Как в «Коньке-Горбунке», в молоке хотел искупаться, чтобы молодым стать. Нырнул и сварился...

– У него был свой бизнес. Кому он отошел после его смерти?

– Римме Борисовне. Компанией топ-менеджеры управляют. Она меня иногда просит, чтобы я посмотрела, обманывают ее или нет...

– И вы откликаетесь на ее просьбу?

– Да. У нас, в общем-то, неплохие отношения... Она меня ненавидит...

– И это вы называете неплохими отношениями?

– Относительно. Она меня ненавидит, но внешне у нас все благопристойно. Она же хочет видеть Аринку. Аринка, в свою очередь, любит бабушку...

– А отца она любила?

– Кого вы имеете в виду – Вильяма или Филиппа Михайловича?

– Вильяма.

– Ну, она считала его лузером. То есть неудачником. Но по-своему любила. И очень плакала, когда узнала, что он умер...

– Погиб, – уточнил Ипполит.

– Она-то думает, что умер. Я не стала посвящать ее в подробности.

– Разумно с вашей стороны...

– А я в принципе женщина разумная. Хотя иногда бывают затмения.

– Например?

– Филипп Михайлович мне полмиллиона долларов завещал. Полмиллиона чистыми деньгами. Так я отказалась...

– И это вы называете затмением?

– Да. Если бы я взяла эти деньги, это бы значило, что я простила его.

– А вы не хотите его прощать?

– В том-то и дело, что я хотела его простить. И простила. Но показала, что не простила... Надо было взять эти деньги. Тем более что они бы мне очень пригодились. Но я отказалась, и они ушли.

– Куда?

– Могли достаться Аринке. Но Филипп Михайлович и без того завещал ей полтора миллиона.

– Хороший у нее дедушка.

– Если бы дедушка...

– И куда ушли деньги?

– На счет. Ко второй половине миллиона. Теперь моя первая дочь может унаследовать миллион...

– Может? Или унаследовала?

– Как она может его унаследовать, если никто не знает, где она, – тяжко вздохнула Яна.

По выражению ее лица Ипполит догадался, что наступил на самую больную ее мозоль. Но отступать не стал.

– То есть вы ее не искали?

– Искала. Еще как искала...

– И не нашли.

– В том-то и дело, что нашла...

– А говорите, что не знаете, где она.

– Не знаю... Если бы я сразу искать ее начала, как только узнала, что она жива. А я время затянула...

– Испугались давления со стороны полковника Копылова?

– Я и про него рассказывала?

– И про него. И про его жену. И про все...

– Ужас какой... Он уже генерал. Но я его сейчас не боюсь. А первое время да, боялась. Да и не до того было, чтобы Дашу искать...

– Дашу? Вашу первую дочь звали Даша?

– Да. Это имя ей в доме малютки дали, где она после спецклиники оказалась. И я теперь ее так называю... Так вот, после дома малютки был специнтернат. Там она до четырнадцати лет была. Я когда узнала, что она жива, ей всего тринадцать было. Еще могла бы ее застать... Никогда себе не прощу, что промедлила...

– Разве в интернатах детей держат до четырнадцати лет?

– Нет, но в четырнадцать некоторые из них сбегают на вольные хлеба. И Даша сбежала...

– Вы говорили, что интернат был с приставкой «спец»...

– Да, интернат для детей с умственными и физическими отклонениями...

– Как же тогда Даша могла сбежать?

– Очень просто, ногами... Если вы все знаете, то должны быть в курсе, что у нее сросшиеся пальцы на ногах...

– Да, имею представление.

– И на одной ноге два пальца сросшихся, и на другой. Но это совершенно не мешало ей ходить. В беге она всегда была первой... А по внешним данным – красавица. Я видела ее фотографию. Глаз не оторвать...

Яна закусила нижнюю губу и сжала кулаки. В глазах стояли слезы.

– Денег он ей оставил... Лучше бы он ее мне оставил... И Римма Борисовна такая же дрянь... Она кается. Но поздно уже... А Даша такая красавица... Да вы и сами можете посмотреть!

Яна вытащила из сумочки кошелек, вынула оттуда фотографию девочки лет двенадцати-тринадцати. Светлые вьющиеся волосы, огромные банты, прелестное личико. И большие синие глаза. Большие, красивые, но совсем не выразительные. Отсутствующий взгляд, отрешенное выражение лица, косо приоткрытый ротик...

Ипполит озадаченно почесал затылок.

– Это она задумалась, – уловив ход его мысли, пояснила Яна.

– И часто она так задумывается?

– Ну, есть отклонения в умственном развитии, не без этого. Но читать и писать она умеет... Вроде бы...

– Этого явно недостаточно для самостоятельной жизни.

– Почему для самостоятельной? Она не одна сбежала. С парнем из того же детдома. Ему тогда шестнадцать лет было...

– Такой же задумчивый?

– Ну, тоже были отклонения. Но в целом он вполне адекватный и самостоятельный. Мастер на все руки. И мебель в интернате чинил, и электрикой занимался... Он хотел в деревне жить, дом свой построить, хозяйство завести...

– Может, в деревню он и подался. Вместе с вашей Дашей.

– Да, мы думали. Все окрестные деревни объехали...

– Мы думали?

– Да, с Егором... Он мне помогал. Это же его дочь... Так он не очень хотел, но когда увидел ее фотографию...

– Когда вы начали ее искать?

– Три года назад. Тогда ей уже пятнадцать было. Как моей Аринке – сейчас.

– Сейчас восемнадцать должно быть.

– Почему должно быть. Даше сейчас восемнадцать. Не думайте, с ней ничего не могло случиться...