Георгий Ланской - Козырная пешка Страница 7

– Держи, – сказала Женька и сунула Алисе бокал с шампанским. – Икру уже сожрали, так что зря ты там любезничала с ними. Я, правда, тебе пару бутербродов заховала. Чего этот хрен престарелый на тебя так посмотрел, как бомж на лебедя?

– Я ему ногу отдавила, – ответила Алиса, – а он мне синяк поставил, кажется…

– Но все было сделано невероятно изящно, – вмешался в разговор мужской голос. Алиса и Женя обернулись, причем Женька сразу расплылась в улыбке, и сделала попытку присесть в реверансе.

– Ах, это вы… – прошепелявила она.

– Ах, это я, – улыбнулся мужчина.

– А это моя подруга Алиса, – произнесла Женька и подтолкнула Алису к мужчине поближе. – Она играла Офелию.

– Да, я помню, – кивнул мужчина. Женька подтолкнула Алису еще ближе и зашипела в ухо: – Улыбайся, дура, это же Мержинский!

Алиса припомнила, что так зовут спонсора, и радостно улыбнулась. Она смутно припомнила, что именно этот высокий, импозантный мужчина и вручил ей шикарный букет роз.

– Очень рада знакомству, – пропела она весьма любезным тоном. – Такая честь познакомиться с известным меценатом…

То ли Алиса еще не отошла от роли, то ли ей на минутку захотелось сбить спесь с этого лоснящегося богатством мужика, но в ее голосе прозвучала ирония. Женька посмотрела на подругу с неудовольствием.

– Вы не обращайте на нее внимания, – затараторила она. – Это ей после Офелии башенку скособочило. А так она вполне смирная и адекватная.

– Заткнись, – прошипела Алиса сквозь зубы. Мержинский рассмеялся. Это был гогот довольного жизнью человека. Женька припомнила, что именно он разделил ее настроение, когда Шалаев назвал Йорика Юриком. Шалаев, точно услышав ее мысли, подскочил к ним.

– Ах, Владимир Леонидович, какая честь для нас… какая честь… Мы так рады вашему присутствию… – тараторя эти бессмысленные фразы, Шалаев делал попытки оттеснить Алису костлявым бедром.

– Я тоже очень рад, – усмехнулся Мержинский. – всегда приятно посмотреть, во что ты вкладываешь деньги.

– Да, да, вы правы, – трещал Шалаев. – Ведь служение искусству не терпит суеты, а мы все люди смертные…

– Это вы к чему? – спросил Мержинский. Шалаев, беспардонно перебитый, разгоряченный выпитым, замахал руками, как ветряная мельница.

– Только тонко чувствующий человек может поддержать искусство в трудную минуту, – заключил Шалаев. – Нашу страну всегда отличали щедроты знатных и богатых людей. Вот, к примеру, Шереметьевы…

– Простите, Алиса, а из чего сделан ваш наряд? – внезапно осведомился Мержинский, отстранив Шалаева, словно марионетку. Беседовать о Шереметьевых его явно не вдохновляло.

– Это бисер, – любезно ответила Алиса. – Камни – аметисты, а вот это, – Алиса ткнула пальцем в ожерелье, с которого свисал кулон, – это чароит.

– Волшебное название, – улыбнулся Мержинский, и Алиса подумала, что улыбка у него добрая.

– Это, между прочим, она сама делала, – влезла Женька. Алиса зыркнула на нее, но той было уже море по колено.

– Так вы еще и рукодельница? – улыбнулась Мержинский еще шире. Алиса скромно потупила взор, надеясь, что ей удалось покраснеть. Женька же решительно схватила Мержинского за рукав.

– Владимир, вы не находите, что здесь довольно душно?

– Нахожу, – кивнул он. – Да и бутерброды все съедены. Предлагаю поехать в ресторан, отметить ваш дебют. Вы согласны, Алиса?

– Я согласна на все сто, – влезла Женька. Шалаев придвинулся ближе и открыл рот, но энергичная Женька легко задвинула его в угол. – Алис, поехали. Здесь и правда уже делать нечего. Мама твоя уже уехала, даже цветы увезла… а отдыхать еще рано. Я бы повеселилась.

Алиса криво усмехнулась и пожала плечами.

– Вот и отлично, – обрадовался Мержинский и повел обеих девушек к выходу. Алиса сделала Женьке страшные глаза, но та только оттопырила вверх большие пальцы на руках.

– Ты чего затеяла? – тихо спросила Алиса в машине. Мержинский сидел впереди и вроде бы шепота подруг не слышал.

– Дура, ты что, не видишь, он на тебя запал, – шипела Женька. – Пользуйся моментом, пока тебе судьба улыбается. Это тебе не с Лешкой на дискотеке обжиматься.

– Девушки, вы там не обо мне разговариваете? – осведомился Мержинский.

– Нет, мы о своем, о девичьем, – ответила Женька. – Вот, обсуждаем, какую кухню мы предпочитаем в это время суток.

– И к чему вы пришли?

