Татьяна Полякова - Сестрички не промах Страница 6

Когда я подогнала машину, а Мышильда вернулась с полными ведрами, он наконец опомнился и вприпрыжку бросился к родному дому, распахнул дверь и, отвесив поясной поклон, сказал с чрезвычайной любезностью:

— Заходите, вот сюда, прошу то исть…

Мышильда с ведрами в руках с трудом протиснулась мимо него, определила ведра на лавку возле стены и первой вошла в дом. Дом был большой и несколько захламленный. Было ясно с первого взгляда — хозяйка отсутствовала. Однако назвать дом совсем уж заброшенным, а тем более бедным, значило бы грешить против истины. Мебели было в избытке, старой, но добротной, а в буфете, стоявшем рядом с газовой плитой, красовался сервиз «Мадонна», недавний предел мечтаний всякой хозяйки. На столе наблюдались остатки трапезы и следы возлияний «на двоих».

— Вот оно, значит, — сказал дядька, разводя руками. — Здесь то исть и живу.

— Отлично, — заявила я. — Где нам следует разместиться и сколько за постой должны будем?

— Размещайтесь, где удобнее, я сам-то сплю в кухне, вот здесь, на диванчике. А за постой — сколько не жалко.

Предложение мне понравилось, я решила свести знакомство с хорошим человеком, протянула руку и представилась:

— Елизавета.

— А по отчеству как? — поинтересовался дядька, заметно скривившись от моего рукопожатия.

— Петровна. Но отчество необязательно. А вас как звать-величать?

— Евгений Борисыч, но тоже без отчества можно. Люди мы простые, ни чинов, ни званий… не удостоили то исть… Вот, значит… — Он немного потряс кистью правой руки и затих, а я сказала:

— Может, Евгений Борисович, тогда в магазин сносишься? Я аванс выдам в счет проживания, да своих малость прибавлю. Вечер на дворе, пора ужинать. Посидим, познакомимся.

— Это мы мигом, — обрадовался хозяин, я выделила сотню, и он потрусил в магазин, забыв обуться.

— А как меня зовут, даже не спросил, — насупилась Мышильда.

— Ничего, прибежит — познакомишься. Давай-ка прибери на столе, а я вещи из машины перетащу.

Пока Евгений Борисович отсутствовал, мы присмотрели для жизни террасу, решили обосноваться там, распаковали чемоданы. Мышильда разогрела картошку, заправила салат майонезом, который обнаружился в холодильнике рачительного хозяина, а я перемыла гору посуды, накопившуюся не иначе как за долгие годы, и даже подтерла пол в кухне. Наконец вернулся хозяин, принес три поллитровки и сумку снеди, преимущественно финского производства. Мышь скривилась, а я стала накрывать на стол.

Евгений Борисович на носочках прошел к столу и сел, слегка посверкивая глазками, демонстрируя таким образом большую радость. Помявшись, сказал удовлетворенно:

— С порога видать, что хозяйка появилась. Чистота.

— Это мы всегда с охотой, — заверила я. — Познакомьтесь, сестрица моя, Мария Семеновна. В смысле уборки и заботы о пропитании ей нет равных.

Мышь скривилась и кивнула с неохотой, а Евгений Борисович приподнялся и сказал:

— Здрасьте.

— Он что, меня раньше не видел? — зашипела Мышь, а я ответила:

— Может, у него зрение плохое?

Нарезав колбаску, окорочок, сырок и грудинку, мы сели за стол. Хозяин вдруг вскочил и кинулся вон из дома, на ходу крикнув:

— Огурчиков внесу, прошлогодние, но ядреные, аккурат под водочку…

— Чего мы здесь сидим? — разволновалась Мышильда.

— Водку пить будем.

— Какой прок с водки, если дома нет? Исчез, испарился, и место крапивой заросло. Дура я, что ли, в свой кровный отпуск воду с колонки таскать да водку жрать в компании с каким-то недоделанным.

— Дура или нет, не скажу, по-разному считаю: иногда вроде дура, а бывает — вроде нет.

Мышильда нахмурилась, а я спросила:

— Зачем тебе дом? Сокровища не в доме, а в земле зарыты. Наше дело найти место, где была кухня, и копать. Выходит, хлопот меньше. А если б в доме люди жили, как бы ты объяснила, что тебе в их подполе надо?

Мышильда задумалась, тут в кухню влетел Евгений Борисович, прижимая к груди две трехлитровые банки: одну с огурцами, другую с помидорами.

— Вот, мамашин засол, — сказал, ставя банки. — Царство ей небесное, — добавил он, торопливо перекрестясь на угол с иконой Спаса за занавесочкой. Вскрыв банки, мы наконец сели, и Евгений Борисович разлил по маленькой. Маленькая у него была, как у нас большая, но спорить мы не стали.

— За знакомство, — предложил он, покачал головой, с отчаянием посмотрел в стакан, точно собирался в нем утопиться, и выпил. Мы тоже выпили и с аппетитом закусили.

