Леонид Словин - Такая работа. Задержать на рассвете Страница 5

На столе зазвонил один из телефонов.

— Докладывает Рогова. Женщина в халате, стоявшая на крыльце, установлена — Московцева Екатерина Михайловна. Она ждала «Скорую помощь» к. своему ребенку. Московцева видела возвращавшихся Сергунова и Гаврикова, когда шла звонить по телефону. В «Скорой помощи» сообщили: вызов от Московцевой поступил в 0.55. Мартынов в это время был еще жив и говорил по телефону с помощником. Номер вызова «Скорой помощи» — сорок седьмой.

Когда Тамулис, усталый, с мокрыми ногами, входил в отдел, он чувствовал себя совершенно опустошенным. Даже есть не хотелось. Он пришел последним. Остальные ждали его у Ратанова. Тамулиса молча пропустили на диван. Он тяжело сел и с радостью вытянул ноги.

Отчитывался Гуреев:

— Руководство нового универмага еще не утверждено. Завозить товары начнут в ближайшие дни — я разговаривал в горторготделе…

— Тамулис, — спросил Ратанов, — у тебя что-нибудь есть?

Тамулис отрицательно качнул головой.

Подведение итогов дня много времени не заняло.

— Прошло девятнадцать часов с момента убийства, — сказал Ратанов. — Пока мы ничем особенным не располагаем. Нужно полностью закончить «под-.чистку» участка, чтобы потом не думать, что мы упустили время, когда могли установить свидетелей.

Все промолчали.

— Мы не можем воскресить Мартынова, но найти его убийцу мы можем и должны. Как можно скорее… Через три дня похороны. Хотелось бы — думаю, не я один хочу этого — найти убийцу до того, как Андрея… похоронят. — В наступившей тишине было слышно, как он тихо постукивает карандашом по столу. — А сейчас все свободны, кроме тех, кому я давал днем трехчасовой перерыв. Сбор завтра в семь.

В эту ночь сам Ратанов ушел поздно. Он шел по тихим, безлюдным улицам. Ночное небо, не обожженное по краям огнями окон, казалось от этого ниже и спокойнее. Оно вставало из дремучих лесов и болот, окружавших город, и таило в себе ароматы лесных просек и прелых листьев.

Начальником отделения уголовного розыска Ратанов стал рано, на третий год работы в милиции. Моложе его в отделении были только Барков и Тамулис. Остальные были старше по возрасту, а некоторые старшие уполномоченные — и по званию.

Был еще в отделении и ровесник и друг — Андрей. Андрей Мартынов, без которого Ратанов, возможно, остался бы навсегда анемичным юношей из большого шестиэтажного московского дома в Гранатном переулке.

Мальчики из этого дома испокон веков ходили в беретах, а девочки — в капорах, как на иллюстрациях к книгам Диккенса. Они всегда спешили: в музыкальные школы, на уроки английского языка, рисования, художественной гимнастики.

Игорь Ратанов тоже отходил свое с нотной папкой и взялся за этюдник, когда в их класс перевели и посадили с ним за одну парту вихрастого сероглазого крепыша, первого силача и футболиста Андрюшу Мартынова.

Этюдник был заброшен вместе с нотной папкой. Друзья увлекались футболом и боксом. Родители Ратанова ходили в школу, звонили директору — ничего не помогло. Игорь Ратанов являлся домой в синяках и ссадинах. Однажды отец Мартынова, работавший тогда в Прокуратуре Союза, провел их в Музей криминалистики, на Петровку. Судьба Ратанова решилась. После девятого класса он стал командиром оперативного комсомольского отряда, а через год оба сдали экзамены на юрфак.

Так в семье профессора-терапевта Владимира Иннокентьевича Ратанова появился оперуполномоченный уголовного розыска, а позднее начальник отделения розыска Игорь Владимирович Ратанов.

Он никогда не думал, что так сложно быть руководителем коллектива: люди приносили с собой на работу свои волнения и заботы — о больном сыне, о жилплощади, о дровах. Некоторым женам не нравился суровый режим работы их мужей. Кто-то кого-то недолюбливал. Кто-то радовался его промахам, как будто у Ратанова было свое, отдельное от общего дело. Нужно было помнить, что при всем хорошем, что есть у каждого, кто-то не в меру вспыльчив, а кто-то обидчив. И нужно было, считаясь и не считаясь со всем этим, быть готовым в любую минуту повести все отделение на дела не только трудные, но и опасные.

И Ратанов думал, что он не умеет этого, и потому старался быть таким, каким ему представлялся идеальный начальник уголовного розыска: бесстрастным, сдержанным, немногословным. Это вредило ему, и Мартынов много раз, оставшись с другом наедине, высмеивал его за это.

