Михаил Климман - Вечерний день Страница 5

Почему-то в мозгу Платонова мгновенно всплыла отмеченная в романе фраза о ключе и шкатулке, скрывающей секреты. Он вдруг понял, что это, быть может, вовсе не образ, не метафора, а вполне могло быть сказано об этом вот, конкретном ларце. И тогда все или почти все отмеченные строки приобретали новый и гораздо более интересный смысл.

Владимир Павлович, забыв о Болтуне, достал из кармана свой листок и лихорадочно побежал глазами по строчкам.

страница 10 - «Так что, когда помрешь, я буду единственным на свете человеком, который знает правду».

Получается, что шкатулка, похоже, досталась кому-то в наследство. страница 20 - «Они занимаются этим вот уже несколько веков». Значит, она передается давно из поколения в поколение.

страница 28 - «Игра ваша, правила тоже».

Законы обращения с ней, как ее хранить и открывать переходят из поколения в поколение.

страница 31 - «Вообще не знаком, мы с ним ни разу не встречались». Здесь не понятно, Платонов отметил ручкой на полях эту выписку. страница 32 - «Ведь интересы у нас были примерно одинаковые». И здесь тоже нечто невразумительное.

страница 60 - «"Непонимание рождает недоверие"», - подумал Лэнгдон».

Те, кто хранил шкатулку или последний ее хозяин, очевидно, подвергались не очень приятному давлению или насмешкам.

страница 71 - «"Андорра"», - подумал он. И почувствовал, как напряглись все мышцы».

Непонятно, но, видимо, все это как-то связано с Андоррой. страница 88 - «Цифровой код не имеет никакого смысла». Конечно, нужны ключи, а не код.

Дальше почему-то пошло быстрее: «Это не то, это тоже. Ага!»

страница 112 - «А что именно говорит вам пентакл?»

Похоже, эта фраза - наша. Надо будет поискать на шкатулке пятиконечную звезду. Что там дальше?

страница 120 - «И он оставил нам достаточно ключей и намеков, чтобы понять это».

Это тоже про нас, хоть и непонятно, кто он. Так, дальше пустое, и здесь ерунда, а вот это может быть важно:

страница 132 - «И вот теперь дед мертв и пытается говорить с ней уже из могилы».

Мона Лиза в следующей фразе нас, скорее всего, не интересует, но надо подумать, почему такая запись помечена? Дальше:

страница 164 - «Драгоценная тайна потеряна навсегда». Интересно, он действительно так думал или просто меланхолия одолела?

страница 175 - «И еще дед сказал мне, что ключ открывает шкатулку, где он хранит много разных секретов». Ну, это понятно.

страница 195 - «Секретные документы остаются предметом постоянных спекуляций и поисков по сей день». Значит ли это, что в шкатулке - документы? Дальше шло все неважное, кроме, пожалуй, этого:

страница 242 - «Информацией, содержавшейся в криптексе, мог воспользоваться лишь человек, знавший пароль доступа».

Непонятно, правда, знал ли сам человек этот пароль или это грустное размышление об утраченных возможностях.

Платонов перевернул листок и заглянул на другую сторону. Точно было что-то еще, но что? И почему не записано? Что-то про то, что, узнав секрет, ты получаешь власть над миром.

Нет, не так. А как?

Узнав секрет, ты можешь изменить ход истории. - неожиданно вслух сказал он сам

себе.

Что? - мгновенно прореагировал Болтун. - Что ты сказал?

Да так, ерунду всякую, - махнул рукой Платонов.

Придется оставить коробочку у меня на пару дней, я с ней поколдую.

Знаешь, - вдруг занервничал Владимир Павлович, - мне только что пришла в голову одна идея, поэтому я пока ларец заберу, а потом принесу тебе, чтобы ты мог разобраться.

Ложь получилась несколько неуклюжей, но отдавать сейчас ларец, в котором, похоже, хранились какие-то важные документы, не хотелось. Тем более Болтуну, который если ее откроет, не сопрет конечно же, но растрезвонит по всему миру.

Тот удивленно поднял голову, посмотрел на старого приятеля и пробормотал:

Хозяин - барин, - пожал плечами и положил шкатулку на стол.

Платонов шел домой, переступая длинными, как говорила Наташа, «журавлиными ногами», нес странно вдруг потяжелевшую шкатулку и тихонечко мурлыкал какую-то мело­дию. Какую, он и сам не знал, и вообще, страшно бы удивился, если бы кто-то ему сказал, что он поет.

Впереди открывалось огромное поле для размышлений и гипотез, и не какие-то там логические задачки или кроссворды, а настоящее живое дело, которое могло дать и финан­совый результат, и просто интересную информацию.