— А что, Евгений Борисович, — начала я, — хозяйка-то ваша где?

— Супруга то исть? Лишился, через пристрастие вот к этому делу, — — он щелкнул пальцем по бутылке. — Годов семь как расстались. Сын в настоящий момент служит в армии, долг исполняет. А я вот… — он вздохнул и окинул кухню затуманившимся взглядом, — мамашу схоронил. Двадцать пятого числа будет сорок дней. Царство ей небесное…

— Значит, один хозяйничаете?

— Один… как есть. Маятно, мысли всякие одолевают, как мамаша-то померла. Хотел взять на постой кого, так ведь кто пойдет? Услуги в огороде, вода в колонке. Газ, правда, природный… А взять пьянь какую — боязно. Как бы не обчистили.

— Да, с этим надо осторожней, — согласилась я и предложила:

— Наливай-ка, Евгений Борисович, еще по одной.

— Со всем нашим удовольствием…

Мы выпили, закусили, и наш хозяин поинтересовался:

— А вы по какой нужде-надобности в наши края? Номер-то на машине не нашенский.

— У нас что-то вроде экспедиции… Дом, что по соседству с вами стоял, принадлежал нашему с Марией Семеновной прадеду. А в семье утверждают, что в доме был клад зарыт. Вот мы и решили попытать счастья. Конечно, кому попало об этом болтать бы не стали, а вам, хозяину то есть, как на духу. И на помощь вашу рассчитываем.

Мышильда вытаращила глаза и даже под столом ногой меня пнула. В ответ я тоже пнула ее, она глухо застонала и закатила глазки.

— Клад? — протянул Евгений Борисович и усмехнулся. — А что, может, и есть. Домом этим тьма народу интересуется. Вот только давеча были. Осматривали. А чего увидишь? Крапива да терновник…

Мы с Мышильдой переглянулись.

— А что за люди были?

— Поди разбери. Может, родственники ваши? — хитро прищурившись, спросил он.

— Никак не может быть, — заверила я. — Все наши отсюда отчалили, конечно, те, кого Бог не прибрал. Мы ведь из купцов, а мода на них после революции прошла, вот и перебрались все на новое место, где заделались пролетариями.

— Ясно. Может, каким макаром вызнали про клад и шарят… — Он перегнулся через стол ближе к моему лицу и зашептал:

— Народишко-то темный. Из этих… — Евгений Борисович мотнул головой, указывая весьма неопределенное место. — С такими лучше под мостом не встречаться.

— Бандиты, что ли? — заговорщицки шепнула Мышильда, разливая по третьей.

— Думаю, они. По всему выходит… — закивал он. — Такой народ, что о-го-го. И все выспрашивают: не был ли кто, не интересовался? А Клавдия из второго дома говорит: милиция шибко интересовалась, и вами, говорит, тоже. А они ей: ты, говорят, бабка, смотри. Как бы, говорят, тебе в реке не утопиться. Прямо так и сказали. Клавдия врать не будет, ну если только самую малость.

— Если им нужен клад, так отчего не роют?

Евгений Борисович задумался, разлил по четвертой, а потом ответил:

— А вот этого я вам сказать не могу. Может, нельзя им, может, хранить положено?

— Как-то это не выглядит, — с сомнением покачала я головой. Он еще немного подумал и согласился со мной. Выпив четвертую, он вдруг хлопнул себя рукой по лбу и довольно хихикнул.

— Чего вспомнил? — насторожилась я.

— Жилец у соседки. У Аньки Сытиной, из соседнего дома, то исть из пятого.

— Жилец? — не поняла я.

— Ну. Заселился три дня назад, точно, в четверг вечером. Наш, местный. Говорит, будто с женой не ужился, вот и встал на постой к Анне. На работу не ходит, вроде как ищет работу-то, а хозяйка приметила что он по пустырю шарит. Чего-то вроде бы приглядывает. Я ей сегодня сказал, мол, гуляет человек, где больше нравится. А теперь, как вы про клад сказали, думаю, может, и он того… клад приглядывал?

— Надо на соседа взглянуть, — задумалась я. — Может, действительно кто из наших?

— Наши все на виду и в запое, — покачала головой Мышь и добавила:

— Только конкурентов нам и не хватало.

Я немного поразмышляла и обратилась к Евгению Борисовичу:

— А пустырь этот чей? Кому принадлежит?

— Так ведь пустырь и есть пустырь, ничейный то исть. Бросовая земля. Может, кто выхлопочет под строительство. Место у нас красивое, река рядом, да и до центра рукой подать. Пятнадцать минут ходу, и вот тебе троллейбус… Хотя богатей к нам не поедут: услуг нет, канализацию и водопровод проводить надо, а богатеи-то копеечку считают. Так что мне, видать, придется до смерти с пустырем этим жить в соседстве.

— А давно ли дом сгорел?