Вячеслав Денисов - Главный фигурант Страница 7

Недоработки есть в каждом деле, их не может не быть. Никто не безгрешен, в том числе и следователь. Особенно если это следователь Вагайцев, торопящийся в Гагры в декабре.

Смагин Кряжина не торопил. Встречая его в коридорах, дважды за пять дней заглянув к нему в кабинет, начальник управления ни разу не завел речь о деле Разбоева.

– Вчера видел твою балерину, – бросил он однажды, закуривая, едва переступил порог.

Тема была давно пережита, а потому задеть советника не могла. Тот даже не оторвался от записей, лишь стрельнув глазами в сторону вошедшего. Балерина, о которой зашла речь так неожиданно и несколько не к месту, была одна из солисток Большого, с коей Кряжин однажды едва не завел то, что на языке лириков именуется романом. Он всегда был сторонником изыска в отношениях, знатоком классики и любителем утонченности. Это и стало решающим в едва не совершенной Кряжиным ошибке. Но ошибку ту исправила сама прима. Только что потеряв голову от Кряжина и не успев ее еще как следует найти, она тут же увлеклась хореографом.

– Вероятно, закончились гастроли, – философски отнесся к новости Кряжин.

– Она стояла у входа в прокуратуру и взглядом, полным тоски, смотрела на бронзовую табличку. Бедная женщина... Она до тебя не дозвонилась?

– Дозвонилась, – Кряжин нехотя оторвался от какого-то протокола и поднял на Смагина взгляд. – Я послал ее в Большой. И не такая уж она бедная. «Ауди» перед входом видели? Она на нем.

– Вчера был на «Локомотиве»... – выждав, сменил тему начальник управления.

– Да вы о деле Разбоева никак спросить хотите? – перебил Кряжин.

– Нет-нет, работай, – засуетился госсоветник и покинул кабинет.

«Нет-нет, – мысленно передразнил Кряжин и снова склонился над делом. – Как же...»

«Тело расположено у подножия клена, головой в сторону остановки общественного транспорта... Руки раскинуты в стороны, при этом правая лежит вдоль туловища, а левая согнута в локте и ладонь тыльной стороной наружу находится на уровне головы...»

Кряжин не знал, как читают протоколы другие следователи. Не знал, но догадывался по их последующим действиям. Кому-то из них хватало изложенного, все написанное он воспринимал на веру, не желая мучить себя поисками. Другие врезались в материал, и половина из них дела переиначивала, приводя к тому же концу, да только с другой стороны, ибо считала такое развитие событий более правдоподобным. Но были и те, кто, пытаясь живописно представить описанные сюжеты, искали в них правду и, не находя, начинали искать ее сначала.

Наверное, Кряжин относился к последним. Все, что он пытался сделать, перечитывая чудовищные по объему материала тома Вагайцева, это придать написанному реальность. Вдохнуть в скупые диалоги главных действующих лиц жизнь и в жизни этой увидеть правду.

Время у советника еще было. Его нет у Генерального и Смагина. У Разбоева этого времени – залейся. Вагайцеву – тому вообще на все наплевать. Он в Гаграх, и дело у него производством принято. А сколько было у советника времени? На оживление этого сборника печальных историй, расположившихся на трех тысячах семистах страницах, его, пожалуй, хватит.

Она родилась в семье богатой даже по меркам высшего московского общества. Папа жил в столице, качал нефть в Уренгое, тратил деньги в Европе, а работал в Думе. Мама, как принято в достойных семьях, работала дома. Администратором домашнего хозяйства.

Девочка Вика училась в Англии, а на каникулы приезжала домой. Она планировала поступить в колледж и стать светской львицей. О чем еще может мечтать девочка из прайда преуспевающего бизнесмена и бывшей фотомодели из Монте-Карло? От мамы Вике достались французская лукавая стать, от папы – целеустремленность. Но была еще бабушка, и теперь многие связывают трагедию именно с наследственностью по линии Викиной бабушки. Старушка учила девочку любить людей, доверять им и всегда приходить на помощь в трудную минуту.

В один из летних вечеров девушка засиделась у подруги, чья семья прозябала в двухкомнатной квартире на улице Заводской близ Измайловского лесопарка.

– Мне пора домой, – вздохнула Вика, уложив на колени до конца перелистанный журнал.

– Хочешь, я тебя провожу? – живо предложила девочка, лишь месяц назад закончившая школу. – Если идти через парк, у нас уйдет на это минут двадцать, и сразу выйдем на остановку такси. У тебя ведь есть деньги на такси? – машинально спросила она и тут же покраснела – у Вики, да не будет денег? У нее рублей может не быть, а долларов в сумочке хватит на поездку во Владивосток.

