Семья убийц - Владимир Григорьевич Колычев Страница 5

— А я задержан?

— Пока нет.

Кауров неуверенно качнул головой. Фактическое задержание — вопрос довольно-таки сложный, законом очерчен расплывчато. Физическое задержание вроде бы и произошло, а юридического оформления пока нет. Нужно составить протокол, довести до подозреваемого его права, в том числе на защиту, опять же под подпись. Тогда уже можно будет говорить об адвокате.

— А отцу я могу позвонить? — спросил Глицевич, вынимая из кармана смартфон.

— Можешь, — кивнул Кауров и ловким движением вырвал из руки мобильник. — Из управления.

— Значит, я все-таки задержан?

Парень смотрел на следователя, а видел, казалось, свое будущее. Решетки там, колючая проволока, вышки с часовыми. Страх перед тюрьмой искажал лицо, в глазах паника.

— Я же говорю, у тебя еще есть шанс выкрутиться. Главное, сейчас без глупостей.

— Ну да, конечно… — кивнул парень.

И, бросив на Каурова нервный, но вполне осмысленный взгляд, резко повернулся к нему спиной. Но убежать не смог, споткнулся о вовремя подставленную ногу, потерял равновесие и стал падать.

Кауров толкнул его в плечо, ускоряя падение, но Глицевич все-таки удержался на ногах. И даже попытался ударить в ответ. Кауров перехватил его руку, крепко сжал запястье, а кисть заломил назад. От боли Глицевич со стоном опустился на колено. А Кауров полез в карман за парной нейлоновой стяжкой. Стальные наручники он при себе не держал, а пластиковые были.

Глава 3

Пятница, 6 мая, 18 часов 43 минуты

Куртка в одном опечатанном пакете, джинсы в другом, кроссовки в третьем. Задержанного раздели практически догола, взамен изъятого предложив застиранную пижаму на два размера больше, из-за чего казалось, будто Глицевич находится в смирительной рубахе. Протокол задержания составлен, права доведены, задержанный уже позвонил домой, в нескольких словах описал ситуацию, отец пообещал адвоката в ближайшее время. Эта поддержка обнадежила парня, помогла ему взять себя в руки.

— И слова не скажу, пока не будет адвоката! — Глицевич откинулся на спинку стула за приставным столом и скрестил на груди руки.

— Как вам угодно, — кивнул Кауров.

Глицевича лишили одежды, взяли смывы с рук, из полости рта, носа, срезы с ногтей, волосы. Процедура, понятые, протоколы по каждому изъятию образца, документальное оформление каждой процедуры. Все бумаги нужно правильно заполнить, приобщить к делу, да так, чтобы никакой адвокат не придрался. С протокола задержания снять копию — для прокурора. Работы много, а в протоколе допроса даже «шапка» не заполнена. И никаких перспектив. Дело поручено Панаеву, фактически Кауров стелил бумагу под задержание ради него.

И Панаев как будто ждал, когда Кауров закончит канцелярскую возню, соберет все бумаги в папку. Но появился он не один, а сопровождая Евграфова, с появлением которого в кабинете стало невыносимо тесно. Кауров поднялся, Евграфов заметил это и кивком указал на освободившееся кресло. Кауров вышел из-за стола, освободив начальнику место. В отделе он еще не совсем освоился, но кабинет в свое распоряжение уже получил.

— Ты с потерпевшей был? — устраиваясь в кресле, спросил Евграфов. На задержанного он смотрел как на своего личного врага, грозно, гневно.

— Глицевич Максим Дмитриевич, — пояснил Кауров.

— Был, — кивнул парень, забыв об адвокате.

— Колготки зачем снял?

— Мы любовью занимались.

— А выбросил зачем?

— Пошутить хотел.

— Пошутил?

— Да глупо как-то вышло. Лариса обиделась, ушла, — вздохнул Глицевич.

— А ты за ней!

— Да нет!..

