Татьяна Степанова - Готическая коллекция Страница 45

Как ее там потом прищучить по-тихому?

— Да я весь вечер в гостинице.., всю ночь как юла… не прилег, не присел. Да меня тут сто человек зараз видели!

— Девчонку в пять вечера головой в бочку окунули.

И ты мне своим алиби в нос не тычь. Нет его у тебя, понял? Ты в церкви тогда был? Был. Ее слова слышал?

— И ты был в церкви, и ты слышал, и она вон была, — Базис ткнул пальцем в стоявшую возле машины Катю, — и еще четверо. Что ты ко мне-то одному привязался?

— А ты не понимаешь?

— Я не понимаю.

— Не понимаешь? А то, что ты малолеткам прохода не даешь, то, что в трусы девкам лезешь? То, что здесь, в гараже, тебя Юлька сколько раз с несовершеннолетками заставала?

— Ты что? Ты что говоришь-то? Ты спятил? — Базис из красного стал багровым. — Она все врет! Она просто ревнует меня как бешеная!

— Без повода?

— Ну мерещится ей ерунда разная… Мало ли кто у меня тут толчется? Ей просто не по вкусу, вот она и скандалит.

— Ой, не надо, Илюха. — Катюшин сделал руками жест, словно отодвигал от себя падающую стену. — Ты меня знаешь. И я тебя знаю. И Юльку твою знаю. Что, скажешь, не было у тебя из-за этого с ней скандалов?

— Да она врет, сама не зная что! Ну было пару раз.

Но это же — тьфу, пустяк. Ну, подумаешь, обнял девку, поцеловал. Ну и что с того? Это ж шутка была, а Юлька… У нее кровь бешеная, темперамент, как у тигрицы. Я ей потом сто раз объяснял, клялся!

— Пунцова Света к тебе в гараж ходила?

— Клим, я тебя спрашиваю как человека: ты спятил?

— Это я тебя спрашиваю как человека: ходила или нет?

— Ну ходила. Ходила! С парнями, не одна.

— А Ритка Горелова и сейчас приходит?

— Да они все сюда табуном прут, на машину мою пялятся. Что мне, на замок от них, что ли, запираться?

Катюшин раскрыл было рот, чтобы возразить, но красноречие его покинуло. Базис воспользовался этим и перешел в контрнаступление, апеллируя уже к Кате:

— Нет, вы только гляньте, он меня подозревает! Ах ты.., вот как дам сейчас и на погоны твои не посмотрю. Вы уж простите, Катя, но он меня просто достал.

Сам полгода ни черта не делает, не ищет никого, а теперь здрасьте — нашел козла отпущения. Меня в убийцы записал. Ты-то сам разве с Нефедовой Дашкой любовь не крутил? Разве не спал с ней? Что, думаешь, не знаем ничего, не замечаем? Мы тут все сплошь извращенцы, к малолеткам липнем, а сам-то ты кто такой?

— У меня с Нефедовой не было никаких отношений!

— Ну не будем, Климчик, лукавить. Было. Весь поселок видел, как ты ее на мотоцикле катал. И в тот день, между прочим, тоже вас видели. Мне Баркасов говорил — видел он вас тогда утром вместе.

Катюшин бешено глянул на Катю, точно это она была виновата. И что ей оставалось делать? Она кивнула.

— И мне тоже Баркасов это говорил, Клим.

— У меня с Нефедовой интима не было, я клянусь тебе! — Катюшин тоже побагровел. — Не было, ясно вам? На мотоцикле — это было. Пару раз до Рыбачьего по ее же просьбе подбросил. И в тот день… Да не в тот день это было, а накануне! Баркасов нас тогда и видел, а потом все перепутал, старый черт!

— В тот ли день, накануне ли — неизвестно. Она неизвестно даже когда убита была. — Базис негодующе потряс кулаком. — Я к чему все это? К тому, что прежде чем невинным людям такие гадские обвинения в лицо бросать, да еще при свидетелях, на себя надо глянуть. Подумаешь — моя милиция… Так и я могу: раз — и готово. Ты думаешь, я такой жизнью доволен?

Думаешь, мне это нравится? Мне не надоело смотреть на всех и гадать — кто? Этот или вон тот? И так уже мы до ручки здесь дошли, и так никого калачом сюда не заманишь, никто не едет, все боятся… Ты что, думаешь, мне хочется, чтобы…

— Что? — хмуро буркнул Катюшин.

— Ничего. То самое! А иди ты, — Базис негодующе плюнул. — Лучше бы в глаз ты мне дал, Клим, честное слово, а так.., в душу ведь прямо наплевал. Он, видите ли, подозревает меня! Да тебя самого тут все подозревают, понял?

— Друзья, — Катя поняла, что пора вмешаться, — я что-то окончательно потеряла нить вашего жаркого спора. Собственно, что вы друг на друга кричите?

— Как что? Он меня в убийцы записал, посадить хочет. — Базис погрозил участковому кулаком. — Руки коротки. Сам такой, понял? Девчонка-то тогда в церкви нас всех, всех тогда…

— А только вчера Клим говорил мне, что Крикунцова вообще не могла что-то видеть по тем трем убийствам, — примирительно заметила Катя, — ее в это время здесь просто не было, она находилась в интернате, и это можно легко проверить.