Они вышли из подъезда ровно в половине двенадцатого ночи, хотя отец Вики строго-настрого запрещал ей выходить на улицу в это время без сопровождения охранника. Но сегодня она обманула папу – зачем эта суета, если она исчезнет из дома на каких-то три часа?

До остановки оставалось минут десять, и подружка остановилась. Ей тоже было пора домой, и все выглядело справедливо: если она доведет Вику до остановки, то домой будет возвращаться одна. А так им обеим осталось по десять минут быстрой ходьбы. Они поцеловались и разошлись.

Вика дошла до остановки, села в такси и уехала домой.

Подружке повезло меньше. Когда в полной темноте стал различаться синий столб – выход из леса, она услышала за спиной быстрые семенящие шаги. Ей стало жутко страшно, и она побежала. Через минуту, когда синий столб стал выше и шире, она почувствовала удар, от которого подкосились ноги. Она ударилась оземь. Ей было больно, голова казалась тяжелой, и она сразу решила сделать то, что машинально делает в таких случаях любая женщина: она закричала.

Но в тот момент, когда с ее уст должен был сорваться первый звук, что-то горячее вошло ей в правое легкое и сорвало крик с губ.

Тяжесть со спины ушла, и девушка медленно поднялась на ноги.

Кто-то невидимый подхватил ее и поволок в сторону от дороги.

Она хотела крикнуть еще, но от напряжения едва не потеряла сознание – спина тут же залилась чем-то горячим, а изо рта хлынула кровь – она точно знала, что кровь, еще вчера она прикусила язык, и запах во рту был тем же.

Ее тащили сквозь кусты, ветви царапали лицо и ноги, но она не чувствовала боли, потому что была полностью поглощена ужасом, охватившим ее. И даже не почувствовала, как ее снова бросили, как куль с мукой. Перевернули лицом вверх, и в этот момент она увидела смерть. Она взлетела над ней в виде длинной полоски стали, и звезды на чистом небе сияли на ее блестящей алой поверхности. И была боль под сердцем. Но совсем недолго.

Когда все было закончено, убийца встал и сдернул с плеч еще теплого тела сумочку на длинном ремешке.

Что это? Это телефон. Один из самых простецких, дешевых.

Пощелкав светящимися кнопками, убийца найдет в телефонной записной книжке абонента «Dom» и нажмет кнопку соединения.

– Таня? – спросит мама девочки. – Ты где? Ты проводила Вику?

– Таня сегодня не явится домой, – прозвучит трескучий холодный голос.

– Саша?.. – недоумевая, предположит абонент «Dom». Ну, конечно, он! Как это – не придет? – Саша, вы где?

– Это не Саша. Но он мой должник. Эта сучка не сможет испоганить его жизнь.

Обезумевшая мать тут же сообщит о случившемся в милицию и позвонит Викиным родителям. Вика к тому моменту уже будет дома, и ее отец тут же направит в адрес безутешной родительницы своего начальника службы безопасности.

Однако потом, сразу после такого жеста порядочности, стали происходить забавные вещи, понять которые смогли лишь следователь прокуратуры Восточного округа, возбудивший уголовное дело, и старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Вагайцев. Посредством проведения очных ставок и следственных действий оба выяснят, что Вика в доме своей бывшей одноклассницы не была, Вика находилась весь день дома.

А Вику опросить повторно, к сожалению, не удастся. У Вики начались подготовительные занятия в Лестерской школе, и она туда убыла. Гнев Таниной матери представить нетрудно, но, как выяснят следователи прокуратур, он будет вызван не чем иным, как расстройством по случаю смерти дочери. И даже не станут возбуждать в отношении Таниной матери уголовного дела по факту дачи ложных показаний, на чем так настаивал Викин папа. Следователи – они тоже люди. Они живые, и слепо повиноваться требованиям буквы закона в такой ситуации не могут. Не имеют права.

На этом жизнеописание Вики, шестнадцатилетней девочки из благополучной семьи заканчивается. Следует верить, что в ее жизни неприятных моментов больше не произойдет. Друзей у нее, надо думать, будет много, и только потому – хочется верить, – что о неприятном инциденте в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля две тысячи третьего года знать они не будут.

Но уже к вечеру шестнадцатого июля многие матери Москвы, имеющие дочерей юного возраста, установят в своих квартирах телефоны с автоматическими определителями номера и устройствами, записывающими разговор.