— Ты за ней! — Евграфов не спрашивал, он уверенно заявлял.

— Да нет, я в объезд поехал, думал по пути перехватить.

— Перехватил?

— Так не было ее. Я подумал, что Лариса меня опередила. И уехала.

Кауров удивленно повел бровью, глядя на Глицевича. Ему он говорил совсем другое. В первой версии Лариса не выходила на дорогу назло нему, а сейчас она, оказывается, успела уехать. И как ему после этого верить?

— Не уезжала она. В лесу осталась.

— Так я же не знал!

— Знал!.. Все ты знал!.. Нож куда дел?

— Какой нож?! — встрепенулся Глицевич.

— Которым ты убил!

— Не убивал я!

— Ну да, — презрительно скривил губы Евграфов.

— Где мой адвокат? Я ничего не скажу без адвоката!

В ответ Евграфов грозно глянул на Каурова.

— Почему задержанный без наручников?

Глицевич фактически оказал сопротивление, пытался сбежать от правосудия, Кауров имел полное право держать его в наручниках, но распорядился их снять. Возможно, Глицевич вовсе не убийца. Но объяснять Кауров ничего не стал, отделался стандартным ответом.

— Виноват!

— А почему не за стеклом? Почему не в клетке?.. Этот зверь человека убил!

— Я не зверь! — жалко возмутился Глицевич.

— Зверь! — Евграфов вперил в него взгляд. — И твое место в клетке!.. Но ты на это не надейся! Сидеть будешь в общей камере! Как убийца и насильник! Как убийца и насильник чей-то сестры, жены, дочери!.. Завтра же там и окажешься! Завтра! И поверь, никакой адвокат не спасет тебя от расправы!

— Но я Ларису не насиловал!

— Это ты скажешь своему адвокату! Потом! — зловеще усмехнулся Евграфов.

— И не убивал, — подавленно пробормотал Глицевич.

Евграфов крепко задумался, вытянув губы трубочкой и закатив глаза. Глицевич успел вспотеть, пока тянулась пауза.

— Ну хорошо, не насиловал… — наконец согласился он. — Но убил!

— Нет! — мотнул головой Глицевич.

Но Евграфов как будто и не заметил этого.

— Как Лариса оказалась у тебя в машине?

— У них автобус сломался, я подобрал.

— И сразу на речку?

— Ну да.

— И она сразу отдалась?

— Сразу…

— Тебе не показалось это подозрительным?

— Ну, не знаю…

— А если показалось, если она проститутка? Если у нее гонорея, СПИД, сифилис, гепатит?.. Она тебя об этом предупредила?

— Нет.

— Значит, сам догадался! И разозлился! Это ты в гневе швырнул колготки в кусты, Лариса стала уходить, ты ее догнал… Ты действовал в состоянии аффекта, парень! Знаешь, что это такое?

— Сильное душевное волнение?

— Это всего три года лишения свободы!.. Ты чувствовал озноб, онемение рук, у тебя был холодный пот?.. — спросил Евграфов и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Если было, мы тебе поверим. И разрешим написать чистосердечное признание с указанием признаков аффекта. Ты пишешь чистосердечное признание, мы подводим убийство под состояние аффекта, передаем дело в суд, и ты получаешь свои законные три года. А может, и два. Условный срок, извини, обещать не могу.

— Мне нужно посоветоваться с адвокатом!

— Адвокат скажет тебе, что шансов выйти сухим из воды у тебя нет. Потому что, кроме тебя, убить Ларису никто не мог.

— Ну, там машина рядом стояла, — беспомощно пробормотал Глицевич.

— Ну хорошо, машина так машина, адвокат так адвокат, — поднимаясь из-за стола, разочарованно глянул на него Евграфов. — Пусть будет, как должно быть. Изнасилование, убийство с особой жестокостью, камера с уголовниками. И двадцать лет лишения свободы. Или даже пожизненное заключение… Панаев, оформляй! И