Вячеслав Денисов - Главный фигурант Страница 51

– Ненавижу собак, – пробормотал Олюнин, думая, как выйти наружу. Менты представлялись ему сейчас куда менее страшными, чем интерьер этой квартиры.

Он сделал шаг назад. Собака придвинулась вперед. Он повиновался и снова вышел с балкона. Собака послушно вернулась на свое место.

Этажом выше послышался знакомый голос. Это говорил, приказывая показаться и сдаться, мент из МУРа. О плане уйти через балкон можно забыть. Оставалась дверь.

Стараясь ни на сантиметр не приближаться к кобелю, Олюнин стал спиной двигаться по периметру комнаты. Если на пути попадалось кресло, он в него садился, если стол – переползал поверху. Собака напряженно разворачивала к нему корпус, и в тот момент, когда он был уже почти в коридоре, раздался проклятый звонок.

«Лучше умереть под домом, чем на клыках этой твари по команде хозяина», – решил Олюнин и снова побрел к балкону. Потом вдруг подумал о том, что хозяину, чтобы попасть в собственную квартиру, незачем звонить. Как бы в подтверждение этой мысли раздался второй звонок. Кажется, это понял и пес, появившийся из прихожей. Олюнин обмер – он стоял посреди комнаты.

«Нужно было ползти до первого этажа»...

Собаке надоело заниматься глупостями, и она припала на передние лапы.

Хвост ее дергался из стороны в сторону, и огромная задница болталась вместе с ним.

«Целится», – понял Миша-Федул.

Мастино дернул головой и прыгнул в сторону, отчего на столе покачнулась ваза. Потом он повторил свой маневр, только в другую сторону. Еще секунда, и он ринулся в прихожую, сбивая по пути куртки с вешалки и расшвыривая в стороны тапки.

Сердце Олюнина едва не выпрыгнуло из груди, когда он услышал этот вой, после чего в проеме двери показалась огромная башка с горящими глазами.

«Сэр Генри умер не от разрыва сердца, – вдруг пришло в голову Олюнину, лучшим другом которого в тюрьмах были книги, – он умер от поноса...»

В зоне собаку могли в любой момент остановить мусора. То есть нужно было лишь чуть-чуть потерпеть. Здесь же ждать милости не от кого. И эти мусора, которые могли помочь, теперь одурачены и найдут его только тогда, когда черная тварь догложет его последнюю кость.

Миша-Федул приоткрыл глаза и увидел невероятное. Пес крутил головой, рычал и держал в пасти исцарапанный зубами, потерявший расцветку, накачанный до отказа футбольный мяч...

Он хотел поиграть с Олюниным...

В футбол, наверное...

Первым делом, убрав от себя слюнявую морду, Олюнин полез в холодильник. Нашел там несколько бутылок, вытянул ту, где плескалась самая прозрачная жидкость, и с удовольствием приложился.

Вскоре собака потеряла к нему интерес. Легла посреди комнаты, положила морду на лапы и маслинами любопытных глаз разглядывала нового в ее жизни человека только тогда, когда тот появлялся в ее поле зрения.

А человек тем временем подошел к двери, посмотрел в «глазок», остался удовлетворен увиденным и проверил замки. Замки были нехорошие. В том смысле, что для хозяина-то лучше и быть не могло: их открыть можно было как снаружи, так и изнутри только ключом, а выломать практически невозможно. Проникнет вор через окно, наберет добра, а выйти не сможет. Прыгать высоковато, а с ценностями, такими как этот телевизор с плазменным экраном или компьютером, – просто глупо. Разве что по мелочовке набрать?

Произведя планомерный осмотр всех комнат и набрав по мелочовке толстую, перетянутую резинкой пачку долларов и с полкило золота, Олюнин выглянул в окно.

Ситуация была пиковая. Задержать его на улице менты не смогли. Поймать в доме – тоже. Поэтому они наверняка организовали засаду перед подъездом и за домом, ожидая его появления. Подумав, Олюнин выбрал из выброшенных на пол вещей добротную кожаную куртку с меховой подстежкой, шапку, джинсы и осенние ботинки. Сменил одежду и даже побрился в ванной. Сколько он ни думал, водя лезвием по давно не бритым скулам, вывод напрашивался только один, и только он был единственным, верным.

Не нужно больше лазать по стенам, подогревая адреналин в крови МУРа. Скоро в квартиру вернется хозяин, и он вряд ли ждет гостей. Его нужно впустить и правильно «принять». Потом выйти из подъезда и вразвалочку пересечь двор. Вряд ли кто-то из преследователей, ориентированных на небритого бомжа в майке, будет останавливать и устанавливать личность хорошо одетого, пахнущего дорогим одеколоном мужчины.

Включать телевизор Олюнин не стал. Нашел на кухне узкий нож для разделки мяса, отточенный, как лезвие, положил на пол и уселся в кресло. Он находился в квартире уже полтора часа.

