Вячеслав Денисов - Жестокий наезд Страница 6

Я тогда вздохнул и попросил добровольца. Понятно, что вызвался не тот, кому грозило прерывание практики службы в связи с «больничным». Пришлось выйти на ринг и научить юношу уважать возраст и ветеранов бокса. Через две минуты собровец остался лежать на ринге с подвернутыми ногами, а я снимал перчатки. А что делать? Нужно же как-то рядовому судье зарабатывать авторитет у силовых структур! Одними приговорами сыт не будешь... Зато теперь мне достоверно известно, что бойцы СОБРа именуют меня не иначе как Антоныч. Не бог весть, конечно, какая заслуга, зато зримо поубавилось пересмешников. Комментариев после столь короткой схватки не последовало, как не последовало и желания взять реванш. С тех пор, думается, Владимир Сергеевич меня очень хорошо запомнил.

– Я прошу прощения, Антон Павлович, позвольте на минуту? – Это уважение в глазах мне импонирует. – Меня Алексей Петрович Смышляев попросил подъехать к вам.

Я же говорил...

– Понимаете, в чем дело, Антон Павлович... – Полковник молниеносно расстегнул пуговицы служебного бушлата и так же молниеносно сел на стул. – Дело в том, что ГИБДД ГУВД в ДТП на проспекте Ломоносова признало виновным гражданина Малыгина...

Однако каковы обороты речи?! Прелесть. Уважаю людей, экономящих время собеседника.

– ...а тот за время следствия успел переоформить все свое имущество на посторонних лиц. Таким образом получается, что возмещение ущерба в триста тысяч рублей, заявленное гражданином Сериковым, ставится под вопрос.

Я покачал головой: «Ставится».

– Рассмотрение иска, заявленного гражданином Сериковым в гражданском порядке, приостановлено в связи с рассмотрением дела вами.

Я мотнул: «Приостановлено». Видя визуальные признаки понимания проблемы, полковник Владимир Сергеевич Пермитин воодушевился.

– Таким образом, виновник аварии Малыгин может запросто не понести гражданскую ответственность в виде компенсации ущерба. Получается, что он не имеет никакого имущества, которое могло бы быть арестовано! Он не хочет платить! И по закону может не заплатить!

Мне вновь пришлось отхлебнуть кофе и качнуть головой – «может и не заплатить». Я обожаю людей, которые сами ставят вслух проблему, задают себе вопросы и сами находят на них ответы.

– Поэтому Алексей Петрович хотел узнать, что вы намерены предпринять, чтобы не допустить этого вопиющего факта попытки уйти от ответственности.

Я поставил кружку на стол.

– Владимир Сергеевич, я давно хочу у вас справиться. Вы, собственно, кем приходитесь Ивану Александровичу Серикову?

– Понимаете, Алексей Петрович попросил меня узнать, как обстоят...

– А Алексей Петрович Смышляев кем приходится Ивану Александровичу? – Этот вопрос родился автоматически, когда я догадался, что Пермитин совершенно не врубается в смысл моего первого вопроса.

– Как кем?! – отшатнулся от меня, как от чумного, полковник. – Дядей!..

Последнее слово он произнес с таким шипением, что я побоялся, что на меня сейчас выплеснется яд.

– А Иван Александрович что, недееспособный?

– В смысле?

– Я спрашиваю – Иван Александрович что, не в силах самостоятельно прибыть в суд, чтобы обратиться к судье с вопросом? Он не в силах ходить, он потерял рассудок и не может оценивать ситуацию реально? Почему за него ходят хлопотать люди, которые не имеют к уголовному делу никакого отношения? Мне вот этот нюанс неясен.

– Антон Павлович... – Видя, как Алла вострит ушки, полковник перешел на заговорщический шепот. – Вы поймите, Алексей Петрович Смышляев человек положения, которое обязывает его...

– А при чем тут начальник ГУВД? – зашептал я. – Мы ведь о «Мерседесе» Ивана Александровича Серикова говорим. А он не начальник ГУВД. А если бы он был им, меня его положение все равно бы ни к чему не обязывало.

Очевидно, Пермитин был предупрежден о моей «отмороженности», поэтому разозлился не сразу. Он еще некоторое время пытался меня образумить. В ход пошли испытанные методы, как то: предупреждение о том, что все мои последующие проблемы, связанные с линией ГУВД, будут решаться быстро, в один час, и, естественно, в мою пользу: напоминание о том, что Алексей Петрович не из тех, кто забывает о долге; и, наконец, открытое предложение вознаграждения. Алла к этому моменту, повинуясь моему жесту, вышла, поэтому она не могла стать свидетельницей того, как ее шефу предлагают трехкомнатную квартиру в центре Тернова. Как раз на проспекте Ломоносова.

