Инна Тронина - Лунатики Страница 6

Но вести хозяйство, стирать пелёнки приходилось самой. Думала, что вкладывается в будущее, и на старости лет одна не останется. А что вышло? Муж умер рано, а другой был Вере не нужен. Да и не попалось как-то подходящего. Думала, что из Алика толк получится, но ошиблась. Без отцовской руки парень совсем разболтался. Женился на иногородней, привёл её в дом. Вера Фёдоровна выгнала их обоих, потому что её посмели просто поставить перед фактом. Так и не приняла Елену, тем самым сохранив жилплощадь. Теперь там Алик живёт с новой семьей.

А Вера всю жизнь потратила на других. Покоя не видела, здоровья не берегла. И ведь не озлобилась, не взяла за правило срывать гнев на слабых. Ни Алика, ни Серёжу пальцем ни разу не тронула. Наказывала сына и внука лишь тем, что хмурила брови и не разговаривала с мальчишками. Но продолжала кормить их, мыть, укладывать спать – когда были маленькие. А после они и сами избегали конфликтов – слишком тягостной становилась тогда атмосфера в доме.

И вот сегодня ночью она убила внука. Даже не знает точно, в котором часу. На памятнике будет тринадцатое мая. Полночь к тому времени давно прошла. А как они сидели под яблоней, дыша вечерней прохладой! «Перед смертью не надышишься…» Да, верно. Но Серёжка не думал, что это произойдёт так скоро. Алик, конечно, свою мать проклянёт. Не поверит, что она сделала это во сне. Но тогда как иначе? Неужели она могла целенаправленно, тщательно готовить такое преступление?…

Это исключено. Но точно также невозможно и безумие. Не такой она человек. Ладно, ничего уже не исправишь. Надо встать с пола, умыться, как следует запахнуть халат. В доме всегда прибрано – перед чужими людьми не стыдно. А ведь их наедет много – следователь, милиция, понятые, да и врачи тоже.

Надо сразу во всём признаться, но обязательно сказать, что случилось всё при полном помрачении сознания. Она со стороны видела, как совершала убийство, но помешать самой себе не смогла. Её, конечно, арестуют, увезут в тюрьму. Надо заранее собраться – принять душ, собрать сумку. Гусева с трудом, встав на четвереньки, поднялась с ковра. Это раньше могла легко вскакивать, а теперь сердце с трудом выдерживает такие упражнения.

Она плакала, потом смеялась, воображая себя в сумасшедшем доме. Кто бы мог подумать?… Конечно, старуху туда и упрячут. Пусть там и перекинется. Перспектив у неё меньше, чем у любой другой заключённой. И возвращаться некуда – без Серёжи дом пуст. Даже если Алик поверит, что мать сошла с ума, и простит, сама она вечно будет помнить Серёжины зажмуренные глаза, отросшие усики и нож в его горле…

Наконец-то она распрямила хрустящие колени и, пошатываясь, побрела к двери. На мертвого внука больше не оглядывалась. Боялась, что лишится чувств, а нужно ещё так много сделать до приезда милиции!

Опираясь на перила, она стала спускаться. Солнце мучило, заигрывая, пробираясь сквозь жалюзи, в вырез халата. Ступеньки нагрелись, и Вера чувствовала живительное тепло. Наконец, она подошла к окну на площадке, нажатием кнопки убрала жалюзи.

Разъярённый Дима курил около «Вольвочки» и опять смотрел на часы. Он притопывал рыжими нубуковыми туфлями и ерошил волосы. Он ещё не знает… Вера Фёдоровна почувствовала, что именно в этот момент рассудок её помутился. Она громко захохотала.

Дима поднял голову и увидел бабушку своего шефа. Он поздоровался, ничего не понимая. Почему она столь весела? Да и где, в самом деле, Сергей Александрович? Они уже опоздали к началу отпевания Галины Коробейниковой. Ладно, если на кладбище успеют. Нормальная, душевная баба была; здорово выручила шефа. Он всегда Галину ценил, а вот сейчас не оказал уважения. Ведь, кроме памяти, Галке ничего от него не нужно. Она теперь свободная от всего и счастливая…

– Доброе утро, Вера Фёдоровна!

Дмитрий хотел спросить, долго ли ещё ждать Гусева. Но решил, что бабка сама скажет, и не ошибся. Никогда Дмитрий не видел хозяйку в халате, без причёски. К тому же, вела она себя совершенно не так, как обычно. Впрочем, со стариками это случается, причём внезапно.

К примеру, дедушка самого Дмитрия сначала перестал узнавать друзей, затем – родных. В итоге забыл, где находится собственный дом. Это происходило не раз и не два. В тот день он тоже пошёл гулять, заблудился и умер где-то в Коломенском заповеднике.