Базис осекся, хлопнул себя по бедру.

— Точно! Точно ее не было. Так что ж тогда? — Он гневно сверкнул глазами на Катюшина.

— Если девочка действительно что-то видела, то это может быть связано только с последним случаем — убийством Преториус, — продолжала Катя.

— Ну? — Базис хмурился. — Ну правильно, конечно — Но одна из жертв, Светлана Пунцова, действительно часто бывала в вашем гараже, Илья, — тихо сказала Катя. — И все дело в том, что к юным хорошеньким девушкам вы действительно неравнодушны.

Я хоть и недолго здесь, но тоже успела это заметить.

— Ну, слабость моя. Ну и что дальше? Убить меня за это, расстрелять? В маньяки записать? Ну, нравятся мне нимфетки, да. Ну, «Лолиту» читал, проникся. Юлька вон моя даже книжку спалила в камине от злости — и смех и грех. Ну и что?

— Ничего, — ответила Катя. — Просто иногда полезно бывает самому выяснить до конца, о чем думают окружающие, но не говорят вслух.

— Да я знаю, что тут про меня болтают, знаю! От зависти все. Покоя им не дает, что я на ноги встал, что дом вон какой отгрохал, что дело у меня свое, что я ни от кого не завишу, что не спился, как некоторые!

— Да не ори ты, — поморщился Катюшин, — и так тошно.

— Тогда, если тошно тебе, давай выметайся из моего гаража. Это моя собственность, и ты быть тут права не имеешь. Ишь ты, подозревает он меня, позорит при людях! Как надо что — мотоцикл свой поганый починить или машину, — так ко мне, а как… Эх ты, — Базис с презрением смотрел на Катюшина, — а еще другом я тебя своим считал!

— Да если бы я тебе другом не был, я б с тобой не тут говорил, а там, понял? — Катюшин кивнул на закрытые двери гаража. — И не один бы, а со следователями.

— Ну да, а сейчас ты просто так, взял ведро помоев и на меня хлобысть… Перед женщиной меня унизил, перед гостьей моей!

Катя повернулась и пошла из гаража. Больше присутствовать при этом она не хотела. Это было как раз то самое, чего в глубине души так боялся участковый Катюшин. Глядя на перекошенное от гнева и обиды лицо Базиса, Катя с тоской поняла, что это только начало.

«Полный мрак, Серега», — объявил Кравченко Мещерскому как раз в ту минуту, когда Катя открывала дверь в свой номер. Кравченко сидел на неубранной постели, Мещерский устроился напротив на стуле возле открытого окна. Со стороны причала все еще доносился вой милицейских сирен.

— Сразу будем вещи укладывать, — спросил Кравченко, завидев на пороге Катю, — или подождем?

— Мы остаемся здесь, — сказала Катя.

Мещерский тяжело вздохнул.

— О чем ты хотела с нами посоветоваться? — спросил он.

— Господи, сначала, конечно, об этом новом убийстве. А теперь даже не знаю, с чего начинать. Представляешь, Чайкин сказал мне, что, оказывается, у Марты и Дергачева, которого вы с колокольни сняли, был ребенок! И куда-то делся. — Катя коротко поведала новости.

— Ну и что? — спросил Кравченко. — К бочке-то с утопленницей какое это имеет отношение?

— Сереженька, — Катя села напротив Мещерского, — ну вот ты что думаешь? Я все сделала, как мы с тобой хотели. Поговорила с Баркасовым — массу сплетен почерпнула. Потом с Чайкиным, вот только что с Ильей нашим — они там в гараже до сих пор с Катюшиным отношения выясняют. Может, еще и подерутся. Если дальше так пойдет и если в поселке еще кто-то умрет, они тут просто есть друг друга начнут живьем от страха и ненависти. Сереженька, ну скажи же что-нибудь. Ведь у тебя бывают эти самые…

— Проблески сознания, — фыркнул Кравченко.

— Озарения, Сереженька. Ведь ты размышляешь о том, что тут творится, о том, что сегодня случилось. — В голосе Кати теплилась надежда. — Ну скажи… Что первое пришло тебе на ум, когда ты сегодня узнал об убийстве?

— Катя, милая, я не дельфийский оракул. — Мещерский грустно улыбнулся. — Честно признаться, я спал как сурок. В девять только от шума за окном проснулся, от сирен. Спустился вниз, а тут Вадька вон меня огорошил… Что первое мне в голову пришло? То, что тот, кто убил эту больную девочку, сильно рисковал. Ему ведь крупно повезло, что Крикунцова была одна и что рядом не было соседей. Но они ведь могли и дома быть. А времени для убийства он на этот раз не выбирал, нет. Он даже не уверен был: правда ли то, что говорила девочка, или это ее больной вымысел. Он, как мне кажется, гадал точно так же, как и мы, — что же она видела, если действительно видела? Но он не стал ни ждать, ни выяснять. Он решил сразу и как можно скорее заставить ее замолчать. И отсюда, мне кажется, напрашивается вывод…