Николай Старинщиков - Леший Страница 5

Сержант продолжал страдать на своем стуле. Шею после вчерашних объятий нещадно ломило. Настроение – хуже не придумать. И когда только кончится для него это испытание? Вот влип!

– Что еще можешь сказать нам, сержант? – спросил его полковник.

– Больше ничего, – задумчиво произнес тот. И вдруг вспомнил: – Куртку забрал с собой. Из камеры. Говорит, клопы заели, вытряхнуть надо. Как дал по ребрам, так чуть душу не вытряхнул, зараза. Подготовленный бандит оказался. Это уж точно. С одного раза уложил. А ведь я в детстве-то сам был драчун превосходный.

К вечеру более или менее развитой версии происшедшего разработано не было, поскольку не было важного компонента: подозреваемого, пусть даже совсем никудышного, но с которым можно было бы работать. И руководство решило приступить к широкомасштабной операции.

ОМОН погрузился в автобусы и тронулся в путь. По пути командиры подразделения выставляли посты, на ходу кратко инструктируя бойцов. Те нехотя кивали, примеряясь к новым обстоятельствам. Каждому посту придавались портреты беглеца, изготовленные милицейским фотороботом. По такому портрету можно было хватать чуть не каждого бородатого.

К ночи были оцеплены ближайшие дороги в окрестностях поселка. Была также окружена и деревня Нагорный Иштан, расположенная в четырнадцати километрах от него. Поселок Моряковка затаился, притих. Среди жителей пронесся слух: каждого мало-мальски пьяного мужика ОМОН тащит в милицию и там разделывает под орех. Конечно, это были всего лишь слухи. Никого там не разделывали, а лишь проверяли и отпускали за ненадобностью, составив протокол за появление в нетрезвом состоянии в общественном месте. Кое-кому из демократически настроенных жителей, правда, досталось испробовать резиновой дубинки. Издержки в таком деле неизбежны.

Редкие дачники в Нагорном Иштане, оказавшиеся в будний день на своих участках, радовались выпавшей на их долю бесплатной охране. Дороги на подступах к их садоводческому товариществу были оцеплены. Ни проехать, ни пройти постороннему. Самих садоводов не велено было пропускать без садоводческих книжек, но те все-таки умудрялись каким-то образом проходить без них. Садоводы-мичуринцы радовались: пусть им наломают бока, этим ворам, которые таскают с их огородов редиску. Впредь неповадно будет. Как лето наступает, проходу нет от этих бродяг. Под горой, говорят, двое поселились такие в палатках, и один другого прикончил в потемках. Теперь, говорят, смылся из милиции – вот его и ловят. Все равно поймают. А куда ему деться из этих краев? Они вон собаку как пустят, так никуда не денется!

Лагерь ОМОНа расположился позади деревни, за прудом. Люди в пятнистой одежде, засучив рукава, устанавливали палатки. Повар затопил небольшую походную кухню. По низине полз дымок. На ужин пошла тушенка с картофельным пюре. Пустые банки летели к стволу гигантского кедра. Часто дышала, высунув язык и исходя слюной, служебная овчарка Нельма. Она не решалась прикоснуться к вкусно пахнущим жестянкам, по опыту зная, что можно порезать язык. Смены из дозора прибывали на ужин, употребляли пищу и ложились отдыхать. Служба шла накатанной колеей.

Дачники поглядывали издалека и поражались. Не зря люди хлеб едят. Сразу видно, что специальное подразделение прибыло. Они здесь весь лес прочешут, а беглеца найдет. Куда ему деться, холодному и раздетому. Это ведь не дом родной – считай, что тайга. Хорошо, волков еще с войны вывели, а то совсем плохо было бы ему. Но вдруг в милицейском лагере раздался сигнал тревоги – взревела сирена на одной из машин, и началась беготня. Подразделение построилось. Перед строем появился Тюменцев. За ним следовала женщина лет шестидесяти в трикотажных брюках по колено.

– Захожу в дом, а он стоит там и трубку телефонную держит в руках, – говорила она, торопясь. – И, главное, не беспокойтесь, мне говорит, гражданочка. Негодяй! Он же ко мне залез, и он же меня успокаивает!

– Не тревожьтесь, Варвара Филипповна, – заискивающе обещал Тюменцев, – все сделаем, что только скажете. Ваше слово для нас закон. Мы же вас знаем. Как же, как же… Губернатор специально курирует нашу службу. Если бы не его внимание, нам бы туго пришлось.

– Я как дала ему, он и полетел. – Женщина описала полукруг пальцами, сложенными в подобие кулака. – Сразу выбежал и попятился, попятился и ушел. Почти что бегмя бежал от меня.

– Что у вас похищено, Варвара Филипповна?

