Кирилл Казанцев - Мажорный поцелуй Страница 7

— Ну, что? Все хорошо? Что сказал врач?

Ржавый и Дикий налетели на Маркела с расспросами, как только он вышел на улицу.

— Если коротко, то жить будет. Но нужны сто кусков евро на операцию.

— Ого! — присвистнул Дикий. — Нехило.

— Вопрос теперь в том, где их достать.

— А вот с того урода, что ее сбил, и нужно их снять, — предложил Ржавый.

Маркел одобрительно хлопнул друга по плечу, так, что тот пошатнулся, и сам себе удивился. Почему в его голову не пришла эта мысль? Наверное, усталость. Или «колеса» Маши. И дал себе зарок — никакого алкоголя, никаких успокаивающих — только кофе и чай.

— Молоток, Ржавый. Тогда бросаем все силы на его поиски.

Глава 3

В десяти километрах за чертой города, за шлагбаумом элитного дачного поселка, в просторечии называемого «Санта-Барбарой», стоял особняк, огороженный высоким бетонным забором. Вернее, не особняк даже, а поместье, со своими угодьями, законами, бюджетом и укладом. Построенный из «кремлевского кирпича», трехэтажный, с просторной террасой, аккуратными балкончиками на все четыре стороны света и мезонином, увенчанным небольшой башенкой с флюгером-чертиком, дом заметно выделялся даже на фоне своих далеко не бедных соседей. Обычный человек, работай он даже круглые сутки, без перерывов на сон, еду и секс, за всю жизнь не заработал бы на подобное «гнездышко». Честным трудом такого не добиваются. Любое богатство является результатом либо обмана и кражи, либо разбоя. Либо и того, и другого. Но те, кому в голову приходили подобные мысли, редко попадали по ту сторону забора. Позади особняка был разбит английский парк с извилистыми тропинками и прудом, где плавали экзотические рыбки. Ближе к дому — бассейн и площадка для пикников. Внутри особняка все говорило о стремлении хозяев к комфорту и немалых расходах на хорошего дизайнера. По периметру огромный участок был обнесен высоким забором, оснащенным камерами видеонаблюдения. У входа в дом лысоватый мужчина средних лет, в шортах цвета хаки и рубашке-гавайке, поливал серебристую лаванду на альпийской горке. Вокруг дома таких клумб было разбито довольно много: большие и маленькие, со вьющимися розами и клематисами, низко стелющимся можжевельником и острыми листьями еще не расцветших ирисов. Хозяин был большим ценителем и знатоком цветов, переписывался по этому поводу со специалистами со всей Европы и следил за новыми тенденциями в моде на клумбовые растения тщательнее, чем за собственным непутевым сыном. Сделав несколько шагов вниз по склону холма к клумбе с пятнистыми немофилами, он сунул руку в карман шорт, достал мобильник. Звонил сын и наследник. Поморщившись, ведь Антон звонил обычно в двух случаях — попросить денег или сообщить об очередной проблеме, — мужчина поднес трубку к уху. С полминуты он молча слушал сына, и лицо его все больше мрачнело. Потом велел собеседнику замолчать и ехать домой. Первым нажал клавишу разъединения связи и грубо выругался. Потом глубоко вздохнул и продолжил прерванное занятие. Но мысли о великовозрастном дитяти не давали расслабиться и получить удовольствие от размеренной и любимой работы. Отца не волновало, что натворил сын — избил ли прохожего, сделавшего замечание, или попался полиции с пакетиком марихуаны. Подумаешь, нарушил закон — он и сам в молодости был любителем острых ощущений. Больше всего Толстяка беспокоило то, что сын, в котором он надеялся увидеть преемника своего бизнеса, растет оболтусом. И дело даже не в том, что Антон все свое время проводит на тусовках, курит травку, пьет, гоняет на тачке. Главная проблема заключалась в полном отсутствии у того интереса к бизнесу отца. Сын не понимал или не хотел понимать, что рано или поздно отцу надо будет передать все свои дела в другие руки. И наиболее безопасной и логичной кандидатурой, конечно же, был бы собственный наследник. При единственном условии, что тот возьмется за ум. Морща лоб, Толстяк в который раз размышлял над тем, как вразумить свое бестолковое чадо. Закончив поливать цветы, он занес лейку в садовый домик, почти скрытый за побегами вьющихся клематисов, и решил прогуляться по парку. Толстяк прошел по мостику через искусственный пруд, полюбовался пятнистыми карпами и присел на кованую скамейку под тихо шумевшей липой. Сквозь густую крону едва пробивался солнечный свет, и сердцевидные листья отбрасывали на траву кружевную тень. Все дышало покоем и умиротворением. В кронах щебетали птицы. Из кустов выполз еж и, смешно переваливаясь и мелькая волосатыми пятками, исчез за деревьями. Хозяин проследил за ним взглядом и прикрыл глаза. Незаметно для себя задремал.

Разбудил Толстяка все тот же мобильник, вибрирующий в кармане, и дикий рев мотора за воротами. Он поднялся, протер глаза, потянулся и, шаркая шлепанцами по гравию тропинки, направился к особняку. По звуку мотора Толстяк безошибочно определил, что приехал сын. У ступенек, ведущих к террасе вокруг входа, остановился, засунул руки в карманы шорт и раздраженно посмотрел в сторону ворот. Те медленно открылись, и черный джип, подаренный сынку на день рождения, рванул к дому. Также резко затормозил. Из автомобиля, бледный и весь какой-то помятый, вышел сын.

