Леопольд Тирманд - Злой Страница 5

— Как ты себя чувствуешь, мама?

Сказала и прикусила губу. Она поняла: это неминуемо. «Как фатум в греческих трагедиях», — попыталась шутить Марта.

— Знаешь, не очень хорошо. — Пани Маевская сняла очки и отложила работу. — Дня два было полегче после этих лекарств, а сегодня, в конторе, снова заболело…

— Кажется, открыты новые лекарства против болей в печени. — Марта задумчиво подошла к окну. — Боюсь только, не оказывают ли они побочного действия…

— Возможно. В таком деле всегда нужно консультироваться с врачом. Я ни о каких новых не слышала…

— Я узнала об этих лекарствах только что…

— В конце концов, что там лекарства… В моём возрасте нужно просто заменять печень новой, а старую сдавать в капитальный ремонт, как говорят шофёры.

— А, может, всё-таки? Что-то новое. Ты же знаешь, мама, современная медицина…

— Дорогая, я буду принимать всё, что ты мне принесёшь. Не знаю, представляешь ли ты себе, как мне надоела эта боль. Я готова на всё, только бы помогло.

— Но я не готова, — прошептала про себя Марта и повернулась к матери. Она стояла против неё, стройная, грациозная, как статуэтка, на фоне кретоновой шторы. — Дело в том, что эти побочные воздействия касаются не непосредственно больного, мамочка. Но не обращай на меня внимания, дорогая, — у меня сегодня день капризов, день глупых шуток. А теперь я иду на тренировку к Зенону, хорошо?

Пани Маевская надела очки и снова спокойно продолжала вязать. Между ней и Мартой существовало соглашение по поводу таких «капризных дней». Первый его параграф гласил: в такие дни ничему не удивляться. Этот параграф стал основой прекрасной семейной гармонии и большой взаимной любви.

Вечер был холодный, но приятный. Ей нравилось идти по знакомым, любимым улицам. Марта любила свой район, любила в беспорядке разбросанные виллы на Фраскате, широкий фрагмент эскарпа над Центральным парком, старинный, побелённый, очень польский, дом бывшего сената… Она знала все здешние закоулки и проходы. В этом районе было чисто и спокойно, очень уютно. Марта свернула с Вейской под арку дома сейма, миновала Министерство коммунального хозяйства и спустилась по Лазенковской вниз. Возле дома сейма обжитая часть района неожиданно заканчивалась: здесь тянулись спортивные площадки, разделённые оградами из железной сетки или толстых прутьев. Парк Собеского, в глубине Охотничьей — теннисные корты, арены и многоярусные крытые трибуны стадиона Войска Польского, затем тёмный массив бассейна — все эти места, солнечные и зелёные летом, производили сейчас гнетущее впечатление. Пустынное тёмное пространство, очертания, тонущие в полумраке, широкие безлюдные улицы, тишина малолюдной окраины, которую время от времени нарушало только шуршание о мостовую троллейбусов, — всё это почему-то настораживало. В самом центре пейзажа возвышались руины большого костёла.

Проходя мимо руин, Марта подумала, что тут ужасно неприятно. «Нервы, — сказала она себе, — просто следствие последних событий».

За костёлом начинался троллейбусный парк. Тихие тёмные троллейбусы стояли мирными рядами, словно спящие гиппопотамы. Сразу же за парком засветились колеблющиеся огни, из глубины большой площадки донеслись звуки вальса «Конькобежцы». Перед высоким дощатым забором стояли кучки молодёжи. Марта облегчённо вздохнула.

— Майка! — крикнул юноша в пальто, из-под которого виднелся зелёно-чёрный хоккейный костюм. — Что с тобой такое? Я тебя никак не дождусь…

— Как поживаешь, Зенон? — Марта поднялась на цыпочки и поцеловала Зенона в щёку. — Мой мальчик, кое-кто тяжко трудится, не говоря уже о домашних обязанностях примерной дочки.

— Ну, труд — вещь почётная, — усмехнулся Зенон. — Пойдём, немного погреешься в нашей раздевалке. Как мама?

Красивый парень этот Зенон. Довольно бесформенный костюм хоккеиста не мог скрыть его сильную гибкую фигуру, широкую грудь, длинные ноги. На мощной смуглой шее сидела голова молодого гладиатора с чёрными волосами и тёмными глазами. Берет Марты едва доходил ему до плеча.

— С тренировкой, наверное, ничего не выйдет, — заявил он. — Такой базар на этом новом катке… Опять пустили публику. Зря мы раздевались.

— Переоденься. Пойдём посидим немного в кафе «Под курантами». Я уже сто лет не была в кафе.

— Нет, это не так просто. Здесь сейчас весь первый и второй состав и кое-кто из руководства секции. Должен быть какой-то пересмотр. Не могу, Майка, понимаешь, я хочу уже в этом году раз и навсегда закончить с дипломом. Знала бы ты, как у нас теперь смотрят на участие в жизни секции! Ужас просто…

— Успокойся. Чтобы такая звезда, как ты, обращала на это внимание, — бросила Марта с лёгкой иронией.

