Артуро Перес-Реверте - Королева Юга Страница 50

Мне вдруг снова стало хорошо в собственной шкуре.

Ни мыслей, ни воспоминаний. Только эта огромная — словно вечная — ночь и знакомый голос, произносящий слова негромко, будто кто-то мог подслушивать их, укрывшись где-нибудь в этом странном свете, серебрящем бескрайние виноградники. А еще треск сверчков, звук шагов подруги и прикосновение босых ног — туфли на высоком каблуке она оставила на крыльце — к утоптанной земле тропинки.

— Вот такая история, — закончила Пати.

Не собираюсь я думать сейчас о твоей истории, мысленно возразила ей Тереса. Ни думать, ни обмозговывать, ни анализировать чего бы то ни было этой ночью, пока длится темнота и вверху есть звезды, и от текилы и порошка мне так хорошо — в первый раз за столько времени. И я не знаю, почему ты тянула со всем этим до сегодняшнего дня, как не знаю, на что ты рассчитываешь. Я слушала тебя, как слушают сказку. И по мне лучше, чтобы это было именно сказкой, потому что отнесись я к твоим словам иначе, мне придется согласиться с тем, что существует слово «завтра» и существует слово «будущее»; а сегодня ночью, бредя по тропинке в этих полях, которые принадлежат тебе, или твоей семье, или черт знает кому, но наверняка стоят целую уйму денег, я не прошу у жизни ничего особенного. Так что давай будем считать, что ты рассказала мне красивую историю, или, вернее, рассказала то, на что намекала, еще когда мы жили в одной камере. А потом я пойду спать, а завтра, когда в лицо ударит свет, будет другой день.

И все же, вынуждена была признать она, твоя история хороша. Жених, изрешеченный пулями, полтонны кокаина, которую так никто и не нашел. Теперь, после праздника, Тереса могла представить себе этого жениха — примерно такого же, каких видела там, в темном пиджаке и рубашке без галстука, элегантного с головы до ног, породистого, в стиле второго или третьего поколения района Чапультепек, но в улучшенном варианте, холимого и лелеемого с самого детства, как те мальчишки, дети кульяканских богачей, что ездят в школу на собственных внедорожниках «судзуки» в сопровождении телохранителей. Жениха, который якшался со всяким сбродом, имел любовниц на стороне и позволял невесте иметь любовников обоих полов, играл с огнем, пока не обжегся, сунувшись туда, где за ошибки, вольности и повадки избалованного молодого петушка приходится платить собственной шкурой.

Убили и его, и двоих его партнеров, сказала Пати. Тереса лучше многих знала, о каких страшных вещах говорит ее подруга. Его убили за обман и невыполненные обещания; ему не повезло, потому что как раз на следующий день им собирались вплотную заняться парни из бригады по борьбе с наркотиками, пристально следившие за передвижениями второй половины тонны кокаина и державшие под неусыпным наблюдением как его самого, так и все, что так или иначе было с ним связано, вплоть до стаканчика для полоскания зубов.

Его убрала русская мафия: на карательные меры пошли, сочтя неубедительными его объяснения о подозрительной пропаже половины груза, прибывшего в контейнере в порт Малаги. А эти коммунисты, перестроившиеся в гангстеров, шутить не любили: когда их долгие уговоры и угрозы не дали результата, терпение лопнуло, и в итоге одного жениховского партнера нашли мертвым в кресле перед телевизором в собственном доме, другого — на автостраде Кадис — Севилья, а самого жениха подстерегли, когда он выходил из китайского ресторана в Фуэнхироле, бум, бум, бум, когда он открывал дверцу машины, три пули в голову ему и две, случайно, в Пати, за которой никто не охотился, потому что все, даже погибшие партнеры ее жениха, считали, что она не имеет ко всему этому никакого отношения. Но черта с два — она его имела, да еще какое.

Во-первых, садясь в машину, она оказалась в зоне обстрела, а во-вторых, ее жених страдал словесным недержанием в постели или нанюхавшись кокаина. Так вот, он в конце концов выболтал Пати все: партия кокаина — половина того груза, прибывшего в Малагу, — которую все считали пропавшей и полагали, что она оказалась на черном рынке, все еще лежит нетронутая, аккуратно упакованная, в одной из пещер на побережье вблизи мыса Трафальгар, ожидая, пока кто-нибудь ею займется. После гибели жениха и его партнеров единственной, кто знал это место, оказалась Пати. Ребята из бригады по борьбе с наркотиками поджидали ее прямо у дверей больницы, и когда ей задали вопрос о пресловутой полутонне кокаина, она высоко вскинула брови. Что? Я не знаю, о чем вы говорите, сказала она, посмотрев им в глаза всем по очереди. После долгих препирательств ей все же поверили.

— О чем ты думаешь, Мексиканка?

— Я ни о чем не думаю.