Ровно в четверть четвертого он заметил, как заволновался огромный, подружившийся с ним пес. Вскинув над лапами огромную морду, он напряг уши и тут же вскочил. Посмотрел в сторону коридора, чуть дернул хвостом.

Олюнин прислушался, после чего готов был поставить на кон все, что у него есть, против утверждения о том, что в подъезд кто-то вошел.

Через неколько секунд в замочной скважине раздался характерный звук вставляемого ключа.

– Какая умная тварь! – восхитился шепотом Олюнин и быстро встал из кресла.

Место, где нужно будет резать барыгу, он определил давно – это выемка в стене гостиной. Хозяин входит в квартиру, продвигается по коридору и останавливается как вкопанный, увидев в квартире следы профессионально выпотрошенной ворами квартиры.

И в этот момент нужно резать. Именно в этот, и ни секундой позже, потому что ровно через секунду хозяин поймет, что вор не мог выйти через дверь, и напряжется. Напряженного человека резать трудно. Олюнину пришлось резать готовых к отражению нападения девчонок, и сейчас он вынужден был признать, что это весьма трудное занятие. Вертятся под руками, крутятся, как выдры в зоопарке. А мужик будет посерьезнее. Набор мясных подуктов в холодильнике свидетельствует о том, что здоровья у него побольше, чем у девочек, да и размер одежды, который Олюнину был чуть великоват, говорил о многом. Так что резать нужно именно сейчас, когда мужик вошел, остановился на пороге и выдавил:

– В душу мать...

Резко взмахнув рукой снизу вверх, Миша-Федул засадил нож для мяса по самую рукоятку в живое, теплое тело. По его расчетам, лезвие должно было пройти под ребрами вверх, не оставив барыге никаких шансов.

Так оно и вышло. На судорожно сжатый кулак, удерживающий рукоятку ножа, хлынул поток горячей лавы, барыга округлил глаза, вытянул губы трубочкой и сделал какой-то смешной шажок назад. Белки его мгновенно налились кровью, лицо покраснело, словно он тужился, и так, на ноже, Олюнин ввел его в гостиную.

– Сявка позорная... – прохрипел барыга и встал на колени.

Еще мгновение, и он повалился лицом на пол.

Удивленный пес вильнул хвостом и подошел к хозяину. Посмотрел на него, на Олюнина, принял это за условия новой игры и лег рядом, вытянув перед собой лапы. И только сейчас Миша-Федул заметил, насколько огромна собака, испугавшая его. Барыга лежал, поджав под себя ноги, и абрис его фигуры был вдвое меньше, чем собаки.

Выдернув из кармана приготовленный платок, Олюнин вытер рукоятку ножа, прошел на кухню, вымыл нож и вставил его в гнездо подставки – там, где он находился раньше. Там же вымыл руки и вытер их полотенцем. Теперь действовать нужно было быстро и решительно.

Забрав из руки барыги ключи от квартиры, Олюнин вышел на площадку, закрыл дверь и спустился пешком до первого этажа, сбросив по пути связку «мальчишек» [14] в мусоропровод. Распахнул дверь, и в лицо ему ударил хоть и холодный, но показавшийся ему горячим луч света. Если этот день закончится так же удачно, как начался, то Олюнин уже сегодня ночью покинет Москву. С такими деньгами, что у него в кармане, можно безбедно жить в Туле, Твери, Костроме или Суздале. Сейчас главное – выбраться за пределы этого Северо-Восточного округа. А там пусть дают свои ориентировки, не привыкать. Эрнест Олюнин сумеет уйти из Московской области.

Глава девятнадцатая

Сивого взяли на выходе из подъезда.

Придя в себя, он долго осматривал комнату, не в силах понять, что происходит. Прикрыв балконную дверь – от холода, несущегося из нее, он и очнулся, – Сивый уселся на стул и стал восстанавливать хронологию недавних событий.

Они с Федулом собрались выпить. Тот пришел, как всегда, неожиданно и, как обычно, не с пустыми руками. Поставили на стол бутылку, Сивый нашел на кухне засохшие огурцы и вдруг вспомнил о кастрюле с капустой, стоящей на балконе.

– Охота была за ней на балкон идти, – недовольно сказал Федул, но пошел.

Едва он прикрыл за собой дверь, какой-то придурок свистнул в дверной «глазок». Сивый решил, что это кто-то из своих, и пошел проверять. Помнит – подошел к двери. Помнит – склонился над «глазком». Больше ничего не помнит.

Непонятно, куда делся Федул. Почему первернут стол и бутылка вдребезги? Вот дела...

Поняв, что напрягать память далее бессмысленно, Сивый оделся и вышел в подъезд. Еще когда запирал замок, услышал, что подъезд сегодняшний резко отличается от подъезда вчерашнего. Непонятный гул несколькими этажами ниже, голоса множества людей. Это очень странно. Решив обойтись без лифта, Сивый прошелся пешком.