Сезонное обострение (СИ) - Булахов Александр Страница 5

— Так ты не видел, кто убил?

— Я даже не могу вам сказать, когда это произошло… Я не отвечу больше ни на один ваш вопрос. Всё, хватит! Я буду тупо молчать.

Жаба хлопнул ладонью по столу.

— То есть ты не хочешь мне помочь найти Евгению Кабардину? Тебя совсем не волнует, что с ней случилось и нужна ли ей помощь?

Петька вздрогнул.

— Я вообще не вижу связи между её исчезновением и убийством Полины Дориной.

— А я вот вижу! — ещё сильнее повысил голос Жаба. — Для меня это единственная связь. Мне кажется, что если я разберусь, кто и зачем убил Полину Дорину, то смогу понять, куда подевалась Евгения Кабардина.

— Флаг вам в руки! — завопил в ответ Петька Гедич. — Мне сейчас всё равно, что случилось с Женькой… Жива она, мертва — мне наплевать! Я сейчас только за себя переживаю. Я не хочу сесть в тюрьму из-за двух уродов, которые меня втянули во всё это говно.

— В жопу себе его засунь и ходи гордись, что такой умный.

— Чего это вы так со мной разговариваете?

— А как с тобой разговаривать? Девушка из твоей компании пропала. Возможно ей сейчас срочно нужна помощь. А ты сразу: я ничего не знаю, моя хата с краю. Типичное поведение мудака.

— Вы знаете, кто мой отец? Он вас заставит ответить за каждое ваше словечко. И я ему наш с вами разговор обязательно передам.

— Передай ему ещё, что я сказал, что его сын трус, чмо и убийца.

— С чего это вдруг?! Я не убийца!

— Хорошо хоть, что ты со всем остальным согласился, а то мне пришлось бы это тебе доказывать…

— Тебе тоже наплевать на то, что случилось с Евгенией Кабардиной? — спросил Жаба Дениса Жердина, которого он позвал следующим на беседу. Он всё ещё кипел после разговора с Гедичем и никак не мог успокоиться. Да и Перова подлила масла в огонь своими замечаниями.

Денис сел на стул, который стоял с другой стороны стола.

— Нет-нет, — тут же отреагировал он. — Я готов ответить на любые ваши вопросы, если это действительно поможет найти Женьку. Я думаю, что она пошла на эту вечеринку только потому, что на неё пошёл я.

— Почему ты так думаешь?

— По её поведению было заметно, что она ко мне неравнодушна.

Жаба выудил из кармана платок и протёр им свою потную лысину.

— Раз тебе не всё равно, помоги мне разобраться, что случилось. Расскажи мне всё, что ты помнишь. Дай мне возможность найти зацепку, которая выведет меня на исчезновение Евгении.

— Я уже всё это рассказывал следователю. Она мне не верит. Считает, что я спецом кошу под сумасшедшего, что я выбрал такую тактику для своей защиты.

— Сейчас это не важно, кто что считает. На данный момент есть только ты и я. Помоги мне, а я постараюсь помочь тебе.

Жаба отметил в тетради, что выражение лица Жердина напряжённое, глаза бегают, руки трясутся. Он весь какой-то бледный, неспокойный, губы у него бескровные, под глазами огромные синие мешки. Когда Денис подвинулся к нему ближе вместе со стулом, Жабе стало как-то даже не по себе.

— Я боюсь, что мне никто уже не поможет. Мне так хреново. Но я попробую что-то сделать для вас. Начну с того, как очнулся на холодном полу в зале в квартире Петьки Гедича. Вас это устроит?

— Если ты считаешь, что нужно начинать именно с этого, значит, начинай с этого. 

8.

То, что начал рассказывать Денис Жердин.

Я приоткрыл глаза с мыслью, что нахожусь явно не дома и что что-то не так. Почему я лежу на холодном полу? Почему простой свет от люстры так режет глаза? Неужели опять не рассчитал с алкоголем? Ведь сам себе обещал ничего кроме пива не пить. Всё в каком-то тумане. Голова болит, в ушах звон.

И тут же задумался, сколько ж я вчера выпил? Да и вообще, что пил? Немного пива, чуток красного вина, а дальше — провал в памяти, пустота… Меня рвало прямо с балкона. Вот это я точно помню. Затем я ещё пил вино…

И спрашивается, какого чёрта я голодным попёрся к Петьке Гедичу? Ведь мог после занятий сначала домой заскочить, пожрать нормально.

