А. Шантарский - Не верь Страница 6

— У меня нет желания причинять тебе боль, но если раскроешь рот… — и охранник почувствовал у виска холодное прикосновение металла. Не так уж сложно было догадаться, что подследственный воспользовался его же табельным оружием. Он знал, что Шумилина арестовали за подобное преступление, и не сомневался, что он может выстрелить, поэтому молча кивнул. И сразу почувствовал облегчение: Виталик отпустил его. Охранник поднялся и размял руки. Сидящий на стуле с пистолетом Виталик давал понять, чьи указания ему следует выполнять в обозримом будущем.

— Раздевайся, — приказал он.

— Что делать? — не понял охранник, считавший, что подследственный попал в безвыходное положение и обезвреживание его преступных деяний лишь вопрос времени. Но как бы там потом ни сложилось, в настоящий момент он хозяин положения и диктует свои условия, невыполнение которых может стоить жизни. По крайней мере, так считал человек под прицелом. На самом деле стрелять Шумилин бы не стал, скорее всего, вновь воспользовался бы физическим превосходством. Мысли же охранника лишь повышали шанс осуществить задуманное без лишнего шума.

— Снимай форму, — приказал он милиционеру, который уже минут через пять занял место рядом со следователем и тоже с кляпом во рту, но с некоторыми несущественными отличиями: на нем оставались только носки, майка и трусы, а запястья рук стягивал брючный ремень. На Виталика он взирал как на человека, подписавшего себе смертный приговор. Шумилин поправил фуражку и одернул китель.

— Приношу извинения за вынужденные неудобства.

В коридоре новоявленный старшина милиции столкнулся лишь с подполковником, которому козырнул, а тот ответил кивком головы, даже не взглянув на сотрудника. У выхода на улицу надвинул фуражку на самые брови и еще раз отдал честь дежурному, который был занят разговором по телефону и машинально ответил на приветствие. Вот и свобода! Но беглец понимал, что без шинели или форменной куртки в это время года он привлекает к себе излишнее внимание, поэтому, вытянув руку, проголосовал на дороге.

— Слушай, дружище, мне бы до железнодорожного вокзала, — обратился он к частнику. Тот профессиональным взглядом определил, что это не гаишник, и поинтересовался:

— Такса известна?

— Договоримся, — не торговался Шумилин, у которого каждая секунда вблизи отделения милиции повышала риск быть пойманным. Во внутреннем кармане кителя он обнаружил портмоне из кожзаменителя, содержимое которого его обрадовало. Именно сегодня в милиции выдавали трехмесячную зарплату, и в финансовом вопросе Виталику, можно сказать, повезло. — Может, до областного центра подбросишь? Не обижу, — и он извлек две банкноты крупного достоинства.

— Почему бы нет, — обронил водитель и развернул «жигуленок» в обратном направлении.

Передряги последних дней сказывались, и, ощутив пусть временную и относительную безопасность, Виталик почувствовал, как слипаются глаза. За четыре часа пути он выспался и более-менее восстановил силы. Но на посту ГАИ, перед въездом в город, Шумилина поджидали новые испытания. Он заметил, что работники госавтоинспекции останавливают все машины подряд, и внутренне подготовил себя к неприятностям, все же надеясь на благоприятный исход. Повезло в том, что водитель вылез из машины для предъявления документов, а ключи оставил в замке зажигания. Во время беседы с ним инспектор бросал заинтересованные взгляды на Шумилина, затем поправил короткоствольный, без приклада, автомат и повернулся к машине. Приоткрыв водительскую дверцу, представился и вежливо, но с требовательными нотками в голосе попросил Шумилина предъявить документы.

— Минуту, сержант. — Тот порылся в карманах и протянул ему удостоверение на имя Геращенко Антона Михайловича. Разумеется, существенные внешние отличия бросались в глаза. Инспектор сунул удостоверение в карман и вскинул автомат.

— Выходите из машины, — зазвучал его голос уже в приказном тоне.

— Пожалуйста, — пожал плечами собеседник. Но внезапно перескочил на водительское место и толкнул дверью сержанта.

— Моя машина! — воскликнул хозяин, видя, как «жигуленок» резко сорвался с места, и даже не обратил внимание на забрызганное мокрым снегом и грязью лицо. Но инспектор его не слушал, а уже бежал к автомобилю с мигалками.

