Георгий Вайнер - На темной стороне Луны Страница 7

Он собрался еще многое сказать, объясняя очевидный факт, что он не мальчик, но в кафе уже входил начальник управления генерал Эргашев. Назраткулов сразу подтянулся и, не спуская глаз с начальника, пошел навстречу.

Эргашев полоснул Туру рысьим взглядом и, не приглашая его за собой, медленно прошел в кабинет заведующего кафе. Сердце у Туры на секунду замерло ледяной лягушкой.

Тут же Халматова окликнул подошедший Какаджан Непесов. Высокий, с прямой крепкой спиной, грубоватый, надежный туркмен из Мары был одним из тех, кого Халматов и Кореец прочили в будущем на должности начальников уголовных розысков в районных отделах.

— Смотрите, устоз! Все заштрихованное — машины людей, которые сидели в кафе. Белым я показал свободное пространство между ними и «Москвичом» Пака. Здесь замеры. Инспектора говорят, что скорее всего тут стоял «Жигуль» либо «Москвич».

— Какаджан, дружок! Опроси всех, кто видел эту машину, — сказал Тура. — Когда она уехала? Отъезжал ли кто-нибудь после того, как Пак поставил машину? Поручи Алишеру — пусть узнает, сколько шашлычник приготовил шашлыков перед тем, как все случилось. Сколько шашлыков заказали посетители? Проверь на кухне. Если количество совпадает, значит, никто другой не уезжал. Значит, под деревом стояла машина человека, который уехал после убийства…

— Понял, устоз.

Тура поднял стул, с которым упал на пол Кореец. Семь пудов мощной атлетической плоти. А стул не треснул, не рассыпался. Ничего ему не стало. На донышке сиденья осталась этикетка: «Ташкентская мебельная фабрика. Стул плоскоклееный. Цена — 7 руб. 20 коп.». Тура подумал, что Пак любил раскачиваться на задних ножках стульев — в отделе всю мебель расшатал. Может быть, они были не плоскоклееные? Глупости какие-то в голову лезут… Этот стул переставят к другому столу, и он замешается среди других плоскоклееных, как очевидец, о котором все забыли…

Уборщица, высокая, с длинной морщинистой шеей, начала мести помост. Сор падал в водоем, рыбы в пруду задвигались.

Тура уселся за пустой стол, достал блокнот, авторучку и задумался. Вопросов было много, версий — кот наплакал. Да и жизненность их зависела от причин появления Пака в «Чаройли».

Надо дойти до каждого, опросить личный состав. Может, он кому-то сказал? Просил передать, что уезжает?

Потом Тура написал в блокноте:

«Установить:

1. Является ли кафе конечной точкой пути Корейца?

2. Был ли знаком Пак с убитым парнем?

3. Был ли знаком Пак с убийцей?

4. Кто был для убийцы основной целью: а) Пак; б) парень с сумкой; в) оба?»

Отодвинул блокнот, потер ручкой переносицу и вспомнил, что лучший из всех известных ему розыскников — Валентин Силов — часто повторял: настоящие сыщики отличаются от других людей неожиданностью задаваемых ими вопросов.

Сейчас Тура знал, что в его вопросах нет никакой неожиданности, той самой необычности подхода, которая свидетельствует об особом, непостижимом для остальных видении ситуации.

Пока что Тура разглядывал происшедшее вместе со всеми глазами зеваки.

Халматов подозвал заглянувшего в зал юного Алишера Гапурова.

— Ты видел, как Пак уехал из управления? Он был один?

— Я не видел.

— Спроси у ребят. Что говорят свидетели? Успел он что-нибудь сказать перед тем, как было совершено нападение?

— Крикнул что-то. Никто не разобрал.

— Где очевидцы сейчас?

— Допрашивают.

— А официантка?

— В кабинете директора. Генерал сам с ней разговаривает. Он велел вам зайти к нему…

Из газет:

«…Среди победителей предстоящих Олимпийских игр в Москве, возможно, не будет имени Роберта Николаса Овона, но велосипедист из Камеруна все равно доволен:

— На олимпийском стадионе в Москве мы будем соревноваться со спортсменами экстра-класса, а это — неоценимая школа для молодых атлетов нашей страны, — сказал он».

Генерал Эргашев восседал за худосочным однотумбовым столом — смуглый от непроходящего загара, в побуревшем от соли кителе, хорошо знакомом всей мубекской милиции.

И в этом вполне убогом заведении Эргашев все равно выглядел значительно. Лишенный привычного помпезного величия своего кабинета-зала, он наспех выстроил вдоль стен внушительную декорацию из дюжины полковников — своих заместителей и начальников всех служб областного управления.

В его присутствии они были только статистами, сопереживающим и сочувствующим хором на маленькой сцене, в центре которой сидел за хилым канцелярским столом Эргашев, а перед ним стояла официантка.

