Андрей Константинов - Выдумщик Страница 5

А Василий Иванович ему и отвечает: «Я, Петька, за ту, в которой Джон Ленин играет…»

Кстати говоря, вся эта антисоветская рок-организация и носила имя Джона Леннона, известного на Западе наркомана и хиппаря, – по крайней мере, так утверждал пожелавший остаться неизвестным автор письма.

«Чушь собачья, – искренне подумал Назаров, прочитав анонимку. – При чем тут антисоветчина?»

Мнение свое Аркадий Сергеевич доложил непосредственному начальнику – майору Шаврику. Шаврик с лейтенантом категорически не согласился:

– Ошибаешься, дорогой товарищ, никакая это не чушь, тут все гораздо серьезнее, чем на первый взгляд кажется… Тут не просто рок-кружок… Ты еще молодой, неопытный, а я тебе так скажу – вот из таких маленьких ручейков нигилизма и выливается потом река неуважения к нашему обществу, к нашему строю, к нашим святыням и идеалам. Заметь – они ведь не просто музыку слушают, они еще и «Устав» создали… Ты понимаешь? «Устав»! Вопрос: для чего им нужен этот «Устав», а? Что в этом «Уставе» написано? С «Устава» любая организация тайная начинается, это азбука… И я так думаю, что для этих хиппарей идолопоклонничество перед Западом – лишь ширма, за которой они готовят совсем не безобидные акции, направленные на подрыв нашей Советской власти…

Шаврик так распалился, так побагровел и вспотел, что Назаров даже и не думал ему возражать… Достав платок и аккуратно промокнув лысину, Шаврик сказал уже более спокойно:

– Ладно, молодой, слушай сюда… Это дело надо раскрутить на полную… Вот что – я тебе передам на связь парня толкового, из этого же ЛЭТИ, он на третьем курсе учится… Можно сказать, золотой фонд нашей агентуры – общителен, легко в доверие входит, имеет авторитет среди студентов. Член ДНД[9], кстати… Ты его к этой работе подключи, чтобы полная информация была… Ишь ты – «рокеры», «Устав», понимаешь, приняли… Сопляки, а туда же: с малых лет крутыми стать хотят… Мы им станем! Такая интеллигенция нам не нужна…

«Толковый парень», которого Шаврик отдал на связь Назарову, не очень понравился лейтенанту, но ведь Аркадия Сергеевича учили, что выполнение поставленной задачи не должно зависеть от эмоций, так что пришлось ему работать с тем, с кем выпало… Агент и впрямь оказался шустрым – через месяц у Назарова на руках были уже и копия так называемого «Устава» группы «рокеров», и подробный список их связей.

Но самым удивительным было то, что лейтенанту удалось получить неожиданную даже для него самого оперативную информацию, согласно которой за рок-кружком студентов ЛЭТИ стоял очень интересный человек – некто Борис Норочинский, преподаватель другого института – Политеха… Этот Норочинский, как оказалось, был хорошо известен коллегам Аркадия из Управления – как активист НТС[10], антисоветской организации, базировавшейся в ФРГ… Норочинского «пасли» уже давно, вот только прихватить на чем-то действительно серьезном пока не могли, хотя и имелась информация, согласно которой преподаватель Политеха достаточно регулярно получал из Германии деньги от руководства НТС – на «подпольную работу»… Советский строй гражданин Норочинский ненавидел, судя по всему, достаточно искренне, но вот начинать активную подпольную работу явно не торопился – боялся Комитета и очень не хотел идти в лагерь за свои убеждения… Но отчитываться за получаемые деньги ему как-то надо было, вот он и подтолкнул одного своего знакомого студента из ЛЭТИ к написанию «Устава» рок-кружка, даже, точнее, не подтолкнул, а так – слегка намекнул… Но намек попал в цель – и это дало возможность Норочинскому (по сообщениям агентуры из центрального аппарата НТС) «отрапортовать» о создании в Ленинграде «конспиративного антитоталитарного сообщества»… При таких раскладах дело принимало совсем другой оборот, и вопрос о рок-кружке решался уже не на уровне райотдела КГБ.

– Толково работаешь, далеко пойдешь, – похвалил Аркадия Шаврик.

Назаров все-таки не удержался и спросил майора о дальнейшей судьбе группы.

– А это уже не нам решать, – ответил Шаврик, благодушно улыбаясь. – Мы с тобой не в частной лавочке работаем, а государственные интересы блюдем…

Заметив, что лицо лейтенанта выражало сложную борьбу чувств, майор искренне расхохотался:

– Ты что, Назаров, жалеешь их, что ли? Зря, пидорасы они редкостные… Еще увидишь, как они друг друга наперегонки закладывать начнут!