Виталик не имел навыков вождения и управлял-то машиной всего два раза в жизни, но экстремальная ситуация выявила в нем если не талант, то способности гонщика. Угнанный «жигуленок» сбил железнодорожный шлагбаум и пролетел перед набирающим скорость тепловозом. Вереница из трех машин ГАИ оказалась отрезанной. Но Шумилин понимал, что заговорили все рации и ему наперерез уже несутся другие работники правоохранительных органов. Он свернул на грунтовую дорогу, ведущую к железным гаражам. Пропетлял по закоулкам гаражного кооператива, остановился и вышел из автомобиля. Милицейская форма теперь только выдавала его, и он выкинул китель и галстук, фуражка осталась в автомобиле. Над городом сгущались сумерки, необходимо было где-то отсидеться до полной темноты, а потом попытаться пробраться к кому-нибудь из знакомых. Сначала он хотел спрятаться в лесу, но потом передумал. Брошенный автомобиль мог навести на след. Пришлось опять рисковать, и Виталик вышел на широкую улицу с оживленным движением. Ему удалось почти сразу остановить частника.

— Куда? — поинтересовался тот, разглядывая Шумилина. Вполне естественно, что его одежда, не по сезону и не по форме, вызывала любопытство.

— В Восточный, — назвал он район, не указав точного адреса, так как не сомневался, что водитель его запомнит. Попросил остановиться за два квартала от нужного места и рассчитался.

— Странный какой-то, — услышал, как буркнул «извозчик», хлопая дверцей. Стараясь избегать встречи с прохожими, Шумилин дворами добрался до нужного дома. Поднялся пешком на двенадцатый этаж и нажал кнопку звонка. Кто-то долго рассматривал его в глазок.

— Виталик? — наконец спросил сомневающийся женский голос.

— Я, открывай скорее.

Верочка Силантьева была одной из тех девчонок, которая приходила с ним в спортзал в последний раз. Защелкали замки, скрипнула задвижка, и Шумилин поспешно протиснулся в узкую прихожую однокомнатной квартиры. По изумленному взгляду хозяйки, пухленькой крашеной блондинки небольшого роста, в блестящем розовом халате, без макияжа на лице, нетрудно было определить ее отношение к нежданному гостю. Но они практически неразлучно провели последние три месяца, и выгонять было как-то неудобно.

— Проходи в зал, — пригласила она визитера.

— Ты не одна? — явно насторожился тот.

— Не одна, — улыбнулась собеседница. — А ты что, дезертировал из наших доблестных Вооруженных сил и теперь от всех шарахаешься?

— Дезертировать из армии — это еще не самое страшное, — неопределенно отозвался Шумилин. — Кто у тебя? Зойка?

— Нет, но не волнуйся, не заложит.

Выбирать Виталику в его положении не приходилось, и он прошел в комнату и представился еще совсем юной особе, как потом выяснилось, ученице десятого класса.

— Лена, — потупила та зеленые глаза, как показалось Виталику, изумительной красоты. Пышные, ярко-рыжие волосы парень оценил. Если говорить совсем честно, она ему сразу понравилась, и, украдкой разглядывая девушку, на какое-то время он забыл о собственных злоключениях. Утверждать, что в душе Лены Смугловой происходило то же самое, нельзя, она просто стеснялась незнакомого парня. А любила гостья известного нам Пашу Воронежева, который еще летом удачно перенес операцию и теперь полностью восстановил здоровье. Однако обезображенное шрамом лицо и заячья губа превратили его в совершенно иного человека: замкнутого и нелюдимого. Если Олю Платонову уродство оттолкнуло, то Смуглову, наоборот, данное обстоятельство нисколько не смутило. Но дело было вовсе не в ней, Паша по собственной инициативе порвал с ней всякие отношения. Он ни с кем не дружил и даже не общался с друзьями. Все попытки девушки восстановить былые отношения не увенчались успехом. Мать Воронежева объяснила Леночке причину такого поведения сына. Да она и сама понимала, что тот переживает сильное психическое потрясение. Парень, который не знал от девчонок отбоя, превратился в такого, от которого пусть не открыто, но все же брезгливо отворачивались. И действительно, искореженная губа и толстый розовый рубец через всю правую сторону лица вызывали если не отвращение, то чувства неприятные. Даже учителя, разговаривая, отворачивались. Возможно, они это делали, чтобы не смущать самого ученика. Но тот все воспринимал по-своему.

— Почему бы ему не сделать пластическую операцию? — поинтересовалась как-то Лена у матери Паши. — Сейчас такие возможности.

— Эта операция платная и не очень дешевая, — не скрывала грусти женщина. — У нас просто-напросто нет на нее средств.