Николай Свечин - Лучи смерти Страница 6

Ротмистр покосился на Лыкова. Тот понимающе кивнул: конечно!

Подполковник Гримм, старший адъютант инспекторского отделения штаба Варшавского военного округа, был разоблачен в прошлом году как германский и австрийский шпион. Он продал врагу много наших секретов. В их числе оказалась даже святая святых – мобилизационное расписание номер семнадцать, где был изложен весь ход мобилизации русской армии; пришлось срочно его менять. Обнаружили измену Гримма случайно. Русский военный агент в Вене полковник Рооп встретил его выходившим из здания австрийского генерального штаба! Гримм спокойно собирал на службе тайные сведения и лично отвозил их в Вену и Берлин. Русское законодательство не было готово к такому повороту: подполковник нарушил присягу в мирное время и должен был отделаться небольшим сроком заключения. Военные юристы кое-как «натянули» ему двенадцать лет каторги. Тотчас после вынесения приговора статьи законов о шпионстве ужесточили, за предательство ввели смертную казнь. Сам изменник отправился в арестантском вагоне в Сибирь, но не доехал. Его убили соседи по нарам, а труп на ходу выбросили из поезда. Говорили, что таким образом конвоиры выполнили секретное задание Военного министерства…

– Его Величество согласился с тем, что контрразведочная служба нужна. В докладе Куропаткина особо было отмечено, что необходимы люди с опытом, и притом не статские. Департамент полиции, который до сих пор боролся со шпионажем, делал это плохо. Чиновники не имеют специальных военных знаний – как им тягаться с кадровыми офицерами германской и австрийской разведок? Поэтому был выбран жандарм, то есть я…

Сыщик опять кивнул, соглашаясь. Лавров приободрился: хоть человек из департаментских, но все понимает. И продолжил:

– Отделение мое внештатное, само его существование является государственной тайной. Мы сидим на Таврической улице, дом семнадцать. Там моя служебная квартира с канцелярией.

– Сколько у вас людей и кто они?

– Костяк я привез с собой из Тифлиса. Два наблюдательных агента из запасных сверхсрочных унтер-офицеров, а старший над ними – губернский секретарь Перешивкин. Все с опытом работы в охранном отделении.

– Кроме Перешивкина классные чины есть?

– Нет. Всего в отделении шесть наблюдательных агентов, один агент-посыльный, один агент для собирания справок и сведений и для установки лиц, взятых под наблюдение. Еще два почтальона – почту приходится доставлять секретными способами, а это хлопотно. И девять внутренних агентов.

– Это кто такие? – уточнил Лыков.

– Секретные осведомители. Они проходят по делопроизводству исключительно под псевдонимами, настоящие имена известны только мне.

– Правильно, – прокомментировал коллежский советник.

– Я пока остаюсь в «табуретной кавалерии»[7], но хочу перевестись в армейскую. Чтобы не привлекать лишнего внимания. В Военном министерстве никогда не появляюсь, бумаги мне доставляют на квартиру. Лишь сегодня для вас сделал исключение.

– Понимаю и ценю. Вы успели уже развернуть наблюдение? За кем в первую очередь? В деле, которое нам с вами поручено дознавать, меня интересуют, конечно, германцы.

– Само собой! – ответил ротмистр. – Мы тоже с них начали, с окаянных. Главным немецким резидентом в столице является граф Гельмут фон Люциус. Официально он советник посольства, а на деле обер-шпион. Ближайшие помощники тоже графья, один фон Берхем, а второй фон Притвиц. Уж не знаю, почему лезут в шпионское ремесло титулованные особы, но факт. Еще активны военный агент майор фон Эггелинг и морской – капитан цур зее фон Шиммельман. Этот, правда, не граф, а только лишь барон.

– Именно Шиммельман проболтался в письме об убийстве доктора Филиппова. Ваши люди перехватили рапорт?

Тут впервые в разговор вступил поручик Олтаржевский:

– Нет, господин коллежский советник, ваши. Из Почтамтского переулка.

Лыков, как весьма осведомленный человек, понял, о чем речь. В пристройке к зданию Петербургского почтамта, на третьем этаже находился «черный кабинет». Там особо подготовленные люди занимались перлюстрацией. В частности, вскрывалась дипломатическая почта тех держав, которые интересовали власть.

– И морской агент так неосторожно написал о секретной операции в обычном письме?

Ответил снова поручик:

– Он понадеялся на дипломатическую вализу с печатями. Но у Мардарьева есть печати всех посольств.

Статский советник Мардарьев служил старшим цензором почтамта и заведовал всей перлюстрацией в столице. Но откуда столь засекреченное имя известно скромному поручику?