— Знаешь, на экзамене нетрудно погасить и самую большую звезду, — ответил Зенон с юмором, но видно было, что он не собирается протестовать против такой высокой оценки.

Они прошли полную детворы общую раздевалку. Зенон открыл дверцы в перегородке, делившей барак пополам. Во второй половине стояли шкафчики для спортивного инвентаря, исписанные тысячами надписей, часто весьма непристойных. Тёмное пространство между шкафчиками было заполнено разноцветными принадлежностями спортсменов-профессионалов: чехлами, наколенниками, кожаными латами, ботинками, коньками, клюшками. Стоя в этом бедламе, люди смеялись и разговаривали. Молодые нагловатые лица поблёскивали крепкими зубами.

— Привет, Майка! — крикнул какой-то юный великан с загорелым лицом.

— Здравствуй, Антек! — бросила Марта. — Какой ты чёрный!

— Заметно?

— Моё почтение, Марта, как поживаешь? — слышала Марта сзади и со всех сторон. — Приходи в воскресенье хоть плюнуть на лёд. Мы играем с какими-то лохмотниками из Кракова. Поставим им банки, вот увидишь. Когда ты приходишь, Зенон играет как сатана.

— Приду! — смеялась Марта. — Но это не очень поможет.

……………………………………………………

В раздевалку зашёл плечистый мужчина в дублёнке.

— Панове, — проговорил он, — бегите кто-нибудь на каток, потому что там какая-то история. Снова хулиганят. Зенон, ты уже на коньках…

Зенон поднялся, накинул на хоккейный костюм пальто и сказал:

— Пойдём, Майка, постоим на воздухе. Сейчас не холодно.

Марта любила смотреть на мелькающую, движущуюся толпу. Три зимы, проведённые с Зеноном, научили её понимать принципы, законы и тайные знаки этого мирка. Она замечала бутылку водки под скамейкой и блеск коньков, по-хулигански «подрезающих» девочек, которые спокойно идут по льду, ориентировалась в технике хоккейных соревнований, в настроениях катка. И поэтому Марта сразу увидела, что связывает, казалось бы, не объединённые между собой фигуры, снующие в толпе. За несколько минут группа более чем из десяти подростков, не старше шестнадцати лет, образовала мощного «змея», который с разгону расталкивал катающихся, опрокидывал, затягивая в свой полукруг девушек, неуверенно передвигающихся в толпе. Во главе «змея» ехал невысокий парень в двубортном тёмном костюме. На шее у него был грязный белый шарф из дешёвого шёлка, на голове — круглая клетчатая велосипедная шапочка, торчащая вверх. Заложив руки в карманы, он скользил быстро и уверенно. Вот парень приблизился. У него было прыщавое лицо с толстым курносым носом.

— Такие шапочки набивают газетами, — усмехнулся Зенон, показывая на клетчатую шапку. — Это придаёт им излюбленную форму и в то же время до некоторой степени защищает от ударов.

В усмешке Зенона было пренебрежительное одобрение, парень казался ему забавным.

— Костюм, подходящий для именин у шурина. Смешно, — сказала Марта, но не улыбнулась.

В этот момент подвижный «змей» присел в так называемом «пистолете» и, нарушая все правила движения, во весь дух помчался через каток. На льду осталась лежать маленькая девочка, которая пыталась подняться. Зенон одним толчком длинных ног обогнал банду и через секунду оказался возле девочки; взял её на руки и резко затормозил рядом с Мартой.

— Что случилось? — спросил он, сажая девочку на скамью. Крупные слёзы блестели в её карих глазах. Девочка показала правую ногу: сквозь дыру в штанах и порванный носок видна была большая царапина. — Коньком! Дубина чёртова! — Губки девочки снова жалобно изогнулись подковкой.

Марта вынула у неё из кармана носовой платок.

— До свадьбы заживёт, — весело сказала она, — а штаны завтра зашьёшь. Но тут нужно… — обратилась она вдруг к Зенону и замолчала.

Зенон довольно благожелательно поглядывал на каток, где подростки в велосипедных шапочках нашли себе новую забаву. Они выбрали мишенью одну из мощных ламп над катком, разгонялись и бросали в неё камни. Три попытки оказались тщетными, но в четвёртый раз мордастый парень в тёмном костюме попал. Звон разбитого стекла, похожий на взрыв, звук разбитой многоваттной лампочки — и на катке стало темнее. Что-то испортилось в самой проводке — несколько больших ламп погасло. На льду началась неразбериха, рыцари полумрака стали лихорадочно скользить в толпе. И тут у Марты бурно забилось сердце. Нет, ей наверное, померещилось — невозможно, чтобы это были те же самые светлые, неистово блестящие, пронзительно белые глаза… А если и они, то промелькнули со скоростью звука, будто хозяин их мчал на крылатых коньках. Нет, это нелепость, ей, Марте, просто показалось.