— Раньше-то вы, наверное, этого человека видели… — Эргашев мельком взглянул на вошедшего Халматова, но сделал вид, что не заметил. — Вы знаете его, и надо честно все рассказать… Он ведь бывал в вашем кафе? Нам все известно, и мы хотим проверить, насколько вы честны с нами. Можем ли вам доверять, так сказать…

— Первый раз он у нас! — Официантка успела переодеться, поверх халата на ней была маленькая стеганка без рукавов, в которую она поминутно куталась.

Глядя на стеганку, Халматов подумал, что теща надевает такую на свою собачонку, когда зимой выводит на улицу. Второй раз на протяжении получаса он вспомнил родителей жены, о которых не вспоминал месяцами. К чему бы?

— Мы — милиция, — Эргашев умел вложить какой-то очень грозный смысл в этот очевидный факт. — Не надо с нами ссориться…

— Слово даю, товарищ генерал, не видела никогда я его…

— …Чтоб потом всю жизнь не кусать себе локти, — закончил свою мысль Эргашев и мягко добавил: — Мы ведь и о вас думаем.

Бывший работник розыска, генерал раскачивал разговор из стороны в сторону, как торчащий в стене гвоздь.

«Сейчас повернет на семью официантки, — подумал Тура, — заговорит по-хорошему, ласково…»

— С кем живете? — озабоченно спросил Эргашев. — Муж есть?

— Мы развелись.

— А дети?

— Четверо. Младший в третий класс пойдет, — вот тут она наконец разревелась.

Система действовала безотказно.

— Вот видите! Сыну нельзя без матери! Так? — раздумывал-советовался с ней Эргашев. — Поэтому все надо рассказать!

— Да если бы я знала его!

— Гапуров! — Начальник управления всегда доигрывал спектакль до конца.

— Слушаю, товарищ генерал, — не сказал, а обозначил себя начальник райотдела.

В том, что Эргашев в его присутствии — начальника уголовного розыска — обратился непосредственно к Равшану, Тура почувствовал нехороший признак.

— Возьми двух оперативников, срочно поезжай к ней домой. Поговори с соседями. Они должны знать, кто у нее бывает, как часто… Да! Открой холодильник, проверь, что в морозилке. — Генерал заговорил едко-спокойно. — Заелись! Я видел кебаб, который они здесь готовят… Дехканин весь день в поле, кетменем намашется, а приходит сюда, чтобы поесть, — они ему котлету на шампуре. А мясо домой тащат!

— Будет сделано, товарищ генерал, — Равшан уже помогал официантке подняться, вел к дверям.

— В наших сотрудников стреляют, а им и дела нет! Разыщите директора!

— По-моему, она действительно его не знает, — сказал Эргашев спокойно, как только закрылась дверь. — Передали, чтобы погибшего дактилоскопировали и проверили по учетам?

— Все сделали, — Назраткулов оторвался от блокнота, в который что-то не переставая записывал.

Все молчали, но тишина в кабинетике была полна звуков — мрачное сопение Эргашева, шуршание бумаги в руках Назраткулова, скрип половиц под ногами переминающейся в напряжении свиты, через окно врывался звенящий лязг точила на кухне и дикторский голос из забытого всеми транзистора:

«…Финская фирма „Ренола“ поставит и смонтирует в Москве к началу Олимпийских игр 96 открытых кафе летнего типа…»

Туре пришло в голову, что все они сейчас похожи на детей, затеявших игру в «замри!». Все замерли — если не хочешь проиграть, не надо шевелиться, болтать, привлекать к себе внимание.

— Такого у нас в области еще не было с самого основания… — нарушил испуганное молчание генерал. — У меня на памяти ничего похожего.

— Запросто могут шапки полететь, — озабоченно вставил Назраткулов.

«Шапки полететь», «к шапочному разбору»… Все о головных уборах! — подумал Тура. Ему показалось вдруг, он понял глубинную причину навязчивых образов Назраткулова. — Полковник! Боится за свою папаху!»

— …Да и момент какой! Сами судите, Олимпийские игры… Состав отмобилизован…

Назраткулов покосился на стену, где висел портрет в раме под дуб, и добавил искренне огорченно:

— Министр вынужден будет докладывать в Москву. Может до Леонида Ильича дойти. Обстановка-то какая…

Тура понимал, что Назраткулов не просто заполняет эту паузу этими бессмысленными репликами, он выворачивает курс разговора в нужном направлении.

— Нам надо все упредить… Пока сверху мер не приняли. И доложить. Так и так. Сами разобрались. Но для этого необходимо точно установить, почему Пак оказался не на рабочем месте, а в кафе… — Назраткулов явно выводил разговор на Халматова.