А. Шантарский - Не верь Страница 8

— Проходи, Петр Валерьевич, располагайся, — потеплел взгляд генерала, и жесткие складки у переносицы несколько смягчились и разгладились. — Рассказывай, с чем на этот раз пожаловал? — Он даже вышел навстречу и по-свойски поздоровался с младшим соратником за руку.

Непосредственный начальник майора Сушнякова давно махнул рукой на то, что популярный в городе сыщик о своих делах докладывает лично генералу. Даже выгодно, снимается ответственность в случае неудачи. Сам, мол, санкционировал, мое дело сторона, к нему по всем вопросам и обращайтесь.

— Я по вашему совету целый месяц потратил на слежку за Ерофеевым и его ближайшим окружением. Кстати, подтвердилось его личное знакомство с Зимбером, — доложил начальник уголовного розыска района. — Так и не смог выяснить, где находится оружейный арсенал банды, зато доподлинно известно, что завтра у них состоится сделка с чеченским посредником.

— Продажа крупной партии оружия? — не счел нужным скрывать заинтересованность старший по званию. — Как мы и предполагали?

— Точно, — подтвердил собеседник.

— А место известно?

— Предположительно на окраине Васильевки.

— Это в пятнадцати километрах от областного центра? — Карпов задумался. — Людьми помочь?

— Должны справиться своими силами, — пожал плечами майор.

— Что значит «должны»? Тут нельзя проколоться. — Генерал взял бланк с печатью, написал короткое распоряжение и протянул его посетителю. — Взвод спецназа из отдела по борьбе с организованной преступностью поступает под твое непосредственное командование. И смотри, чтобы Ерофеева с поличным.

— Пока не подводил. — В голосе Сушнякова проскользнули нотки обиды.

— Не обижайся, просто сам не меньше тебя волнуюсь. От меня Гонтарь ушел, еще когда я оперативником работал.

— Вы тогда не были генералом, а он вором в законе, — заметил собеседник.

— Не важно, кто кем был и кем стал. Долг платежом красен. А преступник любого авторитета не должен сомневаться, что рано или поздно ему скамья подсудимых светит.

— Скамья-то удлинилась, только после нее чаще всего выходят на свободу, а не отправляются в колонию, — с досадой заметил майор. — А маститые на нее вовсе не попадают. Внесут за них крупный залог, подписка о невыезде, а потом ищи ветра в поле. Полежит, полежит дело на полке, и в архив. Сами знаете, сколько их уже скопилось. Я не имею в виду незавершенные и недоказанные дела…

— Понимаю, понимаю, — вздохнул Егор Матвеевич. — Видно, еще недоработали законы законодатели. Но нам ждать не с руки, будем пользоваться теми, которые есть. Наше дело пресечь деятельность банды, доказать вину главаря, а дальше… — и он только развел руки в стороны, понимая, что дальше чаще всего бывает не так, как хотелось бы.

— Вот именно: мы жилы рвем, из кожи лезем, а в результате…

— Все, — прервал его начальник. — Кончаем полемизировать. Так можно весь рабочий день переливать из пустого в порожнее. Готовься. — Он поднялся, давая понять, что отпущенное на прием время закончилось. — Вечером позвони домой и доложи о результатах.

— Слушаюсь.

Юрия Юрьевича Ерофеева, по прозвищу Гонтарь, ныне пятидесятидвухлетнего вора в законе, судьба сталкивала с Карповым два раза. Первый раз тот его арестовал еще будучи молоденьким лейтенантом, и за разбойное нападение Гонтарю пришлось провести в колонии двенадцать лет. Но он не жалел о потраченном времени, в криминальных кругах тоже нужно авторитет заработать, и длительный срок отбывания наказания этому в немалой степени способствует. Да и статья дерзкая. Второй раз Ерофееву удалось уйти уже от опытного командира роты спецназа, на него объявили всесоюзный розыск, пришлось отсиживаться в глуши. Но времена меняются, теперь такие, как он, стали влиятельными и богатыми людьми, хотя и свой же закон запрещает обзаводиться семьей и тем более стремиться к накопительству. Но не только в криминальном мире, но и во всей стране все перевернулось с ног на голову. Почему бы не воспользоваться неразберихой и хаосом, а уж дети и внуки поведут официальный бизнес. Ерофеев даже чувствовал себя первопроходцем, как тот кузнец при Петре Первом — Никита Антуфьев, который построил заводы на Урале и от которого пошел знаменитый демидовский род. Вот и он считал, что закладывает фундамент, и не гнушался никаким заработком. То, что вокруг ломались судьбы многих людей, не имело значения. «Демидовы тоже немало крепостных и подневольных людишек сгноили, — тешил себя он. — Зато страна поднялась на другой уровень». Но совсем не задумывался Гонтарь, что Демидов не разрушал, не разворовывал, а производил, не приводил в упадок, а поднимал экономику.