— Ну, привет, Антон! Вижу, вчерашний вечерок был нетомным… — осуждающе осмотрев с ног до головы, прокомментировал вид отпрыска Толстяк.

— Папа, вот не надо сейчас подкалывать! У меня большие проблемы!

Перепуганный парень подошел к отцу и посмотрел тому в глаза, словно щенок, совершивший очередную пакость.

— Что проблемы, я по телефону услышал. А теперь и вижу своими глазами. — Толстяк раздраженно кивнул на помятый капот. — А теперь изложи все толком и по порядку, чтобы я знал, что делать дальше. Итак, ты сбил человека.

— Н-наверное… да, сбил… — заикаясь, начал объяснять Антон.

— Да что ты мямлишь?! Будь мужиком, говори четко — он жив? — крикнул отец.

— Она. Девушка. Я сбил девушку. Я не знаю, не знаю, жива она или нет. Что со мной будет?! Что будет?! — забормотал в приступе паники парень, сел на корточки и, обхватив голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону.

— Успокойся, не будь бабой! — с отвращением сказал отец.

— А если я ее убил?! Если я — убийца?! — срывающимся голосом продолжал бормотать парень.

— О, боже! За что мне это наказание, — простонал Толстяк, поднимая отпрыска на ноги. — Идем в дом. По дороге успокоишься.

Парень вытер ладонью мокрый нос и поплелся за предком в дом.

Отец Хлыща, Андрей Павлович, не только в городе, но и во всей губернии был человеком влиятельным. Владелец крупнейшего в городе гипермаркета и сети мелких магазинов, член законодательного собрания города, он был накоротке со многими большими людьми. Среди них были и местная властная верхушка, и представители криминальной элиты. И первый, и второй круг знакомых, как это было заведено еще с девяностых годов, были прекрасно знакомы друг с другом, имели общие интересы, вместе проворачивали дела, вместе отдыхали. Власть и криминал были так тесно сплетены, что трудно уже различить, кто больше заслуживает попасть за решетку. Правда, попадали за эту самую решетку только те, кто мешал им «жить». «Свои» же люди могли себя чувствовать абсолютно безнаказанными. Чтобы создать себе и своим коллегам положительный образ в глазах горожан, Андрей Павлович часто выступал спонсором и организатором многих благотворительных акций. Помощь детскому дому, пожертвования на строительство нового храма, реконструкция старого, организация приюта для бездомных, бесплатные концерты известных певцов и ансамблей на день города. Все это должно было убедить жителей, что власть заботится о своих гражданах. Но в то же время за дверями кабинетов городской бюджет бессовестно распиливался с помощью подставных фирм и липовых тендеров.

Андрей Павлович Коровин был человеком жестким, властным и лишенным таких чувств, как жалость, милосердие. По-другому выжить в мире больших денег и власти было невозможно. Правда, нельзя сказать, что все человеческое ему было чуждо. Исключением были семья и цветы. К родителям он относился с трепетным благоговением и уважением. Купил им дом в пригороде с небольшим подсобным хозяйством — курами, свиньей, коровой. Как сельские люди, они наотрез отказались от предложения сына жить вместе с ним в особняке с прислугой и ничего не делать. Жену и сына, несмотря на бестолковость обоих, Коровин любил и прощал им многое, чего не простил бы никому другому. Жена Диана была младше его на десять лет. Однако по развитию интеллекта отставала от мужа на все двадцать. Красавица-блондинка, словно стрекоза из басни Крылова, жизнь вела обеспеченную и беспечную. В начале девяностых Коровин подцепил ее на одном из городских конкурсов красоты, где был одним из соучредителей и членов жюри. Расторопная десятиклассница не ждала, сложа руки, объявления победителей, а вечером накануне последнего выступления тихо постучала в дверь его номера. Первое место Диане не досталось, оно было «забронировано» еще до начала конкурса, но корона вице-мисс вполне ее устроила. А спустя полгода — на удивление всем друзьям — Коровин женился. Так и жили — муж строил, и довольно успешно, торговую империю в отдельно взятой губернии, а жена занималась домом, баловала сына, каталась по курортам и сопровождала Коровина на презентациях, открытиях и неформальных вечеринках. Мужа уважала и даже побаивалась. Андрея Павловича вполне устраивал подобный расклад. Место и назначение женщины, по его мнению, — украшать жизнь мужчины. С чем Диана довольно успешно справлялась. Однако настоящей страстью и делом жизни бизнесмена было разведение цветов. Территория вокруг особняка была сплошной клумбой. Хозяин постоянно пополнял свою коллекцию редкими экземплярами. В особняке были оранжерея и зимний сад, особая гордость хозяина, где росли экзотические виды, привезенные со всего мира. Андрей Павлович мог часами сидеть в кресле-качалке на террасе и любоваться буйством красок перед своим домом. Для него это было лучшим способом и расслабиться после рабочего дня, и обдумать стратегию решения той или иной проблемы. Вот и сейчас, зайдя в дом после палящего солнца, Толстяк выбрал место у окна и уставился на любимые растения. Не поворачивая головы, сказал: