Сергей Зверев - Жулик: грабеж средь бела дня Страница 59

Услышав свою фамилию, Таня почти физически ощутила, как липкая волна ужаса накрывает ее с головой. Упоминание о Зацаренном лишь усугубило растерянность: при чем здесь багажник его машины? Ведь «бойфренда» Ермошиной она не видела больше недели…

– Насчет багажника – неплохо бы спросить у самого господина Зацаренного, – ответил неизвестный мужчина. – Возможно, он предпочитает возить полюбившихся ему девушек именно таким способом. Но так как господина Зацаренного сейчас поблизости нету, придется ограничиться расспросами пассажирки.

– Спит еще эта краля?

– Полчаса назад спала. Ладно, пошли на кухню, поужинаем.

Услышанное окончательно запутало девушку. Получалось, что неизвестные мужчина и женщина отлично знают не только ее фамилию, но и бывшее место работы ее отца: а то с чего это обладательница прокуренного баритона сказала – «ментовская дочь»? Упоминание о Зацаренном также не вносило ясности. Ситуация требовала немедленного прояснения. Однако Таня по-прежнему страшилась обнаружить свое присутствие…

Дождавшись, когда за хозяевами квартиры закроется кухонная дверь, она вновь выглянула в прихожую. Подошла к входной двери, осторожно нажала ручку… Дверь была заперта. Так что о бегстве не могло быть и речи.

– Леха, ты все фотографии распечатал? – донесся с кухни голос странной женщины по имени Пиля.

– В глянцевателе. Минут через двадцать посмотрим. Тогда и сделаем первые выводы.

– Слышь, а насчет этой марьяны я тему так рассекаю. Цаца точняком ее выкрал для каких-то своих целей. Ну, может, для выкупа…

– А у нее папа кто – Билл Гейтс или Роман Абрамович, чтобы за наследницу выкуп заряжать? Откуда у бывшего зэка деньги? – неожиданно перебил мужчина по имени Леха.

– Не знаю… Да только не выгорело у Цацы. А вообще – зря ты этого коня педального не вальнул. Тоже мне, фраер с гондонной фабрики! «Волыну» достал, кипеш поднял… Да и свидетель лишний.

– Не люблю крови, – парировал мужчина. – Мы ведь и так его тачку в самый неподходящий момент отмели. Да если бы только тачку… Такой подарок в багажнике оказался! Как говорится – не ищите женщину, она найдется сама!

– Баба – не пидор, места не замастит! – в тон ему отозвалась собеседница. – Даже если баба – дочь мусорилы!

Услышанное окончательно сбило Таню с толку. По всему выходило, что удар в голову и последующее похищение – дело рук Зацаренного. А неизвестные пока мужчина Леха и женщина Пиля, отобрав у Гены машину, случайно обнаружили в багажнике «подарок» – похищенную…

Это вселяло некоторую надежду на благополучное разрешение ситуации. Правда, собеседники за кухонной дверью прекрасно знали не только Голенкову, но и ее отца. И, судя по репликам, бывший капитан милиции явно не пользовался у них уважением и любовью…

Стараясь не скрипеть половицами, капитанская дочка осторожно подошла к кухонной двери и прильнула глазом к узенькой щелочке.

У окна сидел худощавый коротко стриженный мужчина весьма располагающей внешности. Сбивчивый взгляд Голенковой зафиксировал рубленое лицо, энергичный поворот головы и тонкий излом рта. Незаурядный интеллект угадывался в проницательном прищуре глаз, несокрушимая воля – в размеренной интонации. А вот его собеседница – черная высохшая ведьмочка – сразу же насторожила девушку. Короткая стрижка, плоская грудь, землистое лицо… У ведьмочки не было возраста: при желании ей можно было дать и двадцать девять, и пятьдесят пять. Да и изъяснялась она каким-то странным языком: вроде и по-русски, да только почти ничего не понятно.

– Насчет похищения – все верно, – заключил мужчина, подумав. – Говоришь, Цаца с Дядей Ваней кентуется?

– Цаца в «Находке» типа директором числится. Крутым жиганом себя считает. А на самом-то деле – дешевое бакланье на подхвате.

– Интересно, Цаца сам это похищение задумал? Или он по наводке Михалюка действовал? А потом – с чего это Цаца взял, что у бывшего зэка Голенкова могут быть деньги на выкуп?

– Какая нам теперь разница! Прикинь лучше, как нам с этой кобылкой подфартило! – неожиданно воодушевилась ведьмочка. – Мы теперь этого мусорилу можем по-любому нагнуть!

– Не понял, – прищурился мужчина, склонив голову набок.

– Ну, типа как баш на баш зарядить: ты заминаешь историю с Мандавошкой, а мы тебе за это – дочь! По-любому поведется! Че, скажешь – не так?

– Пи-иля, ну за кого ты меня принимаешь! – не без пафоса засокрушался мужчина. – Я ведь еще недавно погоны носил! Сын за отца не отвечает, а дочь – и подавно! Лично мне эта барышня ничего дурного не сделала. И насчет Мандавошки, якобы от меня беременной, ты тоже не права. Если я за ментовскую дочь выкуп под такие условия заряжу, получится, что этим самым я как бы признаю свою вину. Понимаешь? А ведь я гражданку Ермошину не насиловал. Так что беременна она явно не от меня. Что мне и предстоит доказать в установленном законом порядке. Безо всяких выкупов, угроз, шантажа и прочей уголовщины.

До Тани наконец-то дошло…

Ситуация выглядела слишком неправдоподобной даже для самого невероятного стечения обстоятельств. Коротко стриженный Леха оказался не кем иным, как рецидивистом Алексеем Константиновичем Сазоновым, более известным под кличкой Жулик. Это был тот самый Жулик, который четыре с половиной года назад посадил ее отца «за взятки». Тот самый Жулик, на которого Лида Ермошина написала неправедное заявление об изнасиловании. Тот самый Жулик, который давно уже стал для папы персонифицированным воплощением зла.

У Голенковой остро засосало под ложечкой. Девушка явственно поняла: теперь она всецело во власти главного врага своего отца.

Впрочем, неожиданное благородство Жулика выходило за рамки Таниного представления о профессиональных преступниках. Ведь, по словам отца, это был «рецидивист, урка, подлец и мерзавец»! Но этот «мерзавец» выглядел куда более великодушным и порядочным, чем можно было ожидать. Внезапно Таня поймала себя на мысли: окажись в ситуации Жулика ее папа – он бы наверняка поступил по-другому…

– Но ведь расклад-то какой козырный! – не сдавалась подруга Жулика. – Словно по заказу… Больше такого не будет! Ты сейчас все свои проблемы за минуту решишь!

– А какой тут расклад? Мне еще срока за похищение человека не хватает! Не я ведь ее в багажник «жигуля» засунул! – жестко обрезал Леха.

– Так ты ее что – отпустить собираешься? – не поверила собеседница. – К папику?

– А что мне ее тут – мороженым кормить?

– Ты что, Леха… запалит нас всех, как пить дать!

– Ну, эта хата у нас с тобой не единственная, – прозвучало успокоительное. – Есть еще пара мест, где можно зашифроваться. А что касается ее родителя… Я ведь не мусор, чтобы втягивать в выяснение наших отношений несовершеннолетних девушек. С бывшим гражданином начальником я и так разберусь. Сильный и умный всегда властен над слабым и хитрым, – без ложной скромности завершил он.

Впадая из надежды в неверие, а из неверия в трепет, Таня несмело постучала в кухонную дверь.

– Прошу вас, Татьяна Эдуардовна, – последовало невозмутимое. – Я вижу, у вас накопилось немало вопросов. Обещаю всецело удовлетворить ваше любопытство. Смелее, смелее!

Гена Зацаренный сидел на краю панцирной кровати и тупо смотрел в мутное потечное окно. Летнее солнце прожигало жестяную крышу дачного домика. Голуби гулькали в саду, жизнь продолжалась, а на душе Цацы было так хреново – как никогда.

Вчера вечером, после стрельбы по машине высокопоставленного сотрудника Генпрокуратуры (который на поверку оказался не московским «важняком», а рецидивистом Сазоновым) и последовавших за этим событий, Гена счел за лучшее сразу свалить на дачу в Ульяновку. Добирался он автостопом. Закрыв за собой дверь на все засовы, Цаца наскоро смыл с лица грязь вперемежку с кровью и, бухнувшись на кровать, долго пытался сообразить, в какую же переделку он вляпался. Впрочем, никаких рациональных объяснений случившегося у него так и не появилось. Представить Сазонова в роли старшего следователя Генеральной прокуратуры было столь же нелепо, как самого Цацу – в должности министра внутренних дел. И потом – откуда Жулику стало известно, что в багажнике «жигуля» лежит Таня Голенкова? Стало быть, кто-то ему об этом стуканул… Но не Дядя Ваня же это сделал!

Зацаренный даже не заметил, как заснул, а проснувшись только к обеду, уселся на край кровати и долго-долго смотрел в окно, пытаясь собраться с мыслями.

Не думалось.

Время двигалось медленно и давяще, словно асфальтовый каток. И время работало не на Цацу.

Отыскав на кухне прошлогодний чай, Гена приготовил дегтярной крепости заварку и, присев с жестяной кружкой на крыльце, вновь попытался проанализировать ситуацию. Горячий чай, свежий воздух и сельские пейзажи несколько освежили мозги. Первым осмысленным вопросом, который Цаца задал самому себе, было: неужели человек, находящийся в федеральном розыске, может прибыть в родной город в облике ревизора из Генпрокуратуры? А если и может – почему его сразу никто не расколол? И хотя элементарная логика подсказывала, что подобного быть не может… потому что не может быть никогда, вчерашние события подтверждали справедливость этого фантастического предположения. Да и ссадины на лбу Зацаренного свидетельствовали, что все произошедшее с ним – не сон, не самовнушение и не пьяная выдумка.