Александр Лавров - Черный Маклер Страница 8

— То есть на базе товар получен, а в магазине не оприходован и пущен налево? Вы это хотите сказать?

— Оставим в покое то, что мне хотелось бы вам сказать. Я говорю то, что обязан. На обоих экземплярах ваша подпись.

— Это подтверждено экспертизой?

— Подтверждено.

— Хм… Припоминаю: обнаружилось, что часть товара в испорченной упаковке, и я отказался его брать. Как раз два ящика. Выписали исправленную накладную, но я не проследил, чтобы прежняя была уничтожена. Люди воспользовались моей доверчивостью.

— Но на выезде с базы регистрируется фактический вес груза. Нами найдены и приобщены к делу записи весовщика. Вес соответствовал не шести, а восьми ящикам.

— Странно… Дайте подумать… в тот раз я был с Шутиковым… — он обрадованно хлопнул себя по лбу. — Когда машина въехала на весы, Шутиков попросил меня куда-то пойти. Видимо, в мое отсутствие в кузов и было положено еще два ящика! Поэтому, Пал Палыч, хотя формально я действительно вывез лишний товар, инкриминировать мне этот эпизод нельзя!

— Число случаев, когда вместо вас оказывается виноват Шутиков, уже далеко выходит за рамки вероятного.

— Да, он очень ловко орудовал за моей спиной…

Перерыв на обед — и:

— Михаил Борисович, настанет день, Шутиков усядется вон на том стуле, и я буду проводить между вами очную ставку…

— Вы уверены? — смутная улыбка на пухлом лице.

— Вам это совершенно ни к чему, верно?

— Ошибаетесь! Я мечтаю, чтобы подлец Шутиков наконец нашелся!

Они расставались усталые, друг другу осточертевшие, но к следующей схватке набирались сил, и все начиналось по новой. Шутиков вырастал в проблему номер один, при мысли о нем у Знаменского сосало под ложечкой. Лучше помаялся бы под замком до суда, ведь не безгрешен был, не безгрешен.

— Саша, мне нужен позарез этот парень! — наседал Пал Палыч на Томина.

— Тружусь.

— Время уже не просто трудиться — землю рыть, в лепешку расшибаться! Ты даже корреспондента моего назвать не в состоянии. Неужели настолько трудно найти женщину, знающую Шахова, симпатизирующую Шутикову, с маникюром и, если верить Зине, брюнетку?!

— Потерпи чуток, похоже, приближаюсь.

В порядке приближения он грустно пил чай в небольшой, по-старомодному уютной комнате тетки Шутикова, Веры Георгиевны. Разыгрывал простоватость и словоохотливость, строил из себя закадычного приятеля ее племянника.

— А вот еще за одной девушкой на пару ходили. Сегодня случайно нашел — втроем снялись. Я неважно получился, а она хорошенькая, правда?

Плохонькая любительская фотография расплывчато изображала двух молодых людей и девушку. Один из них действительно был Шутиковым, второго при желании можно было принять за Томина. По счастью, Вера Георгиевна засмотрелась на девушку.

— Очень хорошенькая! И кого она предпочла?

— Отступились мы оба: дружба дороже, а девушек хватало. На Костю они прямо гроздьями вешались, как виноград! Эх, Костя, такой парень, и вдруг…

— Особенно мать жалко. Мы вместе были на суде, и когда Костю стали поливать грязью… — она всхлипнула, отставила чашку.

— Сколько я, бывало, уговаривал: давай я тебя устрою к моему дядьке в министерство, брось эту компанию, они запутают — не распутаешься. Все посмеивался, а что вышло?

Вера Георгиевна кивала, держа под носом платок.

— Он мальчик легкомысленный. Но то, что про него говорили все эти — что он держал их в руках и командовал и всякие подлости — быть того не может!

— Нет, он не такой! Врут они, сволочи!

— Да-да, особенно этот Шахов, которого освободили, отвратительный тип! Представляете, собственная теща назвала его проходимцем! Удивляетесь, откуда я знаю? Мы случайно сидели рядом в коридоре, разговаривали.

— Вообще, тещи — народ пристрастный, но Шахов действительно тот еще фрукт! Остальные тоже Косте очень повредили, надо его выручать.

— Думаете, удастся?

Томин наклонился к собеседнице и «посвятил ее в тайну»:

— Есть идея. Надо ему кое-что передать с верным человеком. Костя скрылся, когда меня услали в командировку — я уже говорил, — и вот…

— Сначала я не вполне вам поверила, извините. Скажу, пожалуй. Действуйте через Раечку. Вы знакомы?

У Томина зачастил пульс.

— Да ведь он последнее время с Тоней, а до того с Катей! Раечкиного у меня даже телефона нет!

— Тогда я предупрежу. Вот ее адрес. Часов в пять вас устроит?

— Да, спасибо, — он поднялся, собираясь отчалить, но вспомнил: — Вера Георгиевна, мне бы напечатать конфиденциальную бумажку. У вас машинки нет?