Конечно, возможность того, что его умозаключения о содержании шкатулки и вообще связи ларца и пометок на полях окажутся ошибкой, он учитывал, но не хотелось, чтобы это так и оказалось.

Сейчас надо было просмотреть до конца книгу, пытаясь выудить информацию из поме­ток, а потом приниматься за старуху Лерину. Она, сама того не зная, могла владеть ценной и интересной информацией. К тому же оставался открыт вопрос с Андоррой. Насколько он помнил, эта была такая маленькая страна, что там все друг друга должны знать и по утрам здороваться.

Он вставлял ключ в дверь, когда за спиной его раздался скрип двери и чистый на этот раз женский голос сказал:

Владимир Павлович, вы сейчас не заняты?

Платонов напрягся - откуда она знает его имя и отчество, в прошлый раз он ей их не называл - и медленно повернулся:

Занят.

Жаль, - Анастасия улыбалась, стоя на пороге своей квартиры, - а я хотела вас чаем напоить.

В другой раз. А откуда вы знаете, как меня зовут?

Так не на Луне живем все-таки, - рассмеялась она. - Мне консьержка сказала, очень смешно у нее получается - Влядимирь Палич. - Анастасия очень похоже передразнила кир­гизку. - А то все-таки давайте «Эрл Грей» с эклерами, я такие потрясающие свежие эклеры купила, а?

Платонов никак не мог решить, что же все-таки пересиливает - раздражение на ее восторженность или очарование от зеленых глаз.

Ну, не будьте букой, - продолжила уговаривать его Анастасия, - вы же не ход мировой истории меняете, а остальные дела могут и подождать. А то я себя чувствую в неоплатном долгу: вы меня, можно сказать, от смерти спасли, а я вас даже ничем не угостила.

Вот так Палыч, сам не заметив каким образом, вместо того чтобы исследовать свою шкатулку, оказался на кухне Настиной квартиры.

Глава 6

Чай действительно был отменным.

А что вы сюда добавляете? - вежливо поинтересовался Платонов. - С эклерами все понятно, а вот с чаем нет.

Мяту и чуть-чуть душицы.

Про мяту Владимир Павлович слышал, а последнее слово было ему практически незнакомо. Да и вопрос он задал скорее для политеса, представить себя покупающим спе­циально какую-то траву, затем как-то ее заваривающим? Он улыбнулся.

Что вас рассмешило? - Анастасия обиженно глянула на него.

Представил себя, заваривающим чай, - отмахнулся Платонов.

И что? - не отставала она.

Это невозможно.

Почему?

«Вот зануда», - подумал про себя Палыч.

Я не умею, - он опять улыбнулся.

А я. - она вдруг понизила голос до шепота, - не умею жарить картошку. Только никому об этом не говорите, пожалуйста.

Надо было искать новую тему для разговора, и Платонов осмотрелся вокруг в поисках предмета. На холодильнике лежал небольшой томик - или детектив, или стихи.

У вас в прошлый раз книга была в руках, - начал он. - Когда я вам соду приносил.

Какая?

Дэн Браун «Код да Винчи».

Ах, эта, - она поморщилась.

Не любите детективы?

Очень люблю, не люблю продажность.

О чем это вы? - не понял Владимир Павлович.

Там столько ненависти к христианству и католичеству в частности, что хочется спро­сить автора, не одеты ли американские президенты на тех купюрах, что он получает в чалму? Да и в раскрутку этой галиматьи вложено немало денег - такая реклама даром не делается.

Вы кто? Критик, издатель или в рекламе работаете? - спросил оторопевший Плато­нов.

Вообще-то я - бывшая актриса, - засмеялась она. - А вот бывший муж занимался рекламой и издательским бизнесом, поэтому кое-что я в этом понимаю.

Владимир Павлович отметил про себя дважды произнесенное слово «бывший», но ничего уточнять не стал. Анастасия внезапно подняла руку и показала пальцами знак, кото­рым во всем мире показывают «двойку». Но Платонов не понял:

Что означает эта буква «в»? - спросил он. - В годы моей юности она символизировала победу.

Среди моих орденов и нашивок за ранение еще два со словом «бывший».

Положительно с ней нельзя было разговаривать, она все замечала.

Бывшая Жанна Д'Арк и бывшая прима-балерина «Метрополитен опера»? - спросил Владимир Павлович и смутился.

Он хотел сказать комплимент, а получилось неуклюже: она же актриса - вдруг играла Жанну Д'Арк или танцевала в Большом.

Бывшая мать и бывшая жительница Барвихи, - она горько усмехнулась. - Барвиха-то, Бог с ней, а вот к сыну меня теперь не подпустят.

В чем-то провинились?

Беседа начала приобретать «несветский» характер, что пугало и радовало одновре­менно.