Игорь Атаманенко - Гроссмейстеры афёр Страница 5

Надуть человека, обвести вокруг пальца — было для Герцога высшим наслаждением. Надувательство привлекало его не только тем, что приносило ощутимые доходы, оно давало ни с чем не сравнимое чувство превосходства над жертвой.

Любитель охоты поймет, что я имею в виду…

Последний раунд проходил в здании-новостройке и заканчивался нокаутом клиента — великолепие планировки способно было оживить даже пребывающее в коматозном состоянии воображение.

Ошарашенный претендент на «уголок» в логове номенклатурных зубров расписывался в смотровом ордере. И только после этого Герцог соглашался передать взятку для «волков» из Ленсовета.

Причём артистичная натура Юлия требовала обставить это весьма картинно.

— Деньги завезёте ко мне в Ленсовет, — говорил он размякшей от впечатления жертве.

И действительно, в назначенное время он весомо выплывал из парадного подъезда Дома Советов. Забирал увесистый пакет с деньгами, иногда это был целый сверток, диктовал номер телефона отдела по учёту и распределению жилья в Ленгорисполкоме, просил держать на контроле сдачу дома в эксплуатацию и стремительно исчезал. Навсегда.

Блиц-афера по распродаже элитарных квартир была проведена Герцогом с размахом. Юному комбинатору потребовалось около месяца, чтобы облагодетельствовать более тридцати ленинградских крезов.

С помощью своих любовниц Эли Школьник и Риты Прагер Юлий стал богаче почти на пятьсот тысяч рублей (цены середины 1960-х годов), впервые осознав, что работать на себя — тем более прибыльно, если на тебя одновременно работает кто-нибудь ещё.

Он торжествовал, он чувствовал себя фаворитом рока. Лозунг легендарного афериста XX века Джозефа Уэйлса: «Я никогда не буду облапошивать честных людей. Только негодяев. Они хотят, как правило, получить нечто в обмен на ничто, а я даю им ничто в обмен на нечто»,  — отныне станет девизом Герцога. Девизом-покаянием.

Мошенническая операция с лотерейными таблицами была невинным детским утренником по сравнению с аферой по продаже квартир — деньги водопадом обрушились на Юлия. Но, как это ни покажется странным, их количество не заставило его сердце биться учащённо, от сумм не пересыхало во рту.

Не боялся Герцог и потерять их. Боялся лишь однообразия и скуки. Он уже не мог остановиться, душа требовала всё новых и новых авантюр. Утолять безудержную страсть к острым ощущениям, и он это понял — вот смысл его жизни.

Несмотря на то, что цель, ради которой он шёл на риск, — деньги — была для него второстепенной, к сорока годам Герцог нажил состояние, которое, по сегодняшним меркам, исчислялось бы сотнями миллионов рублей.

Юлий Герцог нашёл способ ненасильственно освобождать от наличности кошельки вожделенцев элитарной халявы.

Конечно, всё зависит от точки зрения. От того пресловутого угла преломления, под которым человек смотрит на мир с высоты своего узкопрофессионального интереса.

Для врача, например, весь мир делится на больных и умерших. Юлий Герцог, профессиональный аферист, делил всё человечество на деловых и лохов. и был непоколебим во мнении, что горстка таких, как он, деловых. живёт за счёт множества лохов в полном соответствии с законом природы: « Бараны для того и существуют, чтобы их стригли».

Юлий Герцог, молодой и ценично мыслящий человек, выманивал деньги у людей, которые официально такими суммами располагать не могли, поэтому он исключал всякую возможность их обращения в милицию или прокуратуру. Ему, далёкому от мысли о всякого рода насилии, кроме интеллектуального, и в голову не могло прийти, что кто-то может силой возвращать неправедно нажитые деньги…

Глава четвертая. Время жить и время умирать

Герцог проснулся с ощущением горячего прилива жизни. Чёрт возьми, какая лёгкость во всём теле!

Он выпрыгнул из простыней на ковер, и ноги сами притопнули в такт внутреннему маршу. Это же — счастье, полная жизнь. Вот уже неделю он был миллионером. Да-да, миллионером! Чёрт с ним, что на продаже воздуха — квартир в элитарном доме — удалось выручить только около пятисот тысяч рублей. Хрущёвская деноминация имела всего лишь двухлетний стаж и поэтому народ, привыкший к дореформенным деньгам, все ценники мысленно умножал на десять. Впечатляло. Так что, пятьсот тысяч — это пять миллионов по старому. Неужели не миллионер?!

