Геннадий Бачериков - Забытый вальс Страница 5

В комнате на рабочем месте Нины сидел незнакомый лейтенант и читал руководство по инсталляции системы, которое Нина увозила с собой. Ни ее самой, ни принадлежавших ей вещей видно не было. В комнату заглянул майор Харченко, – Денин и Ельцов, к начальнику.

Незнакомый лейтенант поспешно встал и вышел, Николай двинулся за ним. Когда они вошли в кабинет начальника отдела, тот разговаривал по телефону. Нетерпеливым жестом он оборвал начавшего было по всей форме рапортовать о своем прибытии Ельцова и махнул рукой в сторону стульев. Закончив разговор, он сказал.

– Знакомься, Денин, это наш новый специалист, лейтенант Ельцов. Тебе дается две недели, чтобы ввести его в курс дела, после чего ты убываешь по новому месту службы.

Ошарашенный Николай молчал, ничего не понимая, потом спросил, – А как же Нина…Романова.

– Вольнонаемная Романова уволилась по собственному желанию. Ельцов, свободен, а ты, лейтенант Денин, останься.

Когда Ельцов вышел, полковник, барабаня пальцами по столу, хмуро сказал, – Тебя Харченко предупреждал?

– О чем? – недоуменно спросил Николай, – А, да, конечно…

– Скажи спасибо, что ты после успешной работы на слуху у начальства, поэтому едешь не в какую-нибудь дыру вроде станции телеметрии на Чукотке, а в центр управления полетами в Подмосковье. И впредь рекомендую хорошо обдумывать свои поступки, особенно, когда от них зависит судьба другого человека.

Две недели Николай прожил как в тумане. Он несколько раз пытался позвонить днем Нине домой, но там никто не брал трубку. Всезнающий Харченко сказал, что она с мужем и детьми уехала в санаторий в Сочи. Затем Николай отбыл на новое место службы и больше Нину никогда не видел. Сейчас все это тоже прошло и отболело, но иногда наплывало как наваждение, и он стряхивал это состояние до одури нагружая себя какими-нибудь физическими действиями.

Добравшись до Вовкиной дачи, он не пошел в дом, чтобы не смущать стуками дверей и прочими шумами своего друга и его пассию, а устроился на широкой лавке в предбаннике старой баньки, подложив под голову накрытые полотенцем веники.

Сегодня же утром пришлось встать довольно рано, так как машина была в ремонте, приехал он к Володьке на электричке, и обратно предстояло добираться так же. Вагон был забит, около двух часов пришлось простоять в прокуренном тамбуре, и уже где-то на полдороге он почувствовал, как крутит у него в животе. На Савеловском вокзале первым делом бросился в туалет, слава богу, полегчало. Видимо то ли пиво оказалось несвежим, то ли достался ему плохо прожаренный шашлык. Ну, сейчас причина не имела значения, надо было ехать на работу. Николай сел на троллейбус, но стоило ему проехать пару остановок, как живот скрутило так, что он, расталкивая пассажиров портфелем, продрался через уже закрывающуюся дверь и выскочил на улицу. На Новослободской, как назло, поблизости туалетов не оказалось. Пришлось углубиться в старые кварталы, где, как он знал, часть домов, постройки еще чуть ли не девятнадцатого века, уже была выселена и частично снесена.

Под ногами хрустели битый кирпич и стекло. Посреди двора, образованного старыми трехэтажками, стоял огромный мазовский автокран со зловещего вида черным с побитыми боками шаром, свисавшим со стрелы на длинном тросе. Дизельный движок крана нещадно чадил сизыми вонючими выхлопами солярки, хотя обе кабины, водителя и крановщика оказались пустыми. Николай огляделся и быстро направился в единственный подъезд старой заброшенной трехэтажки, в которой вместо окон зияли пустые темные проемы. Дверей в квартирах на первом этаже тоже не было. Николай заскочил в ближайшую, по привычке цивилизованного человека кинулся было в туалет, но в нос шибануло так, что он поспешно метнулся в одну из комнат и пристроился над просветом между двумя половицами. Спазмы, буквально выворачивающие наизнанку, шли один за другим. Так он просидел, наверное, минут десять, пока рези в животе не прошли. Хорошо еще, что в портфеле оказался старый номер спортивной газеты.

Когда Николай поднялся на дрожащих от слабости ногах и уже застегивал джинсы, он услышал, как несколько человек прохрустели по битому кирпичу во дворе и зашли в тот же подъезд.

