Б. Седов - Я не хотела убивать Страница 8

И она, бесцеремонно обвив своими нежными ручками его шею, поцеловала аспиранта в губы.

- А может, в кафе какое-нибудь зайдем? Что-то прохладно, - взяв инициативу в свои руки, предложила Леля.

И вновь Самошин не смог ей отказать.

После посещения какого-то попавшегося им на пути кафеюшника Владимир вызвался проводить профессорскую дочку домой.

Догадываясь о скромных заработках аспиранта, Леля поймала машину и, сразу же расплатившись, назвала адрес.

Весь путь до дома они целовались, а когда оказались в подъезде лелиного дома, Самошин, опомнившись, начал спешно прощаться. Но Леля так и не дала Владимиру полностью прийти в себя.

- Вы что, не доведете меня до квартиры?

И тут же потащила Самошина наверх.

Между вторым и третьим этажом она заставила его остановиться, снова обвив шею руками и кружа ему голову умопомрачительными поцелуями. Потом слегка подтолкнула к подоконнику. Присела на корточки и, расстегнув молнию на самошинских брюках, извлекла наружу затвердевший член.

Он и опомниться не успел, как его напряженный орган оказался у нее во рту. Ее голова ритмично задвигалась вперед-назад. Через пару минут все закончилось. Леля быстро встала, сплюнула сперму и со словами «звоните в любое время» скрылась за поворотом лестничного пролета.

Звук захлопнувшейся двумя этажами выше двери сумел вывести Самошина из оцепенения.

- Что же я делаю? - произнес он вслух и после минутной паузы добавил: - Вот вам и профессорская дочка.

* * *

На следующий день Самошина вызвали в кабинет ректора Первого медицинского. Признаться, он не на шутку испугался: что, если Леля рассказала о вчерашнем отцу? «Да нет, все это глупости, право», - успокаивал он себя и оказался прав.

- О, проходите, голубчик! - тут же развеял все его тревожные мысли улыбающийся Вульф. - Спешу поздравить, у вас прекрасная диссертация вырисовывается. Пишите, будет ваша докторская.

- Спасибо, Аркадий Генрихович, - не скрывая радости, поспешил поблагодарить Самошин.

- Но это еще не все, уважаемый Владимир Витальевич. Кстати, как насчет чашечки кофе? Или чего покрепче?! Да, да. Именно коньячку-с. И не вздумайте возражать. Уверяю вас, есть прекрасный повод. Присаживайтесь, голубчик, поудобнее, чтобы случайно не упасть.

С этими словами Вульф достал из шкафа бутылочку «Рэми Мартин» и две хрустальные рюмочки.

- Что ж, через месяц у вас предзащита, - вытирая капельки пота со своей лысины, начал профессор.

- Но… - попытался было что-то возразить Само-шин.

- И никаких «но». У вас все получится. Не сомневайтесь. И добро пожаловать ко мне в институт. Место на кафедре вам обеспечено.

- Я даже не знаю, как… - снова попытался что-то сказать доцент.

- Отблагодарите потом, коллега. А теперь… - Вульф наполнил рюмки, - теперь держитесь крепче за стул. После вашей защиты добро пожаловать ко мне в заместители.

Ректор опустошил свою рюмочку, а Самошин так и застыл с коньяком в руках, словно кто-то невидимый нажал на кнопку стоп-кадра. Мог ли он когда-то, приехав из Выборга поступать в медицинский, мечтать о таком карьерном росте? Он сидел, в недоумении уставившись на профессора, и не верил своей удаче.

- А вы, голубчик, выпейте. Полегчает.

Самошин залпом выпил рюмку, даже не успев толком прочувствовать вкус дорогого французского коньяка.

- Да, кстати, чуть было не забыл. В субботу жду вас на своей даче в Репино. И не вздумайте не приехать.

* * *

Дача профессора Вульфа, точнее, роскошная трехэтажная вилла, располагалась на берегу Финского залива. Вековые репинские сосны защищали ее от холодных ветров, налетающих с Балтики.

- Аркадий Генрихович, это Самошин. - произнес Владимир в микрофон переговорного устройства, встроенного в двухметровый кирпичный забор возле входной двери, аккуратно врезанной в массивные стальные ворота.

В двери что-то пикнуло, и она подалась вперед. Самошин вошел и буквально остолбенел от красоты и изысканности профессорского особняка.

- Расслабьтесь, Самошин. Чувствуйте себя как дома и так далее и тому подобное. В общем, проходите, - загрузила его прямо с порога вышедшая навстречу Леля Вульф.

- Здравствуйте, Леля, - несколько смущенно поздоровался Самошин, памятуя подробности их последней встречи, и спросил: - А папа дома?