Он отворил дверь в ванную комнату — по изразцам полоснул лучь утреннего солнца. Повернул никелированные краны, горячая вода зашумела в белую ванну, поднимая облака пара.

Юлий закрыл воду и, вздрагивая от звериного наслаждения, лёг в ванну. Он длил наслаждение, поворачиваясь с боку на бок.

Нет, будущее — лучезарно! За будущее он спокоен. И мысли его перенеслись к той женщине, которая вот уже два года формально являлась его любовницей, а фактически всё это время неосознанно помогала Герцогу лепить из фантазий новую реальность, чарующе хрустящую крупными купюрами…

В свои двадцать лет Юлий был достаточно зрел и отдавал себе отчёт, какие перспективы сулит наличие связей в советских властных и околовластных структурах.

Поэтому когда два года назад его отчим, режиссёр Мариинского театра, дряхлеющий Лев Герцог, принёс пригласительный билет на новогодний бал, устраиваемый администрацией Ленсовета для своих сотрудников, Юлий в кусочке картона усмотрел знак судьбы. Разумеется, собственно бал его не интересовал. Привлекала возможность установить перспективные знакомства.

Особую роль в процессе вхождения в среду слуг народа Герцог отводил женщинам. На собственном опыте он убедился, что кратчайший путь к достижению цели пролегает через сердце женщины, которую ты сумел влюбить в себя. И дорога тем короче, чем большими возможностями располагает твоя избранница.

Хотя юный авантюрист уже уверовал в собственную магическую силу воздействия на окружающих, иллюзий насчёт моментального обольщения номенклатурной принцессы он не питал. Можно начать и с малого, — с фрейлины, которая в будущем станет перекидным мостиком к вожделенной вершине.

Фрейлину Юлий нашел в лице заместителя начальника канцелярии Ленсовета Эльвиры Школьник.

Деспот по натуре, Герцог с первой минуты атаковал форпосты объекта своих вожделений по всему фронту. Арсенал его штурмовых средств был неисчерпаем: и глубокое знание классической литературы, и остроумный, всегда к месту рассказанный анекдот, и лесть, и великосветские жесты, заканчивающиеся щедрыми подарками, и показная уступчивость в мелочах, и цветы, цветы, цветы.

Для Эльвиры не было сделано исключения.

Первое свидание они провели в ресторане «Садко».

При входе Эльвира обратила внимание на живописную троицу: огромного роста чучела медведей — медведь-отец, медведица-мать и их сынишка, метровой высоты медвежонок.

В свои тридцать пять лет Школьник, хотя и была неоднократно замужем, но детей не имела. Возможно, этим можно объяснить ее искреннее умиление при виде медвежонка.

Явился случай проявить Герцогу свою изобретательность и широту натуры.

Когда они уселись в вызванное швейцаром такси, Эльвира обнаружила на заднем сидении рядом с собой огромный бумажный сверток.

— Что это?

— Дома узнаешь, — произнёс Юлий таким тоном, будто вопрос о ночном визите к спутнице уже был решён.

Женщина проживала в отдельной квартире у Обводного канала. Перешагнув порог, Герцог сдёрнул бумагу, и Эльвира, забыв о своих возражениях принять «незнакомого мужчину ночью в своём доме», запрыгала, как ребёнок, хлопая в ладоши: перед ней стоял тот самый медвежонок!

Через мгновение она с укором сказала:

— Но ты ведь разлучил семью!

Герцог парировал тотчас:

— Вы, женщины, — непредсказуемы. У моей знакомой тети Юзи сын тонул в реке. Работяга, возвращавшийся после ночной смены, его спас, откачал, принёс домой. Тетя Юзя записала адрес, обещала отблагодарить, а через десять минут прибежала к работяге домой с упреком: «Сына вы спасли, — это хорошо! А где его купальная шапочка?!»

…Вспомнив этот эпизод, Герцог улыбнулся своему отражению в зеркале и положил бритву на стеклянную доску на туалете. Тыльной стороной ладони провел по щекам, проверяя качество бритья: не появится ли щетина к вечеру, к сегодняшнему свиданию с Эльвирой.

То, что оно будет первым куплетом в прощальной арии, Юлий уже знал твёрдо. Но уйти просто так, не оставив о себе щемящих воспоминаний, было не в его правилах.

«Впрочем, — с грустью подумал Герцог, — на первое время моё отсутствие скрасит медвежонок, которого ты, Эленька, установила рядом со своей кроватью…»

В шесть часов вечера Герцог привычно подкатил к зданию Ленсовета.