Анатоль Имерманис - «Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается Страница 61

— Да иди уж!

Ирена встает и уходит.

Межулис, словно только этого и ждавший, вынимает из кармана ключ и подает Пурвиту.

— Порядочек!

Пурвит неловким движением роняет сумочку Ирены под стол и довольно долго возится с ней, пока поднимает и кладет на место.

— А что доктор? — спрашивает Межулис.

— Доктор не дурак.

Музыка кончилась. Многие аплодируют, надеясь на повторение танца, но у Эрберта в этой веселой сутолоке вид безучастный. Мара ласково берет его за руку и ведет к столику.

— О чем ты задумался, милый?

— О том, что… Вышло так, что на карту поставлено…

Мара не хочет слушать дальше. Они не виделись почти целый месяц. Для чего портить чудесный вечер?

— Что у нас за характеры — даже повеселиться как следует не умеем!

— А что, если пойти в кино? — предлагает вдруг Эрберт.

За соседним столиком тоже собираются уходить. Взглянув на часы, Пурвит говорит:

— Пора!

Они чокаются. Но пьет одна Ирена. Мужчины даже не пригубили рюмок. Межулис закуривает папиросу и встает.

В блестящем черном плаще он стоит в телефонной будке и говорит в трубку:

— Доктора Эрберта, пожалуйста!

Швейцар кафе, подойдя к столику, что-то спрашивает у сидящих. Затем направляется к их соседям:

— Тут нет доктора Эрберта?

Ирена показывает ему Эрберта, танцующего с Марой.

Швейцар подходит к Эрберту, но не решается помешать им — так увлеченно они танцуют. Швейцар откашливается и касается рукой плеча Эрберта.

— Извините, вас просят к телефону.

…Эрберт возвращается к столику, уже надев плащ.

— Мара, дорогая, не сердись, — торопливо говорит он. — В кино пойдем завтра. Звонили из амбулатории. Срочный вызов.

Тем временем туман стал еще плотнее. Пурвит, выйдя с Иреной из кафе, безуспешно пытается найти на стоянке свою машину. Такси исчезло.

— Угнали! — Пурвит кидается обратно в кафе. — Где тут телефон? Моей машины нет!

Мара — она берет у гардеробщицы пальто — резко оборачивается. Вот возможность доказать и себе и всем на свете, что она, Мара, тоже кое-что смыслит в милицейской работе. Как ей повезло: машину украли чуть ли не при ней! Хорошо, что они с Имантом не пошли в кино. Теперь она самая первая допросит потерпевшего и свидетелей, первая осмотрит место происшествия, все козыри будут у нее в руках! Действовать надо немедленно, по горячему следу.

Мара подбегает к Пурвиту и, доставая из сумочки служебное удостоверение, чуть ли не торжествующе кричит:

— Покажите, покажите мне!

— Чего ж теперь показывать?! Пустое место? — угрюмо отрезает Пурвит.

— Я разыщу! — запальчиво говорит Мара. Пурвит пожимает плечами и показывает на дверь. Кинув пальто на барьер, Мара выбегает на улицу.

Пурвит, Ирена, швейцар и даже гардеробщица — все бегут за ней.

На улице вокруг них тотчас собирается кучка зевак.

— Что случилось? — спрашивает кто-то таким тоном, будто он главный специалист по таким происшествиям.

— Машину украли! — Пурвит по-прежнему крайне взволнован.

Светя карманным фонариком, Мара изучает асфальт. В световой круг попадает до половины выкуренная папироса с характерно измятым мундштуком. Пурвит наступает на окурок ногой.

— У машины был номер 24–25 ЛАГ, — говорит он.

— Надо в милицию позвонить, — опять вмешивается все тот же «специалист», — пока не успели за город угнать.

— В такой туман далеко не угонят. — В голосе Мары слышится раздражение. — По-моему, надо проверить на ближайших улицах.

У железнодорожного переезда стоит таксомотор 24–25 ЛАГ и настойчиво сигналит. Под звон сигнального звонка шлагбаум медленно подымается. Машина срывается с места и мчит дальше.

Впереди в тумане неясные очертания высоких ворот, над которыми висит большой фонарь. Но свет в тумане так тускл, что можно прочесть лишь окончание: «…ПОРТ».

Такси затормаживает у ворот. Почти в тот же момент дверца открывается, Эрберт с небольшим чемоданчиком в руке выскакивает из машины. Предъявляет вахтеру пропуск и исчезает в тумане. Слышен вой судовой сирены.

Такси разворачивается и уезжает обратно в город.

Майор Григаст тщательно вытирает ноги перед тем, как переступить порог своего кабинета. Кабинет для майора — второй дом. Открыв дверь, он довольным взглядом окидывает помещение. Все вещи на своих обычных местах: и сейф, и письменный стол, и жесткое кресло за столом, и два стула для посетителей.