– Что похищено? – Она задумалась. – А ничего. Не взял он ничего. Я еще толком не смотрела. Но ничего, кажись, не взял. В холодильнике водка стояла – не тронул. Продукты все в целости. Но только это уж много времени прошло. Утром он был у меня…

– По коням, мужики, приказал Тюменцев. – На месте разберемся.

И два автобуса, набитые спецназовцами, прихватив моложавую тещу губернатора, тронулись к ее даче…

Глава 3

В конце забора оказался узкий проулок. По нему, с оглядкой, удалось выйти на улицу. Именно здесь, на косогоре, помещалась чья-то огромная обустроенная дача в два этажа. Просторный дом был сложен из красного кирпича, обделан по карнизу всевозможной деревянной резьбой, покрыт сверху блестящими, словно зеркало, листами, а по низу обнесен высокой оградой в виде вертикально стоящих бронзовых пик. На окнах виднелись витые решетки, покрашенные черной краской. Чем не тюрьма!

Под карнизом слабо светилась овальная белая лампа в абажуре. Калитка в «бронзовом» заборе была не заперта. «Коли здесь днем горит свет, значит, в доме никого нет», – промелькнула наивная мысль, и я вошел внутрь. К двери в доме вела дорожка, уложенная извилистым кирпичом.

Я двинулся к дому. Входная дверь на врезном замке. Открывается наружу. Если ее выбивать, то вместе с косяками. Но мне очень надо в нее войти, потому что именно в этот дом, провисая на столбах, идет витой телефонный провод. Не обойти ли вокруг дома? Однако не успел я завернуть за угол, как на меня бросилась, встав на задние ноги, собака. Мраморный дог. Черепок здоровенный, круглый. Глаза кровью налились. Успев обдать слюной и сипло рыкнуть, он лег, извиваясь, на дорожку из рисунчатого булыжника. Сухая еловая палка острым концом насквозь пронзила его. Дог с сожалением взглянул в мою сторону и закатил глаза, дернув ногами.

«Сволота… – Меня трясло от случившегося. – Ты разорвал бы любого, ребенка или старика…»

У собаки были повадки охотника. Возможно, его натаскали на людях, и эта тварь уже пробовала человечину…»

К собаке не было жалости. Я едва переводил дух. Слишком неожиданным оказалось нападение. Однако собака оказалась чересчур самоуверенной и не подняла шум. Кругом по-прежнему никого. За углом, в зарослях вишни, виднелось строение с резными наличниками на окнах. По-видимому, это баня. Любят у нас резьбу. Здесь же оказалась еще одна дверь, ведущая в дом, собранная из плотно пригнанных дубовых досок с длинными коваными накладками поперек, стилизованными под старину. Эта дверь тоже открывалась наружу.

Выбивать косяки или открывать замок не пришлось: я потянул за ручку, и дверь легко, без скрипов, подалась. Широкий стальной засов оказался не задвинутым. Он был никому не нужен. Его игнорировали за ненадобностью. Возможно, его даже презирали.

От двери шел коридор, в конце которого виднелась в полумраке приоткрытая застекленная дверь. Я вошел в нее: просторная комната с тремя окнами на пустынную улицу, круглый стол, кожаный диван казенного типа. В мебельной стенке телевизор. Громоздкий телефонный аппарат, наподобие корабельных переговорных устройств, вызывающе висел на стене.

«Тебя-то мне и надо, – подумал я, потому что остальное было делом техники. – Даже если в доме будут люди, я все равно сегодня позвоню».

В трех помещениях на первом этаже оказалось пусто, зато на втором была обнаружена дама, в шортах, лет шестидесяти. Она спала поверх покрывала лицом кверху, выставив в мою сторону грязные подошвы ног. На окнах висели витые решетки. Дверь открывалась наружу, поэтому не составляло труда просто подпереть ее стулом, подоткнув спинкой под массивную ручку. Несмотря на очевидный шорох, женщина не проснулась.

Опустившись вниз, я снял трубку с рычага: сигнал мощный, устойчивый. Теперь лишь набрать условный код, и в нашей конторе практически сразу прозвенит звонок.

– Слушаю вас, – ответили мне, не назвав ни звания, ни должности.

Я поздоровался и спросил, как поживает мама и может ли она выслать денег. Мне ответили, что «мама вышлет денег». Сокращенно фраза читалась как МВД – Мама Вышли Денег. Точно так же, как ВДВ – Войска Дяди Васи.

– Вас беспокоит Толик, – продолжил я.

– Я узнал тебя, Толя. Ее нет пока дома.

– Ах, как жаль. Она так мне нужна. Передайте ей, если она не прочитала рукопись моей книги, то пусть поторопится. Буду просить об отмене отпуска, потому что сейчас выгоднее вновь попасть в командировку. Так будет лучше для всех. Похлопочите о моем новом назначении по месту моего пребывания. Буду ждать ее в гости, как она обещала, в следующий четверг на железнодорожном вокзале. Со мной будет Ревиста.