Дик Фрэнсис - Напролом Страница 8

Мы с Холли, будучи воспитаны своим буйным дедушкой, с колыбели только и слышали, что все Аллардеки — подлецы и психи, если не что похуже, и что их надо резать на главной улице Ньюмаркета.

При таком воспитании мы с Бобби, возможно, в свое время тоже сделались бы смертельными врагами, но мой отец погиб, а отец Бобби уехал из Ньюмаркета и занялся торговлей недвижимостью. Конечно, отец Бобби, Мейнард, тоже слышать не мог самого имени Филдингов; и он действительно не разговаривал с Бобби (на этот счет «Частная жизнь» была права) потому, что Бобби Аллардек, невзирая на угрозу лишить его наследства, осмелился бросить вызов отцовскому гневу, женившись на Холли Филдинг.

Когда Холли было лет тринадцать, ее любимой героиней была шекспировская Джульетта. Холли знала почти всю пьесу наизусть, в особенности роль Джульетты, и строила бесконечные фантазии на тему погибших влюбленных, объединивших враждующие семьи Монтекки и Капулетти. Бобби Аллардек был для нее Ромео, так что она была предрасположена влюбиться в него, даже если бы он не был высок, белокур и хорош собой.

Они случайно встретились в Лондоне (а может, она его нарочно разыскала?) после того, как несколько лет не виделись, и через месяц сделались неразлучны. Ее тайный замысел до некоторой степени увенчался успехом. Во всяком случае, мы с Бобби неизменно были взаимно вежливы. А наши дети, если у нас будут дети, возможно, даже станут друзьями.

Бобби и Холли вернулись в Ньюмаркет. Бобби надеялся получить конюшню своего деда, который к тому времени был болен, но сварливый старик обозвал внука предателем, заставил его выплатить полную рыночную стоимость конюшни и умер, не оставив ему ни пенни.

Нынешние финансовые проблемы Бобби были непросты. Его дом и конюшня (вернее, та их часть, которая еще не была заложена), несомненно, рассматривались банком как залог тех кредитов, которые он взял на покупку жеребят. И если банк вздумает потребовать вернуть кредиты, они с Холли останутся без крыши над головой и без средств к существованию. Перспектива довольно мрачная.

Как и во многих подобных домах, у Аллардеков часть жизни проходила на кухне. В кухне Холли и Бобби стоял длинный обеденный стол и множество удобных стульев. Гостеприимная комната, со светлой сосновой мебелью, освещенная теплым светом, очень уютная. Когда мы с Бобби вошли в дом, Холли взбалтывала в миске яйца и жарила на большой сковородке лук и зеленый перец.

— М-м, как вкусно пахнет! — сказал я. — Я просто умираю с голоду! — Холли вылила на сковородку яйца. — Вы, наверно, тоже?

Мы съели яичницу с теплой французской булкой и вином. Во время ужина мы почти не разговаривали. Потом Холли встала, чтобы приготовить кофе, и спросила:

— Как тебе удалось заставить убраться Джермина Грейвса?

— Джермина? Это его так зовут? Я ему сказал, что если он аннулирует чек, Бобби занесет его в штрафной список.

— Не надейся, что я об этом не думал, — сказал Бобби. — Но мы бы все равно проиграли.

Я кивнул. Жокей-клуб заносит владельца в список штрафников, если он задолжал за три месяца или более. Если владелец вернет долг, его вычеркивают из списка. Но, увы, клуб учитывает только основные расходы на содержание и тренировку. А плата ветеринару, кузнецу, перевозка лошадей… А ведь Бобби уже давно оплатил все эти расходы, и штрафной список ему их не возместит.

— И с чего это он вдруг так заторопился забрать своих лошадей? — спросил я.

— Да для него наши проблемы — просто предлог! — воскликнула Холли.

Бобби кивнул.

— Он уже выкинул такую штуку по меньшей мере с двумя тренерами. Задолжает уйму денег, а потом в один прекрасный день тренер приходит и обнаруживает, что лошади исчезли. А потом Грейвс оплачивает только расходы на содержание, чтобы его не внесли в штрафной список, а лошадей у тренера уже нет, и деньги он может получить только через суд, а дело, как правило, того не стоит, и Грейвс выходит сухим из воды.

— Слушайте, а зачем вы вообще с ним связались? — спросил я.

— Мы тогда не знали, что он за птица, — мрачно сказала Холли. — И потом, не могли же мы просто так взять и отказать человеку, который отдает нам двух своих лошадей!

— Да, конечно.

— И вообще, — продолжала Холли, — Джермин — это еще семечки. Хуже всего — торговец кормами.

— Да отдайте ему чек Грейвса!

Холли обрадовалась, но Бобби засомневался.

