Чарльз Уильямс - Змея Страница 8

Джесси нерешительно взглянула на нее, многозначительно кивнув в сторону двора. Но Джой только покачала головой и улыбнулась.

Митч стоял спиной к колодцу, глядя в сторону долины. Подняв ведро с водой, она налила в таз и пошла назад, не сводя взгляда с Митча. Тут он обернулся к ней, угрюмо предложив:

— Давайте помогу!

— Да ничего, я сама, — сказала она, но тут же поставила таз на землю и схватилась за спину.

— Что? — он шагнул к ней.

— Должно быть, прострелило, — слабым голосом выговорила Джой, не разгибаясь, словно от боли.

— Идти сможете? — он осторожно взял ее под локоть.

Она пронзительно вскрикнула и пошатнулась, будто падая. Митч подхватил ее, и в тусклом лунном свете фигуры их слились в одну. Увидев, что на ее крик на порог вышла Джесси, Джой резко оттолкнула Митча, схватила таз и помчалась в дом.

12

Свэл О’Нили соскочил с товарняка, когда тот приблизился к хьюстонскому депо, и зашагал через пути. Уже больше суток прошло с того момента, как он поднялся на насыпь и вышел на шоссе. Неподалеку от моста он наткнулся на пути, вскочил в проходящий поезд и до рассвета ехал в нем. Потом весь день прятался на заброшенной ферме, а на закате сумел сесть в другой товарняк.

Он был в плаще, украденном у пьяницы, спавшего беспробудным сном в скотном вагоне. Наглухо застегнув его и сунув руки в карманы, он мог сойти за такого же бродягу, но все же старался держаться подальше от чужих глаз.

Избегая освещенных мест, он двигался причудливым сложным маршрутом.

«Только бы она была дома! Если она по-прежнему работает вечерами, то должна быть у себя. Если, конечно, не ушла к кому-то. Но это вряд ли. Странная она все-таки. Мужики к ней так и липнут, но она всех отшивает…»

Жила она над магазином подержанных мотоциклов, в грязном сером районе. На углу еще была открыта аптека. Когда мимо медленно проехала полицейская машина, по спине у него пробежали мурашки и волосы встали дыбом.

«Я всегда их чую, — подумал он. — Если доживу до старости, и тогда их буду чуять по запаху, как волк, даже ночью проснусь и зарычу».

На доме была табличка: «Меблированные комнаты и квартиры». На второй этаж вела темная лестница, в коридоре горели лампочки без абажура. Никого нигде. Он неслышными шагами пошел по истертому ковру, пропитавшемуся застарелой пылью.

«Худо дело, если ее нет, — подумал он. — Не могу же я всю ночь простоять в коридоре. А если она переехала и откроет чужой? Если меня в конце концов и поймают, то только из-за усталости. Они сменяют друг друга, а ты один целые сутки напролет. Даже когда спишь, нервы на пределе. А захочешь отдохнуть — лучше сдаться сразу. Убийцу полицейских они примут с распростертыми объятиями. Вот и отдохнешь как следует, в дальней комнате под светом лампы в лицо…»

Последняя дверь справа. Под ней полоска света, из квартиры — негромкая музыка.

«Это Дороти, — подумал он. — Жильцам запрещено включать радио после половины одиннадцатого, но она все равно включает, тихо-тихо, и садится поближе».

Он чуть слышно постучал. Безрезультатно. Постучал сильнее. За дверью раздались шаги, женский голос:

— Кто там?

— Лафкин, — так назывался город, где они познакомились. Она была официанткой, он работал на лесопилке. Давно, еще до первых неприятностей с полицией, но она не могла его не узнать.

Дверь открылась, он бесшумно вошел, и дверь закрылась. В комнате ничего не изменилось. Выходившее на улицу окно было закрыто шторой. Справа — дверь в крохотную кухню, прямо — в ванную, старая кровать с облупленной эмалью у стены. Между дверью и шкафом — старый диван с потертыми подушками. У окна в изголовье кровати — столик с дешевенькой лампой и старым приемником с заклеенной пластырем трещиной на белом пластмассовом корпусе.

Она стояла в нескольких шагах, не говоря ни слова, чем-то смахивая на индианку — то ли сдержанностью, то ли очень прямой осанкой. Высокая и худая, с черными прямыми волосами до плеч и темно-карими, почти черными глазами. Много раз он спал с ней, скрываясь от полиции. А потом не раз вспоминал, как она лежала рядом, глядя на него широко раскрытыми глазами. Нет, странная она, эта Дороти!

— Привет, Дороти! — сказал он. Подошел, обнял за плечи и хотел поцеловать, но она отстранилась.

— Что, ты мне не рада?

— Давай плащ, — сказала она. — Я его повешу.

