Картер Браун - Том 28. Исчезнувший мертвец. Блондинка. Труп. Прекрасная, бессердечная Страница 74

— Я проверю, — сказал я.

— Сделайте мне одолжение, лейтенант, — взмолился он, — не говорите ничего моей жене. Она с ума сойдет от ревности, если что-нибудь узнает. Не скажете?

— Попытаюсь, — пообещал я ему. — Что еще?

— Я и так наболтал чертовски много, — нахмурился он.

— Если вы не знаете, кому было выгодно убийство Барбары Арнольд, то, может быть, поделитесь своими соображениями насчет того, кому приспичило убить вашу жену?

Руди уставился на меня, нахмурив брови:

— Это что, шутка?

— Ваша жена утверждает, что Барбара убита по ошибке, что Барбару спутали с ней.

— Зачем кому-то убивать Джуди? — медленно произнес он.

— Не знаю, — сказал я. — Она вам ничего не говорила о письмах?

— Каких письмах?

— Значит, ничего. Похоже, что только у этой Камиллы Кловис были причины убить вашу жену.

— У Камиллы? — Он коротко рассмеялся. — Вы с ума сошли! Камилла и мухи не обидит.

— Что ж, возможно, Камилла здесь ни при чем. А вы?

— Я? — Руди посмотрел на меня безумными глазами. — С какой стати мне убивать Джуди?

— Вот и мне тоже интересно. Может, объясните? — сказал я с надеждой в голосе.

— Вы сумасшедший, — сказал он. — И если вы обвиняете меня в том, что я убил Барбару, спутав ее с Джуди, то мне придется отправиться к своему юристу, а вам — в клинику для душевнобольных! — Он презрительно усмехнулся. — Мы женаты уже три года. Вы что думаете, я никогда не видел свою жену голой?

Мысленно я признал счет один — ноль в его пользу и отправился искать сержанта Полника. Тот обретался в комнате убитой секретарши.

— Я уже почти закончил, лейтенант — сказал он. — Машинка стояла на столе. Больше ничего нет.

— Даже писем нет? — спросил я. — Дневника, фотографий с автографами кинозвезд, пластинок?

— Ничего, — сказал он равнодушно. — У этой дамы в комнате нет ничего, кроме печатной машинки и одежды.

— Мне кажется, секретарше больше ничего и не надо, — сказал я. — А самые прогрессивные обходятся одной лишь печатной машинкой.

Глава 4

Когда я вернулся домой, кушетка моя остыла, и Джеки на ней уже не было. Я не чувствовал себя вправе упрекать ее за это: на ее месте я поступил бы так же. Поэтому я лег спать в гордом одиночестве и проснулся около девяти, бодрый как духом, так и телом.

Лейверс уже наверняка ждет меня в управлении, но утро было такое прекрасное, солнце светило так ярко, что мне не хотелось нарушать это очарование и я отправился сначала в отель «Старлайт».

Портье меня узнал.

— В чем дело, лейтенант? — спросил он угрюмо.

— Обычная проверка, — успокоил я его. — Ассоциация девиц легкого поведения обвиняет управление отеля в том, что оно дерет тройную плату с клиентов.

— Как смешно, лейтенант, — сказал он устало. — Вам нужен кто-нибудь из наших клиентов?

— Харкнесс. Дон Харкнесс.

Портье заглянул в книгу.

— Семьсот второй номер, — сказал он. — Позвонить ему?

— И предоставить ему шанс выброситься из окна? — возмутился я.

— Если вы не возражаете, лейтенант, — сказал он холодно, — я попросил бы вас подняться к нему в номер прямо сейчас. Мы теряем клиентов из-за того, что вы стоите в холле. Люди обращают на вас внимание. — Он слегка скривился. — И потом, этот ваш галстук…

— Он вручную разрисован самим Пикассо, — сказал я. — Не думаю, что вы такой где-нибудь достанете дешевле чем за полтора доллара.

Решив, что нервная система портье не выдержит дальнейших перегрузок, я направился к стальной коробке лифта, который доставил меня на седьмой этаж.

Номер Харкнесса был в самом дальнем конце коридора. Прежде чем дверь открылась, мне пришлось постучать четыре раза.

Мужчина в пижамных брюках и черном шелковом халате с любопытством глядел на меня.

Он был высок и лыс, с детским выражением лица и кустистыми черными бровями над серыми настороженными глазами.

— Мистер Харкнесс? — спросил я.

— Точно, — ответил он низким голосом.

— Лейтенант Уилер из управления шерифа, — сообщил я ему. — Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

— Заходите, — сказал он. — Я завтракаю.

Я вошел в комнату, и он уселся за стол, весь уставленный тарелками и блюдами, наполненными разнообразной снедью.

— Чашечку кофе, лейтенант?

— Спасибо, — сказал я и уселся в глубокое кресло.