Майор снимает и вешает фуражку, потом замечает, что она висит косо, и поправляет ее. Повесив на плечики шинель, он для порядка застегивает ее. Теперь можно сесть. Его массивная фигура заполняет все кресло. Некоторое время он сидит неподвижно, собираясь с мыслями, и как бы сливается с комнатой, вся обстановка которой как-то гармонирует с ним. Перелистывает газету. Затем снимает телефонную трубку.

— Почту.

Майор достает из кармана лупу и ножнички, кладет их перед собой и терпеливо ждет.

Почту приносит старший лейтенант Климов. Он недавно пришел из армии и немного щеголяет своей военной выправкой. Остановившись на положенном по уставу расстоянии, Климов громко докладывает:

— Товарищ майор, старший лейтенант Климов явился по вашему приказанию. Почта!

Григаст хмурит брови.

— Я и сам вижу… Спасибо, можете идти! — Григаст берет конверты.

— Товарищ майор, разрешите доложить. Начальник заготовил приказ о переводе лейтенанта Мары Лейя в архив министерства! — лихо докладывает Климов.

— Передайте ему… Ладно, я сам скажу… — Видя, что Климов вовсе не намерен уходить, он откладывает письма и нетерпеливо спрашивает: — Ну, что еще?

— Я насчет отбывшего срок Виктора Витола… Просит устроить его на работу маляром. — В голосе старшего лейтенанта уже нет прежней лихости.

— Ну и?.. — подбадривает Григаст.

— Три судимости… Просто не знаю… — мнется Климов.

Григаст показывает на газету.

— Читали?

— Так точно! В Америке собираются всех служащих проверять детектором лжи.

— Вот именно! — Григаст кивает. — Там в каждом человеке видят потенциального преступника. А у нас — дело другое… В наших условиях, Климов, преступность — это болезнь. Как вы полагаете: Витол уже среди выздоравливающих?

— В какой-то мере, пожалуй…

— Тогда оформляйте на работу. Это наш долг.

— Так точно! Оформить на работу! — отчеканивает Климов. Он рад, что начальник помог ему отделаться от сомнений.

— И принесите сюда машинку! — бросает вдогонку ему Григаст.

Оставшись один, Григаст вырезает из конвертов марки. После того как Климов вносит пишущую машинку и ставит ее на стол, майор начинает печатать двумя пальцами. Ничего путного из этого не выходит — буквенные рычаги сцепляются, каретка с лязгом проскакивает на целую строку.

— Не тот клавиш нажали, — говорит Климов.

— А вы умеете? — показывает на машинку Григаст.

— Никак нет, товарищ майор!

— Я так и знал.

Климов уходит. Григаст складывает вырезанные марки в специальную коробочку. Потом теми же ножницами перерезает сигарету, одну половинку кладет обратно в портсигар, другую вставляет в мундштук. Смотрит на часы и закуривает. Снова смотрит на часы, недовольно морщит лоб, бросает взгляд на дверь.

Дверь открывается. На пороге стоит Мара в форме лейтенанта милиции.

— Здравствуйте, — произносит она.

— Вы опоздали на две минуты.

— Извините, товарищ майор, вы ошибаетесь. На три минуты.

Григаст делает вид, будто не услышал. Он вообще не допускает для себя возможности ошибаться. Он сделал замечание, и на этом вопрос исчерпан.

— Садитесь…

Мара собирается сесть на стул, но Григаст еще не кончил фразу.

— …за машинку, — продолжает он. — Готовы? Пишите: «Водителю Пурвиту. В связи с кражей автомашины 24–25 ЛАГ явиться к майору Григасту…» Почему вы не пишете? — спрашивает он, когда обрывается стук машинки.

— Товарищ майор — просит Мара, — а нельзя это дело поручить мне? Я ведь, можно сказать, очевидец! Сама же сообщила дежурному по городу.

— Вот как? Рассказывайте! Только по порядку и со всеми подробностями.

— Я как раз сидела в кафе… — торопливо начинает рассказывать Мара, — с доктором Эрбертом. Он привез мне из Вены забавного Будду из слоновой кости.

Коридор управления милиции кажется бесконечно длинным. За всеми дверьми идет своя будничная жизнь: звонят телефоны, стучат пишущие машинки, слышатся голоса. По коридору проходят сотрудники с папками.

— Сейчас выедет опергруппа! — слышен энергичный голос за одной из дверей.

У открытого окна стоят и курят два работника милиции. Они горячо обсуждают какую-то шахматную партию. Арестованный, которого проводят два милиционера, кидает жадный взгляд на дымящиеся папиросы.