Очи черные. Легенда преступного мира - Руссо Виктория Страница 8

— Правда ведь она — хороша? — произнесла Лье, дрожа всем телом, когда он вошел в комнатку, — после просторных апартаментов Душечки лачуга на последнем этаже, в которой было сразу все — и спальня, и гостиная, и гардеробная — казалась еще меньше. Михаил с трудом отдышался после стремительного бега от хрипящего Василия. Перед его глазами было застывшее лицо, на котором было такое детское удивление, что его стало искренне жалко. И лишь звериный рык привел в чувства молодого человека, бросившегося со всех ног от места несостоявшегося преступления.

Лье, словно кошка, лежала, свернувшись калачиком, она занимала совсем немного места на тесной для двоих кровати.

— Правда ведь она — хороша? — повторила девушка слабым голосом.

— Кто? — уточнил Михаил, осторожно приближаясь к ней. Он чувствовал, что с ней произошло нечто гадкое, о чем ему знать не следует.

— Душечка. Она — самая красивая из нас… Ее часто хотят видеть мужчины в зале… просто видеть… Она может сидеть на стуле рядом, а потом забрать много денег и пойти спать в свою постель… Мне сказали, она тебя выиграла…

— Выиграла?

— Да, девочки спорили, у кого ты останешься спать… вытягивали карты и ей повезло… Тебя приволок этот жуткий карлик… прямо за ноги втащил к нам в комнату для переодеваний…

Михаил потрогал свою голову, поверхность которой была бугристая — теперь он понимал причину боли в голове и наличие нескольких шишек.

— Если бы у меня был ключ, я бы вернулся сюда и ждал бы тебя дома, — доверительно прошептал он, нависнув над кроватью. Она была очень бледна и немощна.

— Ждал бы дома… Как хорошо звучит! Скажи еще раз, пожалуйста…

— Я бы ждал тебя дома, не смыкая глаз и очень сильно беспокоясь. Я бы думал: где моя девочка? На улице холодно, а на ней это тоненькое платьице…

Лье вдруг захныкала как маленький ребенок. Ее всхлипывания были очень жалостливыми и до глубины души задевали Михаила, он не решался задавать вопросы о причине ее слез.

— Никак не могу привыкнуть к боли, — выдохнула девушка, сжавшись и став еще меньше. — Она обещала, что я привыкну, а я не могу привыкнуть…

— Кто обещал?

— Ангел смерти.

Молодой человек вскочил и сделал несколько шагов из стороны в сторону. Он злился, но не на нее, а потому что ощущал себя беспомощным, не зная, чем помочь страдающей от физических и душевных мук Лье.

— Черная моль, Ангел смерти, Великан! Это — словно часть фантазий больного сказочника! — проворчал он.

— Не говори так, Мишенька!

Он замер от того, что она впервые назвала его по имени.

— Я немного посплю. Мне так хочется спать… Ты только не уходи… Не оставляй меня совсем одну… У меня больше никого нет… Совсем никого… Кроме тебя…

Молодой мужчина поспешно скинул с себя пиджак и осторожно устроился рядом с ней на кровати, бережно приобняв, словно боялся нечаянно раздавить ее. Она ему казалась невероятно хрупкой в это мгновение, как китайская ваза Анны Львовны.

— Аккуратней, Михаил, эта вещь слишком непрочная, чтобы обращаться с нею небрежно!

Эта вещь была настолько тонкой и изящной, что у двенадцатилетнего Мишеньки начинали дрожать пальцы, когда он до нее дотрагивался. Больше всего его удивляло, как такую хлипкую вещь доставили из далекого Китая, ведь на глобусе эта страна была так далеко от Крыма. Мальчику строго-настрого запретили приближаться к этой святыне, но Анна Львовна лично расправилась с ней, превратив в тысячи осколков во время очередного припадка.

— Никто не должен управлять тобой — твоими мыслями, твоей душой и твоим телом! Ты сама выбираешь то, что тебя устраивает! — отчеканил шепотом Михаил. — Ты слышишь меня, Лье?

В ответ послышалось тихое сопение, она погрузилась в глубокий и очень тревожный сон. Михаилу не спалось, он сосредоточенно думал над тем, как подобраться к Черной моли. У него было много вопросов, но главной его целью было выцарапать мятежную душу Лье из лап самого дьявола.

