Юрий Кузнецов - Холодная сталь Страница 51

– Чего тебе? – недовольно спросила она, увидев, что он двинулся по берегу в сторону от лодки.

– Подойди на два слова.

– Ну, куда ты идешь?

– Вот глупая! – засмеялся Клин. – Может, я тебя обнять хочу. Может, соскучился.

– Кончились объятья, – равнодушно сказала Нюра.

– Это что значит? – прикинулся встревоженным Клин. – Меня побоку, что ли?

А сам все дальше от лодки отходил и повернул за деревья.

– Я не пойду дальше, – остановилась Нюра.

– Не будем же при людях выяснять отношения!

– А нечего выяснять.

– Что-то я тебя, женщина, не пойму. Как это нечего? Вроде, недавно были мужем и женой.

– Не были мы мужем и женой, не ври.

– Ну, подойди. Объясни толком – что случилось? Какой комар тебя укусил? Не нужен я тебе больше?

– Не нужен, Николай.

– А прежде нужен был?

– Другого не было.

– А то бы с другим?

– Ну, если не противный…

– Вот ты какая!

– Да не обзывай ты меня. Какая! Такая вот. Я от тебя, Николай, ничего не хочу более. Я дитя хотела родить. А без мужчины они не рождаются – дети-то. Вот почему спала с тобой. А теперь зачала – и все между нами, кончено! Цель-то у меня была одна.

– Беременная, что ли? – опешил Клин.

– Да уж так, – улыбнулась Нюра.

– И ребенка решила сохранить?

– А зачем же мне надо было зачинать? Отцовские чувства не вспыхнули в душе Клина.

Хорошо хоть глупая баба все выложила. Клину еще только ребенка не хватало!

– Да ты не пугайся, – сказала с презрением Нюра. – Ты нам не нужен будешь.

Это она так теперь говорит, а потом хомутом повисла бы на шее! Потом от нее не отбиться было бы.

– Чего расстроился? – спросила весело Нюра.

– Как это я расстроился? Я рад.

– Так вот и поверила.

– Честное слово! Золотце ты мое!

Он шагнул к ней. Она была так удивлена его реакции, что стояла вкопанной. Он обнял ее и поцеловал, то есть закрыл ей рот, а нож воткнул снизу вверх под сердце.

Клин тут же оттолкнул ее, чтобы не испачкаться кровью. Даже не вскрикнула. Рухнула на землю и лежала тихая.

Клин вытер мхом нож и спрятал на место. Чуть погодя, он вернулся к лодке.

– А где Нюра? – спросила Людмила Петровна. Клин раскашлялся, потому что не подумал, что сказать. Да и не его дело думать, на это есть шеф.

– Пошла? – спросил спокойно Драков. Клин кивнул, продолжая кашлять.

– Куда пошла? – спросила Людмила Петровна.

– Да в деревню, – ответил небрежно Драков.

– Зачем это?

– Мы же забыли расспросить, где Тильтимская дорога. Я думал, Клин знает.

– Чего же Клин не пошел?

– Она местная, лучше поймет. Из этих же мест вроде. Да что ты беспокоишься? Сколько мы проехали. Всего ничего. Тут ходьбы-то полчаса. Есть о чем говорить.

Людмила Петровна успокоилась. Да и не могла она ни о чем плохом подумать.

– Тут место такое-то не то, – недовольно сказал Драков. – Сушняка даже нет. Поднимемся чуть и разложим костер. Надо перекусить.

– Ей же дальше идти будет? – возмутилась Людмила Петровна.

– Да мы немного только проедем.

Драков и в самом деле хотел сделать остановку. Подождать чуток. Потом сказать, что она, Нюра, может ждать выше по реке, где ее пересекает Тильтимская дорога. Тут, мол, никак не разминемся. А там видно будет…

«Я был уверен, что они проедут мимо, но они поднялись по реке еще на метров пятьсот и пристали к берегу.

Смотрю, разложили костер.

Людмила Петровна вышла из лодки. Драков усадил ее на камень, подкатив ближе к костру. Камней тут хватало. Начинались предгорья Урала.

Клин двинулся в лес собирать сучья.

Я тоже поднялся. Ну, вот и пришел час расплаты. Я проверил, на поясе ли наручники.

Пошел. Двигался бесшумно.

Клин никого не опасался, и поэтому ходил по лесу так шумно, словно слон. Он и впрямь собирал сушняк. Я подождал, пока он наберет охапку, чтобы руки были заняты.

Только тогда я достал пистолет и сказал тихо:

– Здорово, Клин!

Надо было видеть его лицо!

– Стой и не шевелись, – молвил я.

– Чума, я не виноват, – залепетал Клин, чуть придя в себя. – Я тут сторона, подневольный человек. Сам же знаешь.

– Знаю, Клин, знаю, успокойся.

– Я для тебя все сделаю, Чума. Только скажи.

– И шефа пришьешь?

– А кто он нам, Чума? Он нам чужой. Мы с тобой одного поля…

– Ягодки?

– Как братаны.

– Может, ты и ягодка, да волчья.