— Наш бухгалтер ужасно ругается, когда мы делаем такие вещи.

— У вашего бухгалтера нет тридцати голодных лошадей, которые с упреком смотрят ему в глаза.

— Двадцати девяти, — уточнила Холли.

— Двадцати семи, — вздохнул Бобби, — Грейвс-то своих заберет.

— Это с теми тремя непроданными жеребятами? — спросил я.

— Да.

Я потер переносицу. Двадцать четыре лошади, за которых платят, — с этим жить очень даже можно, хотя во времена деда Бобби на конюшне стояло и по сорок. К тому же на носу был период зимнего затишья — Бобби тренировал лошадей только для гладких скачек, — так что расходов будет меньше.

Правда, это означает, что они до марта больше не будут выигрывать призов, но зато и проигрывать не будут.

В гладких скачках зима — спокойное время, время отдыха, отпусков, ремонта конюшен и объездки жеребят — и проданных, и непроданных.

— Сколько у вас долгов, кроме того, что вы задолжали за жеребят? — спросил я.

Я не ожидал, что Бобби мне скажет. Он и правда поколебался, но потом все же ответил. Я поморщился.

— Но мы заплатим! — сказала Холли. — В свое время мы непременно заплатим! Мы же всегда расплачиваемся!

Бобби кивнул.

— А с жеребятами так нехорошо вышло! — горячо продолжала моя сестра.

— Один из наших владельцев сказал Бобби, чтобы тот купил для него одного из жеребят, и разрешил поднять цену до пятидесяти тысяч. Бобби жеребенка купил, а потом этот владелец позвонил и сказал, что очень извиняется, но жеребенка взять не может, потому что у него денег нет. А если мы выставим его на следующем аукционе, мы много потеряем. Так всегда бывает. Люди решат, что с ним что-то не в порядке.

— Может быть, мне удастся продать его нескольким владельцам, — сказал Бобби. — Разделю цену на двенадцать частей… Но на это нужно время.

— Ну, банк вам время даст! — сказал я.

— Как бы не так! Наш банкир в панике из-за этой проклятой статейки.

— Что, и ему тоже подбросили эту газетенку?

— И ему тоже, — мрачно кивнула Холли. Я передал Бобби слова лорда Вонли о том, что в газету сообщил кто-то из своих, у кого есть на него зуб.

— Да, но кто? — спросил Бобби. — У нас ведь действительно нет врагов. — Он покосился на меня с беззлобной усмешкой. — В свое время я решил бы, что это кто-то из Филдингов.

— Более чем возможно.

— Дедушка?! — воскликнула Холли. — Не может быть! Конечно, он меня так и не простил, но он не мог… ведь правда не мог, Кит?

Мы подумали о старом упрямом грубияне, который до сих пор держал целую конюшню лошадей в полумиле отсюда и каждое утро орал на поле на своих несчастных конюхов. В свои восемьдесят два года он по-прежнему оставался крепким, жилистым человеком, искусным интриганом, который сожалел лишь о том, что деда Бобби больше нет в живых и не с кем состязаться в хитрости.

Конечно, старый Филдинг был не менее старого Аллардека возмущен этим немыслимым браком, но он воспитал нас с Холли и по-своему любил нас. Я не мог поверить, что он способен попытаться разорить свою внучку. Разве что он впал в маразм от старости — такое, к сожалению, случается.

— Надо сходить к нему и спросить, — сказал я.

— Что, прямо сегодня? — Холли взглянула на часы. — Он, наверно, уже спит. Он же рано ложится.

— Утром схожу.

— Мне не хочется, чтобы это оказалось делом его рук, — сказала Холли.

— И мне не хочется.

Мы некоторое время посидели за кофе. Наконец я сказал:

— Составьте список всех людей, про которых вы знаете, что им подсунули это «Знамя» с выделенной статьей. Завтра попробую зайти кое к кому. По крайней мере, к тем, кого застану в воскресенье.

— Чего ради? — спросил Бобби. — Надеешься, что они передумают? Не надейся. Я уже пробовал. Они говорят, что им нужны деньги, причем немедленно. Люди привыкли верить тому, что пишут в газетах. Даже если это вранье.

— М-да, — сказал я. — Но я не только собираюсь лишний раз заверить их, что им заплатят. Я хочу узнать, не видел ли кто-то из них, кто принес эту газету. Спросить, когда она пришла. Короче, восстановить точную картину.

— Ладно, — сказала Холли. — Список мы составим.

— А потом, — сказал я, — надо вычислить, кто мог знать, с кем вы имеете дело. Кто мог составить такой же список. Хотя, конечно, — задумчиво продолжал я, — эту же газету могли получить и десятки других людей, которым вы ничего не должны.

— Я не знаю, — сказала Холли. — Мы об этом не думали.