В отделе кадров долго спорили: удобно ли оставлять Мартынова в подчинении Ратанова? И Андрей первый доказал: удобно. Самого его на повышение не выдвигали; его веселый, неунывающий характер, увлечение футболом, по мнению некоторых, отдавали мальчишеством и легкомыслием.

Говорили в управлении, что, как все большие друзья, они любили одну девушку, которая предпочла Мартынова. Было это верно или нет, никто не знал, но Ратанов не был женат, и никто не помнил, чтобы он кем-нибудь увлекся. А такое в небольших городах, как известно, не остается незамеченным.

…Кроме Ратанова, к Ольге в этот день никто из товарищей Андрея не приходил. Тамулис с Барковым после совещания подошли к дому, постояли у подъезда и не зашли. Они знали, что Ольга не спит. Они знали, что она ни в чем их не упрекнет, а самим им нечего пока ей сказать. И еще. От шума мог проснуться маленький Игорешка и со сна крикнуть: «Папа!»

В дежурке Ратанову сказали, что его давно уже ждет Шальнов.

Заместитель Альгина майор Шальнов до отпуска приходил на работу раньше всех: он рано ложился спать и часто уже часов с пяти утра ворочался, пил воду и больше не мог заснуть. Тогда он не спеша одевался и пешком шел в отдел. Он здоровался с дежурным и поднимался к себе в кабинет. Там Шальнов перекладывал из сейфа на стол кипы бумаг, папок, каких-то тетрадей с цифрами, садился на стул и сидел. Беспокоили его мало: от рядовых сотрудников он был прочно отгорожен начальниками отделений, а от областного управления, находившегося в двух кварталах, — начальником горотдела. Когда Альгин уезжал на сессии исполкома, в горком, на различные совещания и комиссии, Шальнов тоже исчезал из отдела. Говорили, что во время этих кратковременных отлучек он пропускает по маленькой в буфете гарнизонного Дома офицеров.

За все это Шальнову объявляли замечания и выговоры в приказах и делали последние предупреждения. И тогда он брал у Ратанова розыскные дела, долго держал их у себя в сейфе и возвращал обратно с краткими резолюциями: «Пр. ускорить. В. Шальнов» и «Пр. переговорить. В. Шальнов». Однако докладывать ему никто не спешил, потому что Шальнов давно уже занимался исключительно подведением итогов, составлением всякого рода справок, и докладывать дела по нераскрытым преступлениям человеку, оторвавшемуся от повседневной работы оперативников, было неразумной потерей времени: посоветовать что-нибудь дельное он, как правило, не мог.

За последние годы оперативная работа сильно изменилась — навсегда пропали всякие медвежатники, клюквенники, голубятники, городушники. Исчезли многочисленные известные ему как свои пять пальцев грабительские группы. Преступлений стало совсем мало, а раскрывать их стало труднее.

И такая новая работа уже не нравилась Шальнову, и ему хотелось со временем перейти на какое-нибудь спокойное место в аппарате управления. Для этого нужно было лишь продержаться еще несколько лет на должности зама, четыре года проучиться в Высшей школе милиции, не лезть на рожон, не выскакивать с инициативой, беречь себя и не делать никаких глупостей.

Об этом он не раз думал, приходя на работу в семь часов утра и сидя за столом, заваленным бумагами.

Решившись, наконец, поступить на заочное отделение Высшей школы и взяв отпуск на подготовку, Шальнов в первый же день почувствовал себя так, как будто под его ногами вместо привычного твердого основания оказался бегущий по волнам шаткий, непрочный плот.

Весь первый день, перелистывая учебники, которые принесла ему из школы жена, Шальнов еще надеялся, что неожиданно зазвонит телефон и он снова вернется к своим привычным, не очень сложным, но необходимым обязанностям.

Дни шли, а телефон ни разу не звонил. К этому времени Шальнов понял, что может сдать приемные экзамены только случайно, потому что давно уже отвык заставлять себя с трудом познавать новое, потому что многое он успел забыть или не знал раньше.

Так, всей душой жалея Мартынова, которому он всегда симпатизировал, Шальнов с радостью прервал подготовку к экзаменам и приехал в горотдел.

— Нужен развернутый план мероприятий, здравствуй, — сказал Шальнов, едва Ратанов появился в дверях его кабинета. — Понимаешь? Нужно все силы положить, чтобы раскрыть! А вдруг не раскроем? Нас с тобой за это преступление сто лет трясти будут! Самый подробный план! Все версии!

…Можно было на нескольких чистых листах бумаги написать возможные версии. Все теоретически возможные. Первую… Вторую… Шестую… Десятую… Убийство с целью ограбления… Месть… Ревность… Версия о нападении шизофреника, бежавшего из психиатрической больницы. Чтобы все было полно, грамотно, солидно. Застраховано на случай неудачи.