– Ты на меня, Чума, не вали. Шеф сказал, что ты нас встретишь на конечном пункте. Спроси хозяйку.

– Что за конечный пункт?

– Он не объяснил. Но это правда.

– О конечном пункте он толковал Людмиле Петровне.

– И мне тоже.

– И ты считал, что я жив?

– А как же, Чума!

– Чего ж так перепугался, как увидел?

– Не признал сразу.

– Чего ж хозяина пришить решил?

– Я такого не говорил.

– Говорил, Клин.

– Со страху, может.

И тут, откуда ни возьмись, выскочил на полянку, на которой мы стояли и мирно беседовали, заяц. Ну, косой! Чуть ты меня не подвел! Я глянул на него. И этого мига было достаточно, чтобы Клин сбросил сушняк и выхватил пистолет.

Я его немножко опередил.

Я не хотел видеть, как падает он, хватаясь руками за воздух. Не нашел он опоры.

Я смотрел, как улепетывает заяц. Будет о чем рассказывать, как двое охотников напали на него, но он их перехитрил.

Ладно, беги, заяц. А ты, Клин, лежи. Я человек православный, но хоронить тебя не буду. Не буду предавать тебя земле. Сообщу местной милиции. Это сделаю, обещаю. Если тебя раньше волки не слопают. Так ведь отравятся!

Лежи, Клин, я пошел к твоему шефу!

Я вышел к костру так, чтобы Людмила Петровна не сразу увидела меня. Драков раздувал костер, который стал угасать.

Услышав мои шаги, он спросил:

– Чего стрелял? Может, зайца принес? Займись костром.

– Зачем тебе костер, Драков? – сказал я. – Ни к чему он тебе.

Он стоял на коленях и лицо его стало белым, когда он увидел меня. Может, показалось, что мерещится.

Карабин лежал в двух метрах от него возле рюкзака.

– Это я, Драков, – сказал я. – Скажи мне – здравствуй!

Людмила Петровна обернулась и лицо ее вспыхнуло радостью.

– Это конечный пункт! – воскликнула она. – А я ждала, ждала… Все едем, едем…

Она увидела в руке у меня пистолет, потом перевела взгляд на искореженного страхом Дракова и радость ее потухла.

– Что происходит? – произнесла она тихо и позвала меня: – Володя!

– Я не мог сказать тебе раньше, – проговорил я, не спуская взгляда с Дракова. – Не получалось никак. Но этот человек, что был твоим мужем, настоящий преступник. Это самое нежное, что о нем можно сказать. Он многих убил.

Людмила Петровна немо смотрела на Дракова. Потом перевела взгляд на меня.

– Это правда?

– Мент проклятый! – прошипел Драков.

– Не усложняй свою жизнь, – сказал я. – Ты прекрасно знаешь, что государство тебя осудит за твои дела. Но у меня к тебе личный счет. Не забывай об этом.

– Боже мой, – шептала Людмила Петровна. – Я чувствовала, чувствовала…

– Это он приказал убить меня много лет назад, – сказал я спокойно.

– Я догадывалась, – шептала бедная Людмила Петровна.

– Сегодня слово за мной, Драков. Ты снова хотел убить меня. Я чувствую, на земле нам тесно.

Вспышка бессильной злобы, охватившая Дракова, прошла. Голова, видимо, начала соображать.

– Он говорит правду, Людмила, – сказал Драков. – Я его ни о чем не прошу. Но я тебя умоляю, я стою перед тобой на коленях… ради сына… ради моей любви к тебе… упроси его… чтоб отпустил… Ты будешь с ним. Значит, такая судьба. Я дам развод. Я вас озолочу. Вы не будете знать никаких забот. Только упроси его, чтобы он отпустил меня сейчас. Тут в портфеле все. Я дам доверенность.

– Перестань, Драков, – поморщился я. – Что ты плетешь?..

Но он оказался хитрей меня и на этот раз. Он говорил не мне, а ей, зная ее доверчивый характер.

– Людмила, прошу… умоляю… Зачем тебе моя жизнь?

– Володя, – стала подниматься с камня Людмила Петровна, – зачем тебе его жизнь? Он дает мне свободу.

– Сиди на месте, Люда! – крикнул я. Но она уже поднялась и пошла ко мне.

– Я буду свободна.

– Люда, не ходи! Назад! Что ж она сделала, милая!?

Я не мог метнуться влево, тогда бы она сразу закрыла на какой-то миг Дракова. А справа было дерево, и я уперся в него плечом.

– Не ходи! – крикнул я в отчаянии.

Она сделала еще шаг и закрыла собой Дракова от меня. Он воспользовался этим мигом, метнулся к лежавшему в двух метрах карабину и стал стрелять.

Я видел миг, когда Люда распахнула глаза, не понимая, что же случилось, почему она больше не может идти ко мне, почему падает.

Я прижался к земле и стремительно перекатился за дерево.

Драков выпустил все пули, самообладание оставило его.

И когда карабин смолк, я поднялся.

Драков повалился на землю и стал биться в истерике. У меня было одно желание – пустить все пули из обоймы в его лысеющую голову.