Инна Тронина - Птенцы «Фламинго» Страница 6

— Я поеду с вами? — перебил Звягин.

— Конечно. Костя придумает тебе какую-нибудь заразную болезнь. Скорее всего, это будет гепатит. Твоё отсутствие в палате воспримут, как должное. За эту сторону дела не беспокойся. Пока в коридорах пусто, мы тебя переоденем и выведем отсюда. Зря Костя так много тебе рассказывает, — вздохнул Юлиан. — Ты ведь всё время думаешь об Анне.

— Думаю. Не могу не думать. — Звягин вскинул голову, и по его щекам прокатились желваки. — Я очень просил его узнать о ней побольше. Доктор сказал, что двадцать пятого октября Анька родила дочку. А ведь она не может ходить. Зачем ей потребовался младенец?

— Давай без соплей, Вовчик, — жёстко предложил Юлиан. — Младенцы этим девочкам нужны исключительно для того, чтобы стрясти побольше «бабок» с их богатых папаш. Если очень повезёт — женят на себе. Но, как правило, дело ограничивается пенсионом на отпрыска. К тебе же это не имеет никакого отношения. Анны для тебя больше нет. Ты начинаешь другую жизнь. А она пусть существует, как хочет, благо олигарх ещё до проведения генетической экспертизы фактически признал дочку своей. Облагодетельствовал твою Аньку так, что другие «охотницы» от зависти воют.

Юлиан рывком встал и выглянул в коридор, чтобы позвать Серёжу. Хило, похлопав Володю по плечу, тоже выглянул из дверей кабинета. Потом оглянулся и через плечо подмигнул Фаине, а после зашептал что-то на ухо Юлиану.

Фаина порывисто вскочила со своего стула и подошла к Звягину. Заглянула ему в глаза и увидела, что теперь широкие и мокрые, как маленькие лесные озёра. Жалость кольнула Фаину в сердце, и голос женщины сел.

— Володя, какое ваше любимое блюдо? — задала она странный вопрос.

— Пельмени, затушенные с луком и приправами. Ещё — сосиски с сыром беконом. Анька их здорово готовила — у меня так не выходит.

— Я вам приготовлю оба этих блюда, — пообещала Фаина, глотая слёзы.

Она никак не могла прогнать навязчивое видение. Июльская Москва восемьдесят третьего года, брусчатка Красной площади, перезвон курантов. Фаина — молодая, прекрасная, в белоснежном кружевном платье с блёстками и пышной юбкой, в срочно купленным в ГУМе туфлях. Это была третья плохая примета. Гребень с атласными цветами удерживает высокую, как башня, причёску, и к нему приколота многоярусная фата.

Ослепительный Саркис — в смокинге с бутоньеркой и «бабочкой» — целует её взасос, не стесняясь ни гостей, ни случайных прохожих. Их фотографируют и снимают на камеру. В юбку Фаины вцепились выстроившиеся «ручейком» девушки, в смокинг Саркиса — мужчины. Они словно бы хотят оттащить молодых друг от друга, но это им не удаётся, — настолько крепок поцелуй. Если бы и в жизни всё получалось так просто…

— Спасибо, — сказал Звягин, и Фаина не поняла, за что он её благодарит. Ах, да, за обещание приготовить любимое кушанье…

— Вы подарили мне надежду и силы жить, — прошептала Фаина.

— Несбывшиеся надежды — самое страшное на этом свете. — Звягин покосился на Юлиана и Хило, которые говорили у порога с Берлетом.

— Анна… ваша жена? — зачем-то поинтересовалась Фаина.

— Гражданская. Мы так и не расписались. Сперва я несколько лет оттягивал свадьбу, а потом она нашла шикарного «пупса». Он был самым завидным спонсором в стране, и у Аньки снесло крышу. Теперь я жалею, что выстрелил в неё, но тогда не помнил себя от ярости. Сцена разыгралась как между Кармен и Хосе. Я вёл себя отвратительно; не нашёл в себе силы просто повернуться и уйти. А так — загубил и её жизнь, и свою, но никому ничего не доказал. Ещё в изоляторе узнал, что Анька была в положении — от него. Тут ошибиться нельзя, иначе всё пропало. Чужого ребёнка миллиардеру не подсунешь. Я был за рубежом, с ней не встречался, а она с ним жила на вилле в Испании. Ей повезло — залетела…

Звягин тряхнул головой, становясь прежним — немногословным и суховатым.

— Юлиан прав — это теперь не моё дело. На профессиональных качествах случившееся не отразилось — здесь можете быть уверены. Я наговорил лишнего — забудьте про всё.

— Пор-р-рядочек!

Борис Михайлович Хило пропустил в кабинет самого Берлета, Серёжу и водителя джипа, который тащил огромный баул.

