Дик Фрэнсис - Заезд на выживание Страница 52

Но тут вызвали еще одного свидетеля обвинения, и судебный пристав вышел из зала и отправился на его поиски. Джулиан Трент понял, что я его заметил, и, видимо, решил, что теперь самое время уйти. Поднялся, протиснулся мимо одного из приставов и направился к выходу. Секунду-другую мне казалось, что я последую за ним, но здравый смысл все же возобладал — я остался на месте. Вряд ли я бы смог догнать его на костылях, да и судья отнесся бы к этой моей выходке крайне неодобрительно, особенно с учетом того, что королевский адвокат сэр Джеймс Хорли продолжал отсутствовать.

Перекрестный допрос детектива-инспектора Макнила стал главным достижением защиты в тот день. Три остальных свидетеля, вызванных стороной обвинения, оказались для нас неперспектив-> ными и дали удручающие показания, однозначно указывающие на то, что убийство совершил ответчик в стеклянной клетке.

За свидетелем-экспертом по ДНК выступал криминалист из полиций. Оба долго, монотонно и во всех подробностях объясняли жюри присяжных метод экстрагирования ДНК из крови и волос, а затем начали доказывать, что капельки крови и два волоска Скота Барлоу были найдены на полу под передним сиденьем в машине Стива Митчелла. Еще несколько капель крови Барлоу и четыре его волоска обнаружили прилипшими к внутренней части резиновых сапог Стива Митчелла. Сами сапоги были найдены в доме ответчика.

Далее они продемонстрировали присяжным снимки с кровавыми отпечатками на полу на месте преступления. И представили справку, что они полностью соответствуют подошвам все тех же резиновых сапог Стива Митчелла.

Мне удалось несколько подпортить настроение стороне обвинения, заставив эксперта-криминалиста признать, что никаких следов ДНК Митчелла не было обнаружено ни в доме жертвы, ни на орудии убийства, ни на теле покойного. Более того, мне удалось заставить обоих этих свидетелей согласиться с тем, что даже если ДНК Барлоу и была бы найдена на сапогах и в машине мистера Митчелла, это вовсе еще не означает, что в тот момент на мистере Митчелле были именно эти сапоги или что он сидел за рулем машины в тот злополучный день и час.

Однако во время допроса обвинителем первый эксперт все же подтвердил, что следы ДНК мистера Митчелла были обнаружены внутри его собственных сапог — что само по себе неудивительно. А вот ДНК какого-либо другого человека там обнаружить не удалось. Это не подтверждало версии стороны защиты о том, что кто-то другой мог оказаться в сапогах Митчелла во время убийства, но и не опровергало ее. Я даже умудрился спасти ситуацию, заставив второго эксперта признать, что кто-то другой мог носить пару резиновых сапог, не оставив в них ни единого следа ДНК, особенно тот, кто соблюдал особую осторожность.

Последним свидетелем в тот день выступал патологоанатом, производивший вскрытие тела Скота Барлоу, и его показания были не для слабонервных. Два изогнутых металлических зубца вил не проникли, как я предполагал, сначала в грудную клетку, а уже потом — в сердце. Нет, удар был нанесен снизу, под ребра, пронзил диафрагму, а уже потом пробил сердце. Присяжным было продемонстрировано и само орудие убийства — вилы с рукояткой длиной в пять футов и двумя зубцами длиной десять дюймов каждый. Изогнутые и страшно острые, они отливали зловещим металлическим блеском. Обвинитель попросил патологоанатома продемонстрировать суду, каким именно образом был нанесен этот смертоносный удар снизу, вызвавший несовместимые с жизнью ранения, что тот и сделал на глазах присяжных. То был весьма драматичный момент, и я заметил, как некоторые из присяжных даже передернулись от ужаса и отвращения. Далее патологоанатом объяснил, что одного удара было достаточно, чтоб вызвать смерть через несколько минут, при этом кровотечение обильным не было, кровь текла из двух ранок на животе, еще немного крови было обнаружено во рту убитого.

Интересно, подумал я. Если кровотечение обильным не было, как получилось, что подошвы сапог Митчелла были сплошь выпачканы кровью?

Далее патологоанатом особо отметил, что для нанесения подобного смертельного удара нужна недюжинная сила, но меньшая, чем понадобилась бы, если бы один из зубцов угодил в ребро и отскочил бы от него. Сторона обвинения тут же сделала вывод, что совершить подобное без особого труда мог мужчина тридцати трех лет от роду, в особенности профессиональный спортсмен. У него определенно хватило бы сил и сноровки нанести смертельный удар, пусть даже росту в нем было всего пять футов шесть дюймов.

