Наталья Александрова - Логово скорпиона Страница 6

— Придет! Еще через год! — закричал Сергей. — За десять месяцев всего два письма и было! Ах, все прекрасно! Собралась вдруг замуж за какого-то хмыря, которого она и в глаза-то никогда не видела, а меня она спросила? Я, между прочим, сын родной, и мне ее замужества ой как надоели! И не успокаивай меня, я знаю, что она просто забыла про день рождения!

— Но как же она могла забыть?

— А как она могла бабушке не написать ни строчки?

Рита промолчала. Сережка вдруг подошел к ней и сел рядом на диван.

— Послушай, Ритка, ну их всех к черту, а?

Давай вдвоем жить, переезжай сюда насовсем!

Места много, на работу устроишься… Я тоже что-нибудь найду, чтобы подработать. Я ведь у папаши этого деньги брал только потому, что он обязан меня до восемнадцати лет содержать. А одолжений мне от него не надо. Он еще будет условия ставить: сдай хвосты, тогда получишь деньги! Да пошли они все, мы сами проживем! Раз уж мы вдвоем остались…

— А Лялька? Как там Лялька? Почему мать про нее ничего не пишет? — вздохнула Рита.

— Вот же пишет: у Леночки все в порядке.

— Какой еще Леночки? Никогда мы так ее не называли. Лялька, и все.

— У нее там, во Франции, уже совершенно ум за разум зашел, небось и по-русски разговаривать разучилась.

— Ну, не знаю… — Рита еще раз перечитала письмо.

Конечно, Маринка всегда была взбалмошной и жила «не по уму», так говорила тетя Люба, но не до такой же степени! Пишет про тряпки, про кольцо, а про ребенка ни слова.

Нет, чтобы подробно рассказать — какой муж, где живет, чем занимается, как к Ляльке относится. Уж если все так хорошо, как она пишет, то почему бы не похвастаться, расписать все подробно? И в конце концов, для сына родного можно и ласковое слово найти. И матери написать, рука не отвалится, тем более что не рука, а компьютер. Хотя матери-то нет больше, Маринка и не знает об этом.

Адрес так и не прислала. Может, муж боится, что куча родственников из России припрется?

— Сережка, а в том, первом, письме тоже обратного адреса не было?

Сережка молча вывалил перед Ритой ящик письменного стола на пол.

— Ищи сама!

В ящике был полный набор: аудиокассеты, дискеты без надписей, начатая упаковка скотча, несколько пакетиков с презервативами, зачетка, вымазанная чем-то липким, подушечки жевательной резинки, сломанные часы и батарейки для плеера. На самом дне, среди бумажек с записанными телефонами каких-то Ир и Тань, лежал большой лист бумаги, расчерченный для записей при игре в преферанс.

И только под ним Рита обнаружила отдельно лежащую фотографию. Маринка с дочкой на пляже. Лялька в кокетливом купальнике в синий горошек, волосы вьются колечками — видно, купалась, они всегда от влажности у нее завиваются. Маринка еще не загорелая. И волосы длинные по плечам распущены.

Рита перевернула фотографию. Сзади Маринкиным торопливым почерком была нацарапано.

"Серенька! Европа — это полный облом!

А Франция — сказка про Красную Шапочку!

Завтра едем знакомиться с будущим мужем.

А пока загорали и купались. Живем в отеле, но завтра оттуда съезжаем, пока не знаю куда. По-французски знаю два слова — мерси" и пардон". Можешь себе представить, этого хватает!

Целуем тебя крепко, солнышко!

Мама и Лялька".

И в самом низу едва поместился след маленького Лялькиного ротика, вымазанного Маринкиной помадой.

М-н-да-а. Коротко и бестолково, но совершенно в Маринкином стиле.

Рита еще раз перечитала последнее письмо.

А вот оно — совершенно безликое, такое впечатление, что писал совсем другой человек. Но, может, так кажется из-за равнодушных компьютерных строчек?

Она забрала оба снимка и письмо и ушла на кухню. Нашла в сумочке сигареты и прикурила от кухонной зажигалки. Валерий был очень недоволен, когда она курила, и теперь, ощутив невольный страх, Рита посмеялась над собой. Все, милая, больше никто не будет тебе ничего запрещать! Свободна и одинока! Можешь рассчитывать только на себя. Она заглянула в сумочку. Деньги, семьсот пятьдесят долларов, были на месте. И еще тысячи три с чем-то нашими. Вот и все ее богатство. От тети Любы осталось немного. Конечно, есть еще квартира. И кое-какое золотишко — не зря тетя Люба всю жизнь проработала в ювелирторге. Но прошло бы очень много времени, пока Рита сумела продать квартиру. Пришлось бросить все как есть. А колечки, купленные в советские времена, сейчас ценности большой не имеют.