— Володь, переодевайся по-быстрому, и мы уходим. Фаечка, пройдёмте с доктором в соседний кабинет. Вам придётся увеличить премию персоналу — чтобы никто ничего не заметил. От греха подальше…

— Разумеется. — Фаина с сомнением смотрела на Звягина.

Теперь, когда он согласился работать по Хуторову, возникли новые вопросы. А стоит ли связываться с явно подавленным, действительно психически нездоровым парнем? Не поискать ли кого попроще, отказавшись, пока не поздно, от услуг Владимира Аркадьевича? Ещё несколько минут назад Фаина мысленно умоляла его согласиться, потом захлёбывалась от сдерживаемых слёз и горячей благодарности. Но почему-то вдруг почувствовала, что авантюра со Звягиным может закончиться новой трагедией, и погибнет при этом не только Хуторов.

Но через секунду Фаина взяла себя в руки, отогнала дурные предчувствия и решила, что лучшей кандидатуры будет не найти. Да и Хило с Юлианом её не поймут — чего доброго, начнут пакостить. Они рекомендовали Звягина как специалиста самого высокого класса из занимающихся операциями такого рода, услуги которого действительно стоят затраченных средств. А она, получится, проигнорировала мнение знающих людей из-за каких-то бабских комплексов…

— Ты чего в начале месяца стремянку нарядил? — Борис Михайлович глазами показал в угол. — Не рановато?

— Улицы и витрины уже украшают, — кротко ответил Берлет. — А как иначе здесь создать праздничное настроение?

— Ладно, я тебе гонорар увеличу. Напейся, к девочкам сходи, — пошутил Хило. — Фаечка, совсем ненадолго оставьте нас одних…

— Нет вопросов. — Фаина застегнула куртку и направилась к двери.

Она пыталась вновь стать решительной и беспощадной, забыть мокрые глаза Звягина и его ломкий, как сухая ветка, голос. Надо будет постараться убедить его в правоте их общего дела. Несмотря на то, что произошло раньше, Володя имеет право мстить Хуторову за убийство невинного ребёнка, и эта месть поможет ему хотя бы частично искупить собственный грех…

Глава 2

Анне Бобровской снилось, что она снова в Венеции, в гондоле рядом с умирающим от рака Фабрицио. Они плывут по узким улочкам-каналам, мимо разноцветных стен домов, мимо открытых окон. И Аня улыбается человеку, которого уже давно нет на свете. За право пойти с Фабрицио под венец, а после унаследовать его землю, дома и бизнес, соревновались десять русских и украинских «охотниц», а он выбрал Анну Бобровскую и сделал ей предложение.

Видимо, москвичка, дочка полковника — капельмейстера производила на итальянца куда лучшее впечатление, чем неправильно говорящие на родном языке, провинциальные «охотницы»-нувориши. Фабрицио мечтал в последний год пожить не с толстой крикливой соотечественницей, а с молодой ухоженной блондинкой. Анна уже тогда возвела своё лицо в культ и трепетно ухаживала за ним, поднимая товар в цене. Анна массировала гибкое тело гимнастки роликами и ультразвуком, делала пилинг и обёртывание водорослями, втирала в кожу специальный шоколад и не забывала о миостимуляции с электродами.

Анне тогда было двадцать два, Фабрицио — пятьдесят. Он не дожил до свадьбы несколько дней, и Анна была уверена, что его прикончили наследники из первой семьи. Там оставались три сына, которые, по слухам, не чурались связей с мафией. И Анне пришлось бежать из Венеции в Москву…

И вот давно истлевший мужчина снова нежно смотрит ей в глаза. И гондола везёт их в туман, в бесконечность, в открытое море. Анне совсем не страшно. Ей не хочется проснуться и вспомнить, кем она стала спустя всего несколько лет после того, как начала восхождение к сияющим вершинам. Она не дошла до своего пика только шаг, нет, полшага. Поскользнулась и рухнула с головокружительной высоты, разжав в полёте свои крепкие объятия.

Анна радовалась, что Фабрицио пришёл к ней, и совсем не боялась его. Она обнимала итальянца за шею, за плечи, жарко дышала в его уши, ловила губами мочки, щекотала длинными ресницами уголок его рта.

И непрерывно говорила, задыхаясь от упоительного восторга:

— Ты мой, Фабрицио Викьетти… Ты — мой, а я — твоя!..

Фабрицио что-то отвечал ей по-итальянски, но Анна не могла разобрать ни одного слова, потому что кто-то другой, тоже очень знакомый голос, звал её и звал, мешая наслаждаться прогулкой в гондоле.

И Анна проснулась, досадуя на то, что всё кончилось, потому что ТОТ голос вновь вторгся в её жизнь, в её любовь. Рыжеволосый коротконогий парень с блестящими серыми глазами стоял рядом с автомобилем Анны и, сунув правую руку во внутренний карман дублёнки, взводил курок пистолета…