- А как бы вам хотелось? - своим, как всегда, игривым тоном окончательно ввела в краску доцента Леля.

Затем она втолкнула Владимира в гостиную, интерьер которой поражал не меньше, чем вид особняка снаружи, и, усадив на шикарный кожаный диван, приказала закрыть глаза. Он безропотно, словно провинившийся школьник в кабинете директора, повиновался.

Быстро скинув с себя шелковый халатик с вышитыми драконами и оставшись совершенно голой, Леля повернулась к Владимиру своей соблазнительной попкой и, облокотившись на стол, произнесла:

- Мама с папой будут здесь часа через три. А теперь откройте глаза и вперед. Действуйте. И можете делать со мной чего пожелаете.

Через мгновение дачу профессора Вульфа огласили ее страстные стоны…

* * *

После урока я оставалась в аудитории и дожидалась Самошина, который, как всегда, закончив свои дела, провожал меня до общежития.

Но сегодня он задерживался. Волнуясь, я уже целый час смотрела на стрелки больших белых часов на стене, которые предательски накручивали минуту за минутой.

Наконец Володя вошел. Было видно, что он чем-то взволнован. Я улыбнулась в предвкушении признания в любви, но каким-то тайным женским чутьем почувствовала - что-то с ним не так.

Почему-то не поцеловав меня и даже отстранившись, он произнес:

- Мне надо серьезно поговорить с тобой, Лика. Ты очень нравишься мне. Но нам необходимо расставить все точки в наших отношениях.

После недолгой паузы, за время которой Самошин тщательно старался подобрать слова, он продолжил:

- Лика, нам нужно расстаться. Я люблю другую женщину. И к тому же мы не пара друг другу.

Мое сердце невольно сжалось, а потом забилось быстрее. Спина стала мокрой от холодного липкого пота. В голове пролетали со скоростью света мысли. «Почему? За что?» Тяжелый комок подкатил к горлу, мешая дышать. Я смотрела на него полными слез глазами и не могла вымолвить ни слова.

- Лика, ты обалденная девушка, ты красива и умна. Ты еще встретишь свою настоящую любовь. А я… Ты забудешь обо мне. Сейчас у тебя просто первое увлечение. Это не любовь.

- Подонок!!! - крик отчаяния сорвался с моих уст, и слезы потекли по щекам. - Убирайся отсюда!

Он попытался обнять меня за вздрагивающие от рыданий плечи. Но я грубо оттолкнула его и выбежала из аудитории.

Как добралась до общежития, не помню. Долго лежала на кровати и смотрела в пожелтевший потолок. Слезы душили меня и словно бы изнутри выжигали глаза. Не хотелось больше жить.

Прошло несколько дней. Я ходила на занятия с безучастным видом, совершенно не реагируя на окружающих меня людей. Самошина временно заменял другой преподаватель. С каждым днем мне становилось все хуже. Я почти перестала есть и спать, целый день лежала, уткнувшись лицом в подушку. Как-то, поднимаясь по лестнице общежития, почувствовала тошноту и головокружение. «Наверное, от недоедания», - подумала я. Но мне было все равно. Хотелось умереть.

* * *

- Королева, - протараторила медсестра училища, протягивая медкарту, - вам нужно пройти врачебный осмотр: лора, окулиста, стоматолога, гинеколога, и вот здесь получить подпись терапевта.

Я потащилась в поликлинику и, простояв в очереди часа полтора, наконец-то прошла через кабинет лора и окулиста. Затем, миновав стоматолога, очутилась в кабинете гинеколога.

Женщина в чистом белом халате долго ощупывала низ живота, потом произнесла:

- Беременность семь-восемь недель. В остальном - все в норме.

Я вздрогнула. Ее слова прозвучали, как приговор. По моим щекам потекли слезы. Но это были не слезы радости: страх, боль и отчаяние смешались в моей душе за несколько секунд.

- Я… я не хочу… не хочу…

Врач подняла на меня строгие глаза.

- Думать надо было, - произнесла она холодно. - Вот направление на аборт и список того, что нужно взять с собой.

И она протянула мне маленький белый листочек…

* * *

Приближался назначенный день. Я пыталась вызвать в себе хоть какие-нибудь чувства к маленькому существу, которое жило у меня внутри. Но в душе были лишь пустота и ненависть к человеку, который обрек меня на такие страдания. В тот ужасный день я лежала на столе под ярким светом медицинских ламп и думала - хоть бы умереть. Потом провалилась в наркотический сон и очнулась уже в палате. С трудом встала, оделась и побрела в общагу, погрузившись в тягостные мысли.