— Скажите, убийца вытащил орудие преступления из тела жертвы после наступления ее смерти? — спросил я во время перекрестного допроса.

— Нет, — ответил патологоанатом. — Когда меня вызвали на место преступления, вилы все еще торчали из груди мистера Барлоу. Так крепко засели, что выдернуть их там, на месте, оказалось невозможно. Позже мне удалось определить, что раны в животе, диафрагме и сердце соответствуют орудию убийства и что орудием этим пользовались всего раз.

— Таким образом, все, что было найдено на зубцах этих вил, между телом мистера Барлоу и рукояткой, должно было оказаться там до нанесения смертоносного удара?

— Да, это так, — ответил он.

— И что же именно там обнаружили? — спросил я.

— Какие-то клочки бумаги, — ответил патологоанатом.

— Вероятно, корешки от платежных чеков? — спросил я.

— Я не знал и не знаю, что они собой представляют, просто видел, что они находились именно там, — сказал он. — Потом, уже во время вскрытия в Королевском Беркширском госпитале в Ридинге, когда орудие убийства удалили из тела, их забрала полиция.

Можно было представить, как нелегко пришлось полицейским, перевозившим тело Барлоу на двадцать шесть миль — от его дома до морга в госпитале Ридинга с торчащими из груди вилами с длинной рукояткой.

В четыре судья объявил, что заседание на сегодня закончено.

И во вторник вечером Элеонор в Оксфорд тоже не приехала. В мобильнике осталось ее сообщение, присланное во время заседания: кто-то из коллег заболел, и ей пришлось остаться в Лэмбурне, заменить его. И снова, как ни странно, я испытал нечто похожее на облегчение.

Возможно, именно ожидания, ее ожидания, беспокоили меня больше всего. Я не спал с женщиной давным-давно. Прежде, с Анжелой, я всегда чувствовал себя в этом плане уверенно и спокойно. И перспектива, что в постели со мной окажется другая женщина, наполняла меня возбуждением и тревогой одновременно. Прекрати, не будь идиотом, говорил я себе, но тошнотворный страх потерпеть фиаско оставался.

Вообще-то в телефоне оказались два сообщения.

Второе — от «Шепотка».

— Проиграй дело, — прошипел он в трубку. — Или пожалеешь.

Послание оставили в двенадцать дня. Несомненно, вскоре после того, как Джулиан Трент поведал им, как идет судебное разбирательство, рассказал о моих попытках подорвать доверие присяжных к инспектору полиции. Интересно, подумал я, сколько еще времени понадобится «Щепотку», чтоб понять раз и навсегда: всякий раз, когда он приказывает мне проиграть дело, я все тверже намереваюсь выиграть его.

Выходить из здания суда на ленч я не стал — из страха столкнуться с молодым Трентом. И вот теперь, после окончания заседания, я долго топтался в вестибюле, пока не увидел подкатившее к дверям такси. Только тогда и вышел. Большинство моих коробок с бумагами оставались на хранение в суде, но одну я все же прихватил с собой, хотел подготовиться к встрече со следующим свидетелем.

И вот я неуклюже влез в такси с этой коробкой и костылями и спокойно, без происшествий отправился в гостиницу.

Гостиничные сотрудники за стойкой приемной, наверное, подумали, что я тронулся умом. Это после того, как я настойчиво попросил их ни при каких обстоятельствах не сообщать номер моей комнаты кому бы то ни было, даже если придет человек и назовется моим отцом. Кроме того, они не должны соединять меня по телефону с кем бы то ни было, не спросив имени звонившего и не сообщив предварительно мне.

И еще я спросил, сколько свободных номеров имеется у них на данный момент.

— Двенадцать, — ответила девушка.

— Тогда могу я сменить номер на новый? — спросил я.

— Вам не нравится ваш номер? — удивилась она.

— Нет, номер замечательный, — сказал я. — Просто сегодня мне нужен на ночь другой.

— Я должна спросить управляющего, — сказала девушка. — Прежний ваш номер придется убирать, а мы уже отпустили всех горничных.

— Неужели нельзя оставить до завтра как есть? — спросил я.

— Но, сэр, мы же не сможем сдать его вечером другому клиенту в таком состоянии, — возразила она. Упрямая попалась девица, подумал я, снисхождения от нее не жди.

Я не стал напоминать о том, что двенадцать номеров остались на пять часов вечера свободными, так что вряд ли найдутся желающие заселить их все.