Будто подслушав этот вопрос, Таубе пояснил другу:

– Существует пять заказчиков на товар. Знаешь, кто?

– Один – это мы, Департамент полиции, – стал загибать пальцы Лыков. – Второй – министр внутренних дел, у него свой список. Третий – министр иностранных дел. Четвертый… ну, ты понимаешь.

Четвертым адресатом меморандумов[8] был государь, но сыщику не хотелось говорить об этом вслух.

– О нем умолчим, – согласился Таубе. – Но есть и пятый.

– Это ты?

– Да, на правах заведывающего военной разведкой. Запечатанные конверты поступают к генерал-майору Целебровскому, начальнику военно-статистического управления. Там их изучает поручик Олтаржевский и сообщает мне то, что заслуживает внимания. Именно Мариан Ольгердович обнаружил упоминание о смерти Филиппова.

Лыков повернулся к ротмистру Лаврову и продолжил расспросы:

– Шпионы известны, я понял. Но вы взяли их под наблюдение?

– Не всех, – ответил тот и развел руками: – Отделению без году неделя, штаты недостаточны, ассигнования задерживают. Я понимаю, что мои слова звучат как оправдание, эдак по всей державе, но… Что вы хотите?

– Я хочу понять, в какой мере могу рассчитывать на вашу помощь.

Бывший жандарм задумался, потом спросил:

– Кто вас более всего интересует? Барон Шиммельман?

– Да. Но если он лицо, подчиненное главному резиденту, то и резидент тоже.

– Граф Люциус… – ротмистр даже вздохнул. Чувствовалось, что проклятый немец уже сидит у него в печенках. – Хитер, сволочь. Никак к нему не подступимся. Дворника подвели своего, ну так то лишь дворник. Пытались лакея – не принял. И дом себе выбрал такой, что наблюдение не поставишь, все на виду. Извозчик у графа особенный, прикормленный, большие деньги гребет. Зато возит так, что от наших людей вихрем улетает. Совсем не патриот, совсем. Пытались завербовать – в лицо смеется. Откуда такой взялся? Мы уж подумываем, не сломать ли ему в «случайной» драке ребра, в интересах государственной безопасности. Тьфу!

– Владимир Николаевич, на что я могу рассчитывать? – не стал входить в трудности контрразведки сыщик. – Агентура немцев вам неизвестна? Способы связи? А письмо перехватить не пытались? Из тех, что посылают окольными путями.

– Граф Люциус дипломатической почтой не пользуется, – пояснил Лавров. – Это морской агент наивен, резидент не таков. Мы знаем, что секретную почту от Люциуса возит в Германию некий Кольбе, капитан парохода «Обер-бургомистр». Так-то это рядовой пароход, он делает регулярные рейсы между Петербургом и Штеттеном. Кольбе – почтальон их военной разведки, офицер запаса. Он же связной, через него Люциус передает команды своей агентуре в Риге. Здешняя агентура графа нам неизвестна. Он назначает тайные встречи одному чиновнику из Главного интендантского управления. Между прочим, начальник отделения, действительный статский советник! И еще на подозрении коллежский секретарь из Департамента торговли и мануфактур. Но действуют оба осторожно. Мы подставили им свою прислугу. Теперь читаем бумаги, наблюдаем посетителей и водим по городу. Результата пока нет.

– Понятно, – вздохнул Лыков. – Тогда просьба: если результаты появятся, не замедлите сообщить. А я начну копать с другого конца.

– С какого? – оживились ротмистр с поручиком.

– Охранное отделение держало покойного Филиппова под наблюдением. Вот, посмотрите.

Сыщик выложил на стол бумаги из дела ученого.

– Я оставлю их вам на сутки, можете сделать копии необходимых документов. Важны две вещи. Первое: в материалах наблюдения могут фигурировать немецкие агенты. Ведь кто-то забрал архив и передал его германцам. Значит, этот человек был вхож в дом, возможно, он участвовал в опытах.

– Что за опыты? – тут же встрепенулись военные.

– Пока не знаю. Есть лишь вот это письмо в газету, крайне интересное.

Контрразведчики прочитали послание Филиппова в «Санкт-Петербургские ведомости» и опешили. Таубе недоуменно потряс головой:

– Алексей, это точно не шутка? Новое, неизвестное ранее оружие огромной разрушительной силы? И оно теперь у германцев?

– Я не знаю, – ответил сыщик. – Дознание только начато, вопросов полно, а ответов пока нет.

– А Филиппов ваш не полоумный фантаст? – спросил Олтаржевский. – Или просто заблуждающийся. Что такое он мог изобрести, чтобы прекратить войны? Гениальный ученый-одиночка… Тема для плохого романа!