Рита положила перед собой оба снимка и стала рассматривать их, сравнивая. Зачем она это делает, она не сумела бы объяснить. Но что-то беспокоило ее, что-то такое, чему она не могла пока дать определения.

Снимки были одинакового размера, на однотипной бумаге, и вполне могли быть сделаны одним и тем же аппаратом. Но между ними была разница во времени не меньше… сейчас сообразим. Значит, уехала Маринка в прошлом году, в июле. Ну да, она ведь приезжала к ним с тетей Любой проститься, и обратный билет брала ей Рита на девятое июля.

А на пятнадцатое у нее уже были билеты на самолет в Париж. Значит, прилетели они пятнадцатого, пока то да се, сняты они не в Париже — видно, что пляж, море рядом. Значит, привезли их на Лазурный берег, оттуда Маринка прислала фотографию.

Дальше: у нас сейчас май. Второе письмо она отправила седьмого апреля. И хоть отправлено оно из Парижа, но опять-таки, хоть климат в Париже получше петербургского, но в апреле там не позагораешь. То есть снова сфотографировали ее на Лазурном берегу, там в апреле уже тепло.

— А чего она все на море-то? Дел, что ли, других нету? — Рита не заметила, что задала этот вопрос вслух.

Хотя.., в этом вся Маринка. Если есть у нее возможность побыть на море или в кафе посидеть, время провести, она эту возможность ни за что не упустит. В ущерб всему остальному. Поэтому и мужья уходили. Это тетя Люба так считала.

Рита внимательно, до боли глазах, вглядывалась в снимки. Если не считать прически, то не очень-то Маринка и изменилась. Время проводит на пляже, а загара-то почти и нет — так, чуть-чуть золотистая. И улыбается.., ага, вот в чем тут дело. Примерно за полгода до отъезда пришлось Маринке вырвать зуб. Не передний, конечно, а сбоку, но если улыбаться, то видно.

Она коронку ставить не хотела, решила сделать имплантант. А в клинике такую цену заломили, что она отступилась. Тем более что вскоре ее с работы уволили. Решила оставить это дело до Европы. Если, мол, повезет, и с замужеством все будет в порядке, то муж денег даст, а если нет — то вернусь, потом сделаю.

Но стеснялась все же, что зуба нет, и улыбка получилась у нее несколько кривоватая. Так и есть: на первом снимке такая улыбка и на втором тоже. Значит, не вставила зуб. А пишет, что муж богатый, Картье, Живанши…

Ясно, что привирает.

А это что еще? Рита поднесла последний снимок к глазам, потом крикнула:

— Сережка, у тебя лупа есть?

Против ее ожиданий, Сергей явился с лупой довольно быстро, а она уж думала, что придется перерывать всю квартиру.

— Что ты тут рассматриваешь? — ворчал он. — Давай лучше в магазин сходим, а то есть хочется.

— Сейчас, сейчас, — отмахнулась Рита.

На бедре Маринки Рита заметила такое, что опустилась на стул в полном изумлении. Когда Лялька с матерью были у них накануне отъезда, девчонка совершенно случайно пролила на них с Ритой горячий чай. Хорошо, что сама не пострадала. Больше всех попало Рите, но и на Маринкино бедро брызнуло. Рита тогда мигом сорвала с себя юбку, так что пропитанная кипятком ткань недолго прикасалось к ее телу. Был ожог, но следа не осталось. А Маринка что-то замешкалась, пока проверяла Ляльку, и ожог получился небольшой, но сильный. Очень она сокрушалась, что перед поездкой такое случилось. И вот Рита своими глазами видит след от этого ожога. За восемь-то месяцев он должен был вообще пропасть!

Рита бросила снимки на стол и закурила новую сигарету. Все эти совпадения могли означать только одно: Маринка прислала фотографию, которая была сделана не сейчас, а тогда же, почти сразу по ее приезде. И зачем-то хочет их убедить, что снималась недавно. Именно поэтому она постриглась и перекрасилась.

И именно поэтому рядом с ней нет Ляльки: ребенка-то перекрашивать не будешь. А если просто так сфотографировать, то никто не поверит, потому что маленькие дети за год очень меняются!

Но для чего она это сделала? Не сложилось с французским мужем, и теперь ей стыдно?

Что за ерунда, если бы не сложилось, то давно бы уж дома была. Или написала бы все как есть. Раньше она всегда матери писала правду, ничего не скрывала. Вот теперь Рита совершенно четко сформулировала свои ощущения от последнего письма: оно фальшивое. Оно написано не Маринкой. Чего стоит одно упоминание о Леночке! Всю жизнь они Ляльку звали Лялькой, и больше никак. И не настолько же она там свихнулась, чтобы забыть о сыне начисто. Может. Маринка была и не очень хорошей матерью, но скотиной не была никогда, нашла бы время написать письмо, позвонить, даже подарок на день рождения прислала бы!