– Откуда такое несоответствие? – изумился я. – Ущерб составляет триста тысяч, а награда за его возмещение – около миллиона?!

На лице Пермитина застыла гримаса мучительного молчания. Понятно... К Семену Матвеевичу Малыгину, зампредседателя законотворческого вече Тернова, у Алексея Петровича Смышляева, начальника ГУВД области, имеется свой счет. Интересно, в чем он измеряется? Рублями, равновесием сил в думе или обидой из далекого детства, когда Семка отобрал у Лешки совок и дал ему того самого «пинка под зад»?

– Сожалею, что разговор не состоялся.

Я выпрямился в кресле, а полковник озадаченно посмотрел на Георгия Победоносца, колющего змея на гербе за моей спиной. Кажется, он тоже о чем-то сожалел.

Как-то многозначительно произнеся «до свидания», хотя я его не ждал в ближайшем будущем, он медленно поднялся и так же медленно вышел. Обещая неприятности судье, некоторые хлопают дверью так, что осыпается известка, а другие нарочито аккуратно щелкают замком. Владимир Сергеевич Пермитин, заместитель начальника ГУВД Терновской области, относился ко второй категории. Он обиделся не потому, что я ему отказал. Он обиделся, потому что я не воспринял его как сторону, допустимую для подобных переговоров.

Вторым посетителем был, понятно, Семен Матвеевич Малыгин, отец человека, который, напившись до скотского вида, убил двух молодых людей. Он вошел враскачку, как и положено высокому гостю. И, как и положено мужчине, занимающему высокий пост, он не счел нужным пропустить вперед себя женщину. Секретаря Аллу, которая по привычке хотела проскользнуть впереди него. По ее слегка растерянному взгляду я догадался, что она в полном недоумении. Она не могла вспомнить ни единого случая, чтобы судья-мужчина не пропустил бы ее вперед себя...

Глава 4

Ну, в самом деле, чего я так напрягаюсь? Кто в здании мэрии секретарь? Пустышка и подсобный рабочий, на которую и внимание-то обращать грех. Секретарши в мэрии нужны для различного рода услуг, связанных с их функциональными обязанностями лишь на треть. Колбаски порезать, чаек заварить. Алла тоже это делает, однако я ее никогда не прошу об этом. И если она этого не сделает, то этот поступок я не восприму как чудовищное неуважение. А еще секретарши в градоуправлении Тернова нужны для того, чтобы отвечать по телефону и говорить, что «Иван Иванович занят», на выезде, на совещании и т.п. Я так смело рассуждаю, потому что не далее, чем полгода назад, обегал все кабинеты мэрии в поисках справедливости. Все с той же квартирой. Меня отсылали из кабинета в кабинет, просили посидеть в коридоре на стуле. И я сидел. Иногда по два-три часа. Здоровался со знакомыми гражданами, которые изумлялись, видя судью Струге с бумажкой в руке в очереди. В этом, кстати, я ничего унизительного не вижу. Мне не зазорно посидеть на стуле перед дверями очередного бюрократа. Унизительно становится тогда, когда слышишь, как в одиннадцать часов дня через дверь доносится хлюпанье. Это чиновник пьет чай. Между тем его секретарь раздраженно поясняет, что у «Ивана Ивановича совещание и таких, как вы, у него сотни». Потом Иван Иванович выходит и скользяще-осовевшим взглядом окидывает коридор. Именно – «скользяще-осовевшим», выражающим максимум презрения к любому, кто находится под его дверями. Если ему не позвонили и не сказали, что прибудет важный гость, Иван Иванович будет хлебать чай и бродить по мэрии весь день. Я его понимаю. Каждая бумажка, принесенная Ивану Ивановичу, председателю комитета по жилищным вопросам, является судебным решением. И если принимать всех, то всем нужно выделять жилье. А такого распоряжения мэр не давал.

Я отбыл этот номер от начала до конца, чтобы впитать в себя все чувства, которые впитывает «кидаемый» таким образом гражданин. В конце концов, при принятии того или иного решения судья не только обязан руководствоваться Законом, но еще имеет право проявлять собственное волеизъявление. Главное, чтобы оно не расходилось с тем самым законом. Вот такие сидения под кабинетами и ходьба по коридорам в достаточной степени могут выработать у судьи определенное мнение в принятии тех или иных решений.

Я не мщу ни Смышляеву, ни Малыгину. Мне они безразличны, как вода, бегущая по камешкам в лесу. Они для меня лишь часть работы. Они создают себе проблему, я ее разрешаю. Я обязан это делать и делаю. И всегда приму их, и не заставлю ждать под дверью, пока не напьюсь кофе, приготовленного моей секретаршей. Но это не единственное различие. Я всегда поступлю по закону.