Анатолий Афанасьев - Возвращение из мрака Страница 9

– Со мной так нельзя, – тихо молвил Гараев. – Нехорошо себя повел, почтенный Маго.

– Неужели? Тогда извини… Мне показалось, у тебя нет денег. Я готов подождать, ничего.

Абрек встал с места, подошел к сейфу в углу кабинета, прокрутил электронный набор, стоя спиной к Филимону Сергеевичу. Вернулся с пластиковым пакетом.