Я попытался приподняться — не получилось из-за того, что голова тут же отозвалась нестерпимой болью. Правая рука притянула к глазам отвёртку. И я офигел! У меня глаза на лоб полезли! Откуда на ней и на пальцах засохшая кровь? Бред какой-то! Взгляд мой скользнул дальше. В голове тут же застучали молоты — загромыхало в ушах и в висках.

То, что я увидел, не вмещалось ни в какие рамки моего сознания. Этого не могло просто быть, это неправда, это всё не наяву, это кошмарный сон, и я обязательно сейчас проснусь — убеждал себя я.

Меня всё-таки вырвало, правда, не понять чем. Желчью что ли? Желудок попытался выдавить из себя всё то, что ему было не по душе. Жёлтую пену и какую-то слизь. Короче, не важно.

Собрав всю волю в кулак, я заставил себя приподняться. Поверьте, это было очень сложно. У меня было такое ощущение, что пол вместе с моими руками едет вперёд. Я на четвереньках дополз до стены и слезящимися глазами уставился на картину, которая не укладывалась в моём мозгу. Передо мной, уткнувшись носом в пол, лежала Полина Дорина. Висок её, щека и шея, а также солидный участок пола возле головы были в засохшей почерневшей крови. Не трудно было догадаться, что по её виску и щеке лупили той самой отвёрткой, которую я до сих пор держал в руке.

«Неужели это сделал я?» — пронеслась мысль в моей голове. — «Глупость какая-то. Этого просто не может быть. Я на такое не способен».

Я ещё раз обвёл взглядом зал, близ одной из стен которого я сидел на холодном полу. Вчера вечером мы предусмотрительно скатали большой шерстяной ковёр с длинным ворсом, чтоб не пролить на него пиво или вино, и вынесли его в кладовку. А то Пете от предков точно влетело бы, узнай они, что он в их отсутствие в квартире закатил студенческую вечеринку.

Я застонал, понимая, что весь этот ужас перед моими глазами — реальность. И от неё просто так никуда не денешься. Полина лежала возле чайного столика. Платье её задралось. Сквозь белые кружевные трусики просвечивались ягодицы. На чайном столике стояли полупустые тарелки с нарезками ветчины и сыра — остатки вчерашней закуски.

Чем же вчера для меня завершился вечер? Почему я ничего не помню и почему мне так плохо? Как бы я не напивался, что было в последнее время не редким случаем, мне никогда не было так хреново.

Я даже голову не мог повернуть: было такое ощущение, что она сразу же лопнет от перенапряжения. Сердце колошматило, что дурное. Его удары эхом разносились по всему телу.

— Эй, есть здесь кто-нибудь? — проскулил я.

Мне никто не откликнулся.

Жесть самая настоящая — начали атаковать меня панические мысли — стопроцентный приговор. Я убил человека — это конец всему. Можно считать, что жизнь оборвалась. Причём так глупо. Меня или посадят надолго, или расстреляют, к чёртовой матери!

Надо бежать, решил я тогда. Кто знает, может быть, милиция уже едет сюда. Ведь неспроста я один в комнате. Мои товарищи наверняка позвонили в милицию и ожидают её где-нибудь во дворе. Не будут же они сидеть с убийцей в одной квартире. Я бы тоже не сидел.

Я оставил окровавленную отвёртку на полу и, держась за стену, побрёл в сторону кухни. Меня шатало, как лодку в шторм. На затылок давила нечеловеческая боль. В висках стучало. Сердце прыгало вверх — вниз.

Шаг за шагом я приближался к выходу из комнаты. И неожиданно для меня кого-то основательно вырвало в туалете, а затем ещё раз и ещё раз. Я это услышал и замер на секунду. Мой взгляд вернулся к отвёртке. Надо стереть с неё отпечатки пальцев! Или вообще избавиться!

Я метнулся к отвёртке и, недолго думая, швырнул её в открытую форточку, понадеявшись, что она временно затеряется в кустарнике за домом. А потом я её обязательно оттуда заберу и избавлюсь раз и навсегда. От таких резких спонтанных движений всё моё тело прошибло потом, и я на какой-то миг почувствовал облегчение. А затем меня вновь накрыла волна невыносимых ощущений.