Глава 5. Отчаяние матери

Михаил никак не мог встретиться с загадочной женщиной, которую он считал своей матерью. Она словно избегала его. В кабак «Очи черные» молодой человек входил беспрепятственно и даже был удостоен отдельного столика. Персонал к нему относился настороженно, не понимая, за что на юнца свалились такие почести.

— Мадам распорядилась, чтобы вы получали выпивку и еду, — произнес немного грубоватый, но все-таки женский голос буфетчика.

— А могу я ее увидеть? — уточнил он.

— Не могу знать. Мне сказано вас обслуживать. Другие инструкции я не получала.

Тело, облаченное в мужское одеяние, удалялось, а Михаил растеряно смотрел ей вслед. «Все-таки не получалА!» — отменил он мысленно и принялся с большим аппетитом поедать огромный кусок хорошо прожаренного мяса с румяной корочкой. Такого вкусного блюда он никогда не пробовал, поэтому не заметил как съел всю порцию, не оставив ни кусочка своей сожительнице. «Она всегда отказывалась от мяса!» — оправдывался он, собирая куском хлеба мясной сок. Лье пока не знала о том, что у него такая привилегия, потому что не появлялась в «Черных очах», а говорить об этом специально у Михаила не выходило. Танцовщица притворилась больной и в течение нескольких дней не выходила на работу. Мать революции лично навестила девушку, чтобы удостовериться, что она не лжет, но ее опытный взгляд раскрыл обман, несмотря на усердия и старания «больной».

— Я знаю, что с тобой произошло той ночью! Поэтому не стану сообщать Мадам о том, что ты симулируешь, — произнесла она перед уходом. На пороге комнаты женщина столкнулась с Михаилом и остолбенела, глядя на него.

— Я просто… зашел навестить ее! — оправдывался он, глядя на непроницаемую маску, которую Мать революции поспешно нацепила, чтобы скрыть замешательство. Молодой человек посмотрел через плечо уставившейся на него женщины и притворно весело спросил:

— Как ты, Лье?

— Не утруждайтесь! — бросила ему в лицо Мать революции, разоблачив плохого актера. Напуганный, словно ребенок, он попятился назад и вышагнул в коридор, чтобы выпустить злобную надзирательницу из клетки, в которой, забившись в угол, дрожал всем телом маленький зверек по имени Лье.

— Что теперь будет? — растерянно уточнил молодой человек, закрывая дверь, после того, как ветер революции стих, и шаги злобной дамы стихли на лестнице.

— Плевать! — зло процедила сквозь зубы девушка, добавив: — Ты принес вино?!

Михаил поспешно достал бутылку и поставил ее на подоконник. Он нашел себе временную работу — устроился к старьевщику, торговавшему всякой подержанной дрянью. Его труд заключался в том, чтобы находить тех, кто готов продать свои вещи за копейки. Отчаявшиеся люди несли последние пожитки, чтобы добыть хоть немного денег на дрова и хлеб, ведь погода портилась. В комнате Лье печки не было, она не обзавелась этой важной утварью, потому что надеялась к зиме перебраться в жилье получше. Любовники спали, прижавшись друг к другу, и крепко обнявшись, но этого было недостаточно. На помойке Михаил нашел простыню с кровавым пятном. Молодой человек не сразу прикоснулся к ней, мысленно убеждая себя, что в этом есть острая необходимость.

— Подумаешь, кровь! Эка невидаль! — проворчал он, сгребая испачканное полотно.

Разорвав чистые участки ткани на полоски, Михаил проклеил окно с помощью мыла.

— Где ты этому научился? — удивленно вопрошала девушка, с интересом наблюдая за его стараниями.

— Лукерья так делала, когда холодало. Там, где я жил, не было таких морозов как в Москве, — с грустью произнес он. — Теперь я понимаю, почему Наполеон проиграл войну в двенадцатом году!

— Кто? — удивленно спросила девушка.

— Неважно! Так вот, Лукерья заклеивала все двенадцать окон с помощью тряпок и мыла, и из щелей совсем не дуло.

— Двенадцать окон?! Так у вас были настоящие хоромы?! — восхищенно воскликнула Лье.

— Дом был небольшой… но очень светлый! У нас было четыре комнаты — побольше чем эта, конечно… И кухня… и гостиная… и еще помещение для купания.