Он налил мне кофе и протянул чашку:

— В чем дело?

— Убийство. Вы разве не знаете, что вчера ночью произошло убийство секретарши Джуди Мэннерс?

— Да, — он кивнул головой, — слышал, — и отправил себе в рот солидный кусок сандвича.

— Что, газетчики уже пронюхали? — спросил я с интересом.

Он покачал головой:

— По крайней мере, в тех газетах, которые читаю я, сообщений еще не было. Просто часа в два ночи мне позвонил Руди Равель.

Я отхлебнул кофе, обдумывая его слова. Харкнесс ухмыльнулся.

— Я знаю, о чем вы думаете, лейтенант. Но он действительно был у меня. Пришел около девяти, ушел в половине одиннадцатого. Вы это хотите знать?

— Нет, — сказал я. — То время, что он был с вами, меня не интересует. Меня интересует, что он делал, когда ушел. Кстати, Равель ваш друг?

Он намазал маслом еще один сандвич и положил сверху большой кусок бекона.

— Деловой компаньон, — сказал он коротко.

Его ровные белые зубы прямо-таки с людоедской жадностью впились в сандвич.

— Руди — оригинальный парень, — промычал он с набитым ртом. — Когда Амур всадил стрелу ему в задницу, он стоял перед зеркалом.

— Вы снимаете кино, мистер Харкнесс?

Он улыбнулся:

— Я продюсер. И с такими кинозвездами, как Руди Равель и Джуди Мэннерс, следующая картина будет иметь бешеный успех.

— Вы знали покойную Барбару Арнольд?

— Встречал несколько раз. В доме на Парадиз-Бич, — сказал он. — По-моему, она была ничего. Но я слишком плохо ее знал.

— Вы никого не подозреваете?

— Нет, лейтенант. — Он взялся за кофейник. — Еще чашечку?

— Спасибо, достаточно, — сказал я.

Он налил себе полную чашку и добавил три ложки с верхом взбитых сливок.

— Руди, наверное, договорился с вашим шерифом, — сказал он, — если уж в газетах об убийстве ни слова.

— Может быть, — сказал я. — Во всяком случае, мне об этом вряд ли станут докладывать.

— Я надеюсь, что вы быстро распутаете это дело, лейтенант, — сказал Харкнесс. — Боюсь, если оно будет предано гласности, вам кое-кто устроит большие неприятности.

— Есть версия, что Барбару Арнольд приняли за Джуди Мэннерс, — сказал я.

Харкнесс выпрямился в своем кресле:

— Джуди? Какого черта кому-то убивать Джуди?

Все они точно сговорились отвечать мне именно так на этот вопрос.

— А среди ваших знакомых нет кандидатов на роль убийцы? — спросил я его.

— Нет, лейтенант. — В подтверждение своих слов он помотал головой. — В это трудно поверить. Джуди безупречна.

— Ее формы тоже, — заметил я.

— Фигура у нее великолепная, — со знанием дела ухмыльнулся Харкнесс. — И она не из глупеньких красоток, у нее есть и талант и ум. О, эта девочка великая актриса! Она умеет играть.

— Так же как и ее муж, — сказал я. — Но только он никак не может остановиться.

— Для Руди это естественно, — сказал он. — Руди старомоден: для него любая сцена в шесть раз больше жизни. Любой педагог выгнал бы его из своей театральной школы, но в определенных ситуациях он незаменим.

— Женщины тоже так считают, — ввернул я. — По крайней мере, так говорят.

— Это точно, — кивнул Харкнесс. — Но не вздумайте упомянуть об этом при Джуди. Стоит ему только взглянуть на какую-нибудь девчонку, и Джуди разбивает об его голову первый попавшийся стул. Руди надо быть поосторожнее, иначе он плохо кончит.

— Насколько неосторожен он был со своей секретаршей? — спросил я.

Харкнесс покачал головой:

— Я думаю, здесь вы ошибаетесь, лейтенант. Руди все-таки не идиот! — Нахмурившись, он окинул взглядом опустевшие тарелки. — Вы извините меня? Я, признаться, все еще голоден.

Он встал, подошел к телефону и набрал номер бюро обслуживания.

Не представляю, как можно пить за завтраком больше двух чашек черного кофе, поэтому я старался не слушать, как он заказывает себе пшеничные пирожки, кленовый сироп, еще кофе и взбитые сливки.

Дверь внезапно открылась, и в комнату вошел высокий широкоплечий мужчина. Я сразу решил, что он собирается пробоваться на главную роль в фильме ужасов. Это был прямо-таки ходячий труп, с пустыми, глубоко запавшими глазами и толстыми пучками седых волос, торчащих из ушей.

Мой желудок начал меня подводить еще тогда, когда Харкнесс поглощал свой завтрак, а теперь он чуть было окончательно не сдал. В отчаянии я закурил сигарету.