Тетушка развела руками.

В половине пятого в дверь к Раечке позвонили, и она отперла. Бесцеремонно втиснулся рослый мужчина лет тридцати с мясистым красным носом.

— Если не ошибаюсь — Рая?

Та кивнула.

— Мне к вам посоветовали. Я старый друг Константина Шутикова.

— Можете не шептать, соседи в кино. Проходите, Вера Георгиевна меня предупредила.

— Вера Георгиевна? — он пытался скрыть замешательство. — А-а, ну да… Понимаете, мне надо срочно встретиться с Константином. Ради его же блага.

— А как ему сказать — кто хочет встретиться?

— Видите ли… он поймет… Разрешите? — мужчина поспешно закурил — трусил.

— Да?.. Кажется, вы что-то хотели ему послать? — озадаченно спросила она.

— Послать? А-а, ну да, — достал две бумажки по двадцать пять рублей. — Вот. Но главное — надо встретиться!

Та машинально взяла деньги.

— Зайдите завтра. В это же время, хорошо?

— Непременно!

Сунул недокуренную сигарету в пепельницу и был таков.

Девушка все еще с сомнением разглядывала деньги выпуклыми овечьими глазами, а он уже звонил из автомата:

— Михал Борисыч? Порядок, нашел девку, которая знает. Завтра обещала сказать. Но это мне стоило… сто рублей.

Голос Шахова ответил:

— Можешь дать еще, но никаких «завтра»! Она его спугнет! Добейся ответа немедленно! Любыми средствами!

Между тем к Раечке пожаловал Томин — весь благожелательность и обаяние. Услыхав, что он тоже друг Коли, Раечка уставилась подозрительно.

— Разве Вера Георгиевна… она ведь обещала предупредить.

Раечка испуганно ощупала в кармане деньги.

— Про вас?!

— Ну, конечно. Ровно пять. Я был в длительной командировке и ничем не мог помочь, даже не знал. Но теперь… — он замолк перед явной растерянностью девушки, потом заметил тлеющий окурок, осенило: — К вам кто-то приходил? И вы решили, что это я?

— Никто ко мне не приходил! Какое вам дело? — закричала она.

— Вы дали ему Костин адрес? — ахнул Томин.

— Ничего я не давала, ничего не знаю! И вообще, не впутывайте меня! Разбирайтесь сами! — Она перешла в наступление: — Кто вы такой? Я вас никогда не видела! Как вас зовут?

— Поймите, Косте угрожает опасность! Я — его друг, у меня есть доказательства! — Томин старался быть предельно убедительным, он выудил ту же фотографию, что понравилась Вере Георгиевне.

Раечка не глядела.

— У него со всех сторон опасности! Я тут ни при чем! Я вам не верю!

Томин шел прочь в отвратительном расположении духа. То с Химиком прокололся, теперь эта девица вытолкала…

Если б он задержался хоть минут на пять возле двери, откуда был изгнан, то увидел бы красноносого верзилу, которого Раечка встретила паническим возгласом:

— Зачем вы снова?!

Однако Томин не задержался. У него, правда, мелькнула мыслишка, что за Раечкой нужен бы присмотр, потому что наверняка она видится с Шутиковым. Но она не была единственной ведшей к нему ниточкой. А кроме того, для слежки Томин оделся бы менее броско, чем для роли Костиного друга (Костя слыл великим пижоном).

На следующий день к вечеру втроем сошлись у Знаменского. Кибрит выложила ворох соображений, которые касались разных заполненных от руки документов (почерковедческие экспертизы — ее конек). Томин вынужден был признать, что розыски пока безрезультатны.

— Одна старушка клюнула на прелестную фотографию, которую я раздобыл у Шутиковой сестры. Было совсем горячо и вдруг сорвалось… при сомнительных обстоятельствах. Но, по крайней мере, я убедился, что он жив. Держу пари, что некая Раечка еще вчера общалась со своим Костей.

— И то хлеб, — вздохнул Знаменский.

— А меня уже, между прочим, спрашивали, как это ЗнаТоКи сели в лужу? — обвиняюще воззрилась на него Кибрит, и янтарные глаза потемнели.

Кто-то на Петровке придумал друзьям прозвище, составленное из начальных слогов фамилий. Как утверждала Кибрит, «Зна» — был корень, «То» — вроде суффикса, а «Ки» — окончание. Словечко звонкое — чуть шутливое, чуть завистливое — приклеилось, сами уже подчас употребляли.

— Саша, что автор писем?

— Под рубрикой «Факты, догадки, открытия». В том самом районе — между тремя почтовыми отделениями — живет особа, которая близко знает Шахова и присутствовала на суде. Она его терпеть не может и открыто величает проходимцем. Ныне на пенсии, в прошлом секретарь-машинистка. Вы будете смеяться, но это родная теща Михал Борисыча!