Неделю провалялся в холодильнике морга. Уже не чаяли его найти, и семья стояла на ушах. Но дедуля всю жизнь был с дымом в голове. А вот хозяйка на такую совсем не похожа. С чего же у неё поехала крыша? Да, у Серёги неприятности. А при стрессах изменения в мозгах происходят очень быстро.

Вера Фёдоровна почти по пояс высунулась из окна, даже не пытаясь запахнуть на груди халат. Отведя от лица свалявшиеся седые космы, она опять захихикала.

– Димуля, который час? Мои в спальне встали…

– Половина десятого.

Водитель подошёл поближе к засаженной нарциссами клумбе. Там он даже споткнулся от неожиданности. Чопорная, серьёзная дама безостановочно хохотала, мелко трясла головой. Вставные зубы её блестели между сухих губ.

– Половина десятого… – повторила Гусева, продолжая смеяться. – Уже много времени, Димочка. Серёжа не выйдет сегодня.

– Не выйдет?! – Диме показалось, что он ослышался. – Но мы ведь…

– Я всё знаю, Димочка. – Вера Фёдоровна перестала смеяться. – Но Серёжа выйти не может. – И она вздохнула, оперевшись о подоконник.

– Мы уже опоздали на отпевание Галины Коробейниковой. Может быть, успеем ещё на погребение…

Дмитрий смотрел на белые облака, за зелёное кружево сада. Непонятно, почему шеф послал бабку сказать об этом. Мог бы и сам выйти на балкон, позвонить.

– Вера Фёдоровна, хозяин точно решил не ехать? А то потом, боюсь, передумает, и мы поссоримся.

– Он не передумает, Дмитрий. И никогда уже не выйдет…

Гусева увидела, как лицо водителя залила мертвенная бледность. Он догадался, что случилась трагедия. Но подробностей никогда, кроме Веры Фёдоровны, ещё не знал.

– Никогда?… – Водитель сжал кулаки. – Что с ним?!

– Он умер, Димочка. – Вера Фёдоровна скрестила руки на груди.

Она всё для себя решила, и теперь была спокойна. Дмитрий же, наоборот, чуть не выразился по-матерному. Его словно молнией сразило – солнечным утром, при ясном небе. Да, водитель знал о неприятностях Гусева. Но никак не мог предположить, что всё случится на охраняемом участке, в надёжном доме, ночью. Естественную кончину Сергея водитель в расчёт не брал. Но почему бабка смеётся, в самом деле? Действительно, спятила, что ли?…

– Его убили?

Дмитрий почувствовал, что ладони его стали мокрыми от пота, а ремень больно врезался в тело. Остальная обслуга, в том числе и охранники, тоже вышла на лужайку перед домом. Собаки лаяли в вольере, потом принялись рычать. У соседей начала «выть» машина – «Ниссан-Патроль». Но всем собравшимся казалось, что над посёлком висит вязкая, кладбищенская тишина. И каждый думал: «Кого винить? Не меня ли?»

– Его убили? – повторил Дмитрий и увидел, что Гусева кивнула. – Каким образом? Застрелили?

– Нет, его убили ножом. – Вера Фёдоровна закрыла лицо руками.

– Кто? – Дмитрий почувствовался, что у него перехватило горло. – Можно взглянуть?

– Не можно, а нужно! – вступил в разговор стриженый верзила по имени Павел. Серёжа представлял его бабушке как начальника охраны.

– Я его убила.

Гусева отвела ладони от лица и увидела застывшие лица людей, стоявших под окном. Она усмехнулась и внезапно стала прежней Верой Фёдоровной – деловой, собранной, властной.

– Я убила Сергея в бессознательном состоянии. Я больна, должно быть, но не вам в этом разбираться, Павел. Немедленно вызывайте милицию…

Никто не шевельнулся. Казалось, что люди превратились в каменные статуи. То, что он услышали, никак не могло быть правдой.

– Нет, подождите минут десять, – отменила своё распоряжение Гусева. – Вдруг они очень быстро приедут, а я должна привести себя в порядок. И ещё, Дима, – обратилась старушка к водителю, который ей нравился больше других, – позвоните родителям Серёжи, моему сыну и бывшей невестке. Постарайтесь утешить их. Но только после того, как Серёжу увезут в морг, а меня – в тюрьму. Чем бы ни закончилось дело, мне будет трудно говорить с ними…

Какая-то птичка свиристела над самой головой и сбивала с мысли. Вера Фёдоровна досадливо поморщилась.

– В особенности с сыном… Но, надеюсь, Господь избавит меня хотя бы от этой пытки. В память моего внука позвоните, Димочка!

Квинту сильно напекло голову перед посадкой в самолёт. Теперь его тошнило и мотало из стороны в сторону. Хотелось стащить с себя не только полотняную куртку, но и яркую рубашку с геометрическим рисунком. К сожалению, правила поведения на борту авиалайнера не позволяли так вести себя приличному человеку – следователю, юристу первого класса, да и просто мужчине, разменявшему пятый десяток.