Они остановились, и Пати смотрела на нее. Луна освещала ее сзади, очерчивая контуры плеч и головы, и ее короткие волосы казались седыми.

— Ну, постарайся. Сделай усилие.

— Не хочу. Сегодня ночью — не хочу.

Вспышка. Пламя спички и огонек сигареты осветили подбородок и глаза Лейтенанта О’Фаррелл. Это снова она, подумала Тереса. Она, всегдашняя.

— Ты правда не хочешь узнать, почему я рассказала тебе все это?

— Я знаю, почему ты это сделала. Ты хочешь добраться до этого клада. И хочешь, чтобы я тебе помогла.

Огонек сигареты дважды ярко вспыхнул. Они снова пошли по тропинке.

— Ты ведь занималась такими вещами, — просто сказала Пати. — Невероятными вещами. Ты знаешь места. Знаешь, как добраться туда и вернуться.

— А ты?

— А у меня есть связи. Я знаю, что делать потом.

Тереса по-прежнему отказывалась думать. Это важно, сказала она себе. Она боялась, дав волю воображению, опять увидеть перед собой темное море и искрящийся вдали маяк. Или, может, тот черный камень, что убил Сантьяго, а ей стоил полутора лет жизни и свободы. Поэтому нужно подождать рассвета и обдумать все это в сером свете зари, когда ей станет страшно. В эту ночь все казалось обманчиво легким.

— Туда опасно идти. — Она произнесла это неожиданно для самой себя. — И потом, если узнают хозяева…

— Никаких хозяев больше нет. Прошло много времени. Никто не помнит.

— О таких вещах помнят всегда.

— Хорошо. — Несколько шагов Пати прошла молча. — Тогда мы будем вести переговоры с теми, с кем будет нужно.

Невероятные вещи, сказала она несколько минут назад. Впервые Тереса услышала из ее уст слова, выражавшие такое уважение или такую похвалу ей. Ты не болтаешь, и ты не предательница — это она слышала, но такого, как сейчас, — никогда. Невероятные вещи.

Она сказала это просто, как равная равной. Ее дружба лишь изредка выражалась словами, да еще подобными этим. Не врет, рискнула предположить Тереса. Что-то мне подсказывает — она говорит искренне. Могла бы использовать меня, но непохоже, чтоб собиралась это сделать. Она знает меня, я знаю ее. И нам обеим это известно.

— А мне какая польза от всего этого?

— Половина. Если только ты не собираешься и дальше вкалывать на своем пляже.

Воспоминание больно резануло ее: жара, пропитанная потом футболка, подозрительный взгляд Тони из-за стойки, неизбывная, животная усталость. Голоса людей на пляже, запах тел, обмазанных маслом и кремом. От всего этого до такой вот прогулки под звездами — всего четыре часа езды на автобусе. Ее размышления прервало громкое хлопанье крыльев в соседних ветках. От неожиданности Тереса вздрогнула. Это филин, сказала Пати. Здесь много филинов. Они охотятся ночью.

— А вдруг этого порошка уже там нет, — проговорила Тереса.

И все же наконец она думала об этом. Все же, все же.

Глава 9

И женщины тоже могут

Всю первую половину дня лил дождь. Налетал порывами, плотными струями, испещрявшими рябью море, временами стирая серый силуэт мыса Трафальгар вдали. Они курили, сидя в «лендровере» посреди пляжа — в кузове прицепа лежали надувная лодка и подвесной мотор, — слушали музыку, смотрели, как скатывается по стеклам вода, и наблюдали, как время передвигает стрелки часов на приборной доске: Пати О’Фаррелл за рулем, Тереса рядом — с бутербродами, термосом кофе, бутылками воды, пачками сигарет, тетрадями с набросками и морской картой этого района, самой подробной, какую только смогла найти. Небо еще оставалось грязно-серым — последние метания весны, сопротивляющейся приходу лета, — и низкие тучи все так же двигались на восток, но свинцовая поверхность моря выглядела спокойнее, и только вдоль берега ее разрывали белые полосы прибоя.

— Пожалуй, можно, — сказала Тереса.

Они вышли из машины, походили по мокрому песку, потягиваясь, разминая затекшие тела, потом открыли заднюю часть «лендровера» и достали костюмы для подводного плавания. С неба продолжало мелко моросить, и Тереса, раздевшись, вся покрылась гусиной кожей. Как же холодно, черт побери, подумала она. Натянув поверх купальника узкие неопреновые штаны и всунув руки в рукава, она застегнула молнию, но капюшон надевать не стала: волосы у нее были стянуты резинкой в хвост на затылке. Две дамы занимаются подводной охотой в такую погоду, усмехнулась она про себя. Веселенькая картинка. Если какой-нибудь недоумок сейчас прогуливается где-то поблизости, у него просто глаза на лоб вылезут.