Строители, наверное, – мелькнуло в голове у Николая. Он великолепно понимал, что ничего криминального не совершил, не он первый побывал здесь со столь неприглядной целью, да и сами строители вряд ли куда-то далеко бегали по нужде. Но все равно, чувство какой-то вины перед незнакомыми людьми слегка свербило где-то внутри, как у первоклассника, который первый раз пришел в школьный туалет, где двери с кабинок давно уже сняты, и вот ему при целой толпе сверстников надо присесть по-большому, как на сцене, на бетонном возвышении, в которое вделан унитаз. Мало кто при этом способен почувствовать себя артистом и с блеском исполнить старую как мир роль.

Николай помедлил, ожидая, что строители пройдут либо выше, либо в другую квартиру, но шаги приблизились, и в дверном проеме возник здоровенный небритый жлоб в мятом пиджаке на голое тело, в драных трениках и не менее драных кроссовках, причем из обеих торчали большие пальцы ног, похоже через специально вырезанные дыры. Из-за спины жлоба выглядывали еще двое. Один маленький, кругленький, одетый в желтый строительный комбинезон, второй – длинный, ростом со жлоба, но в отличие от него тощий как сосиска. Худобу его не скрывал даже просторный потрепанный зеленый, похоже, хирургический костюм, болтавшийся на нем как на водопроводной трубе.

О, блин! – сказал маленький, – Смотри, мужики, никак у нас гости, да еще с портфелем. Небось, интеллигент! Щас он нам мораль прочитает.

Какие нахрен гости, – неожиданным басом отозвался тощий. – Ты понюхай, он в хате насрал! Ну-ка, Гриня – подтолкнул он жлоба в спину, – объясни интеллигенту что к чему.

Ща! – прохрипел жлоб. – Ща трохи поучим!

Он, тяжело ступая, направился к Николаю.

– Стой, мужики! – крикнул Николай, понимая, что ситуация оборачивается в опасную для него сторону. – Даю пятьдесят долларов в качестве моральной компенсации, и расходимся.

Он вытащил из внутреннего кармана джинсовки зеленую бумажку, которую утром как раз собирался поменять в обменнике возле своего офиса, помахал ею перед носом замершего как собака на стойке жлоба, и осторожно отошел на пару шагов назад.

– Ни хрена себе! – возмутился тощий, – Ты, можно сказать, душу нам своим дерьмом испакостил, а хочешь бумажкой отделаться. Гриня, начисти ему чавку, да посмотри, что у него там еще в карманах есть!

Жлоб опять двинул вперед, а за ним, как пехота за танком, не опережая, но и не отставая, пристроились два соратника. Николай, помня, что лучшая защита – нападение, подскочил к Грине. Тот, от души размахнувшись, запустил кулак в голову Николая. Попади он, тут бы и кончился жизненный путь программиста Коли Денина. Но сработали закрепленные пятью годами занятий самбо рефлексы. Николай присел, и, когда ядреный Гринин кулак, могуче рассекая воздух, как ракета пронесся над его головой, он правой рукой быстро ухватил Гриню за лацкан пиджака, сильно дернул его на себя, выводя из равновесия, одновременно еще глубже подсел, левой рукой ухватил переднюю ногу противника и, с трудом поднимаясь, провел классическую «мельницу». Гриня глухо ухнул, приземляясь спиной на кучу кирпича, что-то у него внутри громко екнуло и булькнуло, как если бы там был бурдюк с водой, и Гриня затих, словно бык на арене корриды, когда у него уже торчит из загривка шпага тореадора.

Николай, подхватив портфель, бросился к выходу. Оставшиеся без тяжелого прикрытия пехотинцы порскнули в стороны, как зайцы от волка. Но недооценил их Николай. Тощий, уходя с его пути, подхватил с пола половинку кирпича и с поворота, развернувшись пружиной, как метатель диска, запустил ему вслед. Кирпич глухо хрястнул в затылок, и Николай, замерев в бегу, осел на подогнувшихся ногах и упал на спину.

Маленький с опаской уже подвигался к нему, когда его окликнул тощий, который сидел на корточках над жлобом.

– Бля буду, Банан, Гриня копыта отбросил!

Маленький кинулся к нему, склонился над Гриней. Вдвоем они тормошили его, хлопали по щекам, но недвижим был Гриня, как куча кирпича, на которой он лежал.

Осиротевшая парочка подошла к Николаю. Они порылись в карманах и кроме полтинника нашли еще триста долларов, поскольку в пятницу в офисе Николая была еженедельная получка. Банан открыл портфель, вытряхнул его, но там кроме пластиковой папки-уголка с бумагами и пары толстенных книг на иностранном языке ничего не оказалось. Банан на всякий случай тряхнул каждую из книг, держа обеими руками за переплет, отбросил их в сторону, потом вытряхнул бумаги из папки, белые листы усеяли пол. Затем он наклонился над Николаем, потрогал его.

– Слышь, Хирург, а этот ведь, похоже, тоже готов.

– Вот это ни хрена себе! А че делать-то? Участковый же нас срисовал, когда мы сюда шли.