Уже несколько лет, как Юрий Юрьевич легализовался, где нужно подмазал, и старое уголовное дело прикрыли из-за недостатка доказательств. Назначение нового начальника УВД области радости у него не вызвало. С бывшим начальником он тоже знаком не был, но тот не проявлял к нему интереса. Зато заместитель мэра Исаак Давидович Зимбер мог уладить любое дело, и его люди под следствием не засиживались. Совсем не обязательно обращаться к генералу, вполне достаточно позвонить высокому чиновнику в районное отделение милиции с просьбой отнестись к такому-то уголовному делу более лояльно. А приличная мзда посредника в столь щекотливом деле доводила все до нужного завершения. Иногда, правда, приходилось жертвовать мелкими исполнителями, но в любом производстве невозможно обойтись без издержек. Милиции тоже нужна раскрываемость. Теперь Исаака Давидовича убрали из мэрии. Факт неприятный, но тот умело пользовался неразорванными связями, да и в семью мэра вхож. Казалось бы, нет оснований для сильного беспокойства, но плохое предчувствие не покидало Ерофеева. Он будто чувствовал, что находится под невидимым надзором первого лица правоохранительных органов в области.

— Ты у себя?

В кабинет, расположенный на втором этаже охраняемого огромного особняка, вошел Николай, сын Юрия Юрьевича. Он развязной походкой приблизился к кожаному массивному креслу и утопил в нем свое рыхлое тело. Отец с пренебрежением посмотрел на изнеженного парня двадцати одного года. Ему стало стыдно за своего бездеятельного отпрыска.

— Понавешал на себя побрякушек, — поморщился Гонтарь. — Думаешь, если на тебе украшений больше, чем на женщине, то уже крутой?

— Ты чего, пап? — непонимающе уставился тот на отца.

— Оставь часы, перстень и одну цепь, остальное сними, — приказал Ерофеев-старший. — И хватит бездельничать и прикрываться моим именем. Пора приобщаться к какому-нибудь делу.

— Какому?

— Какому? — переспросил Гонтарь и задумался. Тут ему в голову пришла оригинальная идея. — Обрюзг весь, расплылся, — покритиковал он Николая. И действительно, пожилой, но сухопарый и жилистый Ерофеев-старший смотрелся для женского взгляда куда привлекательнее. — Ну да ладно, бабье сейчас не на внешность смотрит, а на того, у кого шире оттопыриваются карманы. Есть для тебя одно задание.

— Какое? — без особого энтузиазма отозвался избалованный и ленивый потомок.

— Закадрить одну девицу.

— Переспать, что ли?

— Подарками засыпать, любовь закрутить, чтоб бегала за тобой, как преданная собачонка, в рот заглядывала.

— Она хоть симпатичная?

В похотливых глазах вспыхнула заинтересованность. О себе не думал, уж он-то найдет, чем понравиться. Трехсотый новенький «мерседес», всеобщее уважение и лучшие места в любое время и в любом кабаке города. Кто устоит?

— Это неважно, главное, чтобы прислушивалась к твоему мнению.

Такой примерно разговор состоялся у Ерофеевых через две недели после назначения Карпова на генеральскую должность с присвоением соответствующего звания. Но и за это время он уже успел насолить вору в законе, лишив должности покровителя в мэрии. Сушнякова Гонтарь, как мелкую сошку, в расчет не брал. А напрасно, для таких, как он, эта связка весьма опасна.

Егор Матвеевич Карпов редко подвозил свою единственную девятнадцатилетнюю дочь к институту, потому что выезжал на службу значительно раньше. Поэтому генеральская дочка и каталась, как все, на общественном транспорте. С отцом сложились доверительные отношения, они уважали и любили друг друга, но бурных эмоций по этому поводу не проявляли, по крайней мере внешне. Внутренне же каждый ощущал на себе неустанную заботу ближнего. После смерти матери (она умерла, когда девочке исполнилось всего двенадцать лет) они, не сговариваясь, поделили ее обязанности в доме, большая часть которых легла на юные плечи, потому как отца практически не было дома. Он в основном появлялся ближе к ночи. Но предоставленная сама себе девочка не испортилась и продолжала хорошо учиться, закончив школу всего с одной четверкой в аттестате. В институт тоже поступила сама, без помощи папы. Оля не сомневалась, что Егор Матвеевич не отказал бы в помощи, но, во-первых, не хотелось, чтобы он отступал от своих устоявшихся принципов, во-вторых, необходимо было проверить, на что способна сама. Теперь она была студенткой третьего курса юридического института.