И Назаров действительно увидел… «Антисоветская группа» была полностью ликвидирована через два месяца. Двух студентов отправили на «химию» (они, помимо всего прочего, еще и радиоаппаратуру собирали в лабораториях ЛЭТИ), двоих отправили в психушку на лечение (эти, как оказалось, анашой баловались), одного просто отчислили за неуспеваемость… А шестой – шестой остался учиться, потому что быстрее других сообразил, что спастись можно только «полным раскаянием и абсолютной откровенностью». Этот шестой, кстати говоря, выразив готовность к негласному сотрудничеству с органами госбезопасности, тут же выдал информацию, представлявшую «оперативный интерес» – показал, что один из членов их студенческого оперотряда частенько во время дежурств в ДНД обирает пьяных… Любопытно, что этим членом оперотряда оказался как раз тот самый «толковый парень», которого Шаврик передал Назарову… Шаврик, узнав об этом, искренне развеселился:

– Хорошо-хорошо, «барабан» и должен «барабаном» перекрываться… Толково работаешь, лейтенант!

Разгром «антисоветской группы» в ЛЭТИ был по достоинству оценен и в Управлении по городу, и в области – лейтенанта Назарова отметили в приказе, а на День чекиста он получил наручные именные часы… Казалось – радоваться надо было Аркадию, гордиться, но мешало ему что-то… Не испытывал Назаров того восторга победителя, которым и ценна любая схватка, любое противостояние.

Дело в том, что с чисто человеческой точки зрения история с рок-кружком закончилась не очень справедливо: Борис Норочинский – настоящий, а не липовый антисоветчик – никаким репрессиям (по крайней мере в тот год) не подвергся… Его «подтянуть» к рок-кружку не удалось, потому что преподавателя из Политеха лично знал только один студент – тот, который ушел на химию. Остальные о Норочинском и понятия не имели… А единственный знавший Норочинского рокер категорически отрицал какую-либо причастность энтээсовца к написанию рок-устава… Парня, видимо, мучила совесть – все члены кружка в большей или меньшей степени топили друг дружку, сломать-то мальчишек было делом нехитрым, – вот и хотел меломан-стиляга хотя бы «ни в чем не виновного» преподавателя не подставить… Откуда было знать студенту, что Норочинский выдавал его с приятелями за «идейных оппозиционеров советскому строю» перед руководством НТС? Руководство же Аркадия, когда пошло «официальное развитие ситуации» и стало ясно, что Норочинский «скрывает», приняло свое решение – показательно разгромить студенческий рок-кружок с последующим доведением информации об этом (должным образом поданной) через каналы ПГУ[11] до руководства НТС… Студенты-то оказались уголовниками, наркоманами и злостными прогульщиками, а не «идейными борцами»… То есть, попросту говоря, Бориса Норочинского решили скомпрометировать перед руководителями НТС таким вот достаточно жестоким для студентов-рокеров образом… И, надо признать, цель эта была достигнута, да и сама комбинация сыграна красиво, но вот чисто человеческий ее аспект не давал покоя лейтенанту Назарову… (Кстати говоря, Норочинского спустя пять лет все-таки посадили ненадолго за спекуляцию, но это было уже тогда, когда Аркадий Сергеевич перешел на «другую линию работы».)

Внутренняя ломка, проходившая в душе Аркадия, не осталась незамеченной майором Шавриком.

– Что закис, молодой товарищ? – улыбаясь, спросил он как-то раз Назарова под конец рабочего дня. Аркадий неопределенно пожал плечами, и Шаврик понимающе кивнул: – Трудно? А никто и не обещал, что будет легко. Не бзди, будет еще труднее… Знаешь, что я тебе скажу, парень, учись перешагивать через себя! Да-да, через себя и свои эмоции. Волю развивай! А эмоции… Они в нашей работе – плохие советчики…

Майор помолчал немного, вытащил из пачки болгарскую сигарету, задумчиво покатал ее между пальцами, вздохнул и добавил тихо:

– Не переживай, перемелется. Мы все прошли через это…

Шло время, и все действительно мало-помалу устаканивалось, Аркадий втянулся в работу, и его больше не коробило и не удивляло, что седовласые лощеные профессора и доценты, красиво рассказывавшие своим студентам о чести, достоинстве и благородстве, стучали друг на друга так, что «аж пиджак заворачивается», как любил говаривать Шаврик. Причем – что любопытно – большинство из них «информировали» не за деньги и не из страха, а исключительно в силу таким вот образом понимаемого ими чувства долга…