– Ну, раз датской кухни в городе нет, поедим европейской, – заключила разумная Женька. Мержинский рассмеялся и велел шоферу ехать в ресторан с европейской кухней.

Пребывавшая в каком-то ступоре Алиса плохо запомнила этот вечер. Она что-то жевала, что-то послушно пила постоянно подливающего в ее бокал Мержинского, улыбалась шуткам Женьки и сама что-то говорила, но все проносилось как в тумане. Она не заметила, как куда-то пропала Женька, как она сама кружилась в томном танце в объятиях Мержинского и отвечала на его поцелуи в машине. Потом был жар и безумие ночи, с ароматом цветов, крепкого мужского парфюма и горячего пота. Алиса впервые в жизни не ощущала своего тела, не принадлежащего ей в эти минуты, слагавшиеся в часы. Ночь плыла перед ее глазами, огни настольных ламп прыгали в неистовом ритме так, что Алиса боялась открыть глаза. А рядом, на ней, сверху, сбоку, сзади был кто-то большой, горячий и обжигающе страстный, как черный кофе с ирландскими сливками, как матадор перед решающим выходом, как песчаная буря… Кто-то сильный и огромный, как мир, подчинивший ее себе без всякого сожаления, заставивший согнуться побегом ивы и полностью отдаться могучим порывам. Кажется, она слышала стоны, и, кажется не только свои. А потом все светляки мира брызнули из-под ее ног вверх фейерверком, чтобы через мгновение рухнуть вниз и погаснуть навсегда.

Алиса проснулась рано от грохота, невероятного неудобства и головной боли. Грохотало что-то совсем рядом, прямо над ее ухом. А еще оно дышало жаром в шею и тяжело покоилось на ее руке. Алиса открыла глаза и поморщилась. Что-то кололо ей спину, словно она лежала на простынях, полных засохших хлебных крошек. Не выключенный ночник бил резким светом прямо в глаза. Грохот не прекращался. Алиса тихо застонала и повернула голову в другую сторону.

Рядом с ней в огромной, какой-то космической кровати лежал мужчина и оглушительно храпел. Алиса потрясла головой и пристально уставилась в помятое лицо мужчины, и оно показалось ей знакомым. Залысины, ежик русых, местами подернутых сединой волос, пухлые губы… Где-то совсем недавно она видела это лицо, по детски трогательно пускающего слюни на подушку.

Алиса осторожно потянула руку на себя. Мужчина пошевелился, что-то невнятно пробормотал и сграбастал свободной рукой Алису, прижав ее к себе. Алиса слабо пискнула и замерла. Мужчина прижался небритой щекой к ее спине, удовлетворенно вздохнул и снова засопел.

Бок что-то немилосердно кололо. Алиса сунула руку под одеяло и попыталась стряхнуть налипшие на простыни крошки. После ее нервных движений на пол с сухим шелестом посыпалось что-то мелкое. Алиса зацепила кончиками пальцев пару крошек и глухо простонала, когда увидела в своих руках сиреневый бисер.

– Кердык накидке, – констатировала она, не пытаясь понизить голос. От этого звука мужчина пошевелился и, выпустив ее из своих жарких объятий, повернулся на другой бок. Алиса немедленно воспользовалась этим и выскользнула из-под одеяла. На ней не было ничего, кроме ожерелья из аметистов и чароита, чудом не пострадавшего в любовной горячке. Девушка на цыпочках, не обращая внимания на впивающийся в ступни бисер, собрала разбросанное по комнате белье и одежду. Найти сумочку было сложнее. Бисерная накидка валялась на полу, и ее состояние было плачевным. Алиса сложила накидку в сумку, как могла, собрала пригоршни бисера и аметистов с пола и осторожно пошла к дверям. Мержинский спал. Уже выходя, Алиса бросила на его лицо последний взгляд, и ей стало смешно. Было в этом лице что-то трогательное и беззащитное, несмотря на его абсолютную мужественность.

За дверью оказалась лестница, ведущая на первый этаж. Прямо у последней ступеньки на спине, задрав лапы кверху, спал ротвейлер, пускающий точно такие же слюни, как и его хозяин. Алиса нерешительно остановилась. Собак она не боялась, но ротвейлер – это все-таки не болонка, от которой можно отмахнуться. Алиса нерешительно пошла вниз, приготовившись влететь в спальню при первом же рыке собаки, но пес, проснувшийся от ее легких шагов, только посмотрел на нее осоловелым взглядом и горестно вздохнул.

– Хорошая собачка, – проговорила Алиса, нащупывая рукой дверную ручку. Та подалась легко, и Алиса оказалась во дворе дома. Вокруг было тихо, только просыпавшиеся птицы начинали весело приветствовать новый день. У ворот стоял громадный как танк «Линкольн» серебристого цвета, на котором они, судя по всему, сюда и приехали. Ворота были заперты и открывались, видимо, с пульта. Алиса неприлично выругалась, но тут же увидела дверь, запертую на обычный засов. Его удалось открыть без труда.