Он снял плащ, и наручники блеснули на руке в свете лампы. Взглянув на них, она тут же отвела глаза. Взяла плащ и отнесла в ванную, потому что с него стекала вода.

Он сел на диван. Перед ним на столике лежала пачка сигарет. Он их взял, положив пустой браслет на столик.

— Мешает? — спросила Дороти, сев напротив на кровать и сложив руки на коленях.

— Не обращай внимания, — равнодушно отмахнулся он. — Все равно он был уже мертв, так что рукой больше или меньше — ему без разницы.

— Я не могу их видеть, — она побледнела. — Так что не надо о них. Что ты теперь собираешься делать, когда за тобой вся полиция охотится?

— Оставаться здесь, пока не минует опасность и пока я не избавлюсь от этого украшения. Раздобуду новую одежду и попробую пересечь границу штата.

Тут она заметила разорванный рукав куртки и лохмотья окровавленной рубашки.

— Ты ранен?

— Напоролся на стекло, — равнодушно бросил он. — Ничего страшного.

— Может воспалиться, надо бы перевязать.

— Ничего не будет.

— Ты ел?

— Это не к спеху, — он пристально взглянул на нее. — Утром поедим. А сейчас пора спать. Уже поздно.

— Ты не голоден?

— Голоден, но не так, — ухмыльнулся он.

— Я что-нибудь все-таки приготовлю.

Спорить он не стал и прошел за ней в кухню. Там стоял маленький холодильник, раковина и двухконфорочная газовая плита. Он сел за стол, она достала из холодильника ветчину, сделала два бутерброда и положила перед ним на тарелку. Потом налила стакан молока и села напротив.

— Кто живет сейчас по соседству?

— Никого. Жила девчонка-проститутка, приводила каждый вечер нового мужика. Но на той неделе устроила такой погром, что администратор вызвал полицию и ее забрали.

Когда он покончил с бутербродами, они вернулись в комнату. Он сел на диван, она — на кровать. Он курил, Дороти старалась не смотреть на наручники.

Сейчас она была еще молчаливее, чем обычно. Прежде она говорила больше, часто улыбалась, а когда смотрела на него, взгляд ее светился лаской. Но теперь глаза ее оставались пусты.

Вернувшись с работы, она сняла платье и чулки, надев синее кимоно, полы которого расходились, когда она садилась и закидывала ногу за ногу. Глядя на ее ноги, он подумал о том, сколько времени потерял в тюрьме. Перехватив его взгляд, она, покраснев, одернула кимоно.

— Мне с утра понадобится ножовка по металлу и тиски. Постараюсь управиться с наручниками днем, когда тут будут реветь мотоциклы. Ничего никто не услышит. Помнишь, как эти чертовы мотоциклы нас будили по утрам? И как мы все утро проводили в постели?

Она не ответила, потом после долгой паузы спросила:

— Где торгуют такими пилами?

— В магазинах инструментов. Но лучше купить маленькую в супермаркете. Там никто не обратит внимания.

— А тиски?

— Вот за ними придется идти в хозяйственный магазин. Купи самые дешевые, настольные.

— Хорошо, я все куплю.

— А теперь давай спать.

— Можешь лечь на кровати, — она вскочила, словно и ждала, и боялась этой минуты. — Я буду спать на диване.

Погасив окурок в пепельнице, он пристально посмотрел на нее.

— Что за глупости? Ложись ко мне!

— Нет, — она отвернулась.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Тоща что это за глупости?

— Перестань задавать лишние вопросы.

— Ничего себе! В жизни не слыхал более… Ах, вот в чем дело! Ну и повезло же мне: столько времени не был и вот… Не могла раньше сказать?

— Дело не в этом.

— А в чем, дьявол? Заболела ты, что ли?

— Нет, — холодно отрезала она.

— Тоща что случилось?

— Не хочу, и все.

Глаза ее были печальны, но его взгляд она выдержала. Он сел рядом. Попытался обнять за плечи, но она опять отодвинулась.

— Ну что ты, милая?

— Нет, я же сказала, Свэл, это серьезно.

Чувствовалось, что она начинает сердиться.

— Ты совсем сдурела. Всыпать бы тебе как следует…

— Как хочешь… Вот только шум…

— Да не бойся, я не буду тебя бить, — он сел обратно на диван. — Дай подушку. Буду спать здесь, раз тебе дурь запала в голову.

— Лег бы лучше на кровать, здесь шире.

— Отстань ты со своей кроватью…

Он зло взбил кулаками подушку и сунул ее под голову. Диван оказался короток, и ноги его торчали через подлокотник.

Она взяла из шкафа ночную сорочку и вошла в ванную. Не видя лица, по дрожанию плеч он понял, что она плачет. Потом она вернулась, накинув поверх сорочки кимоно, погасила свет, он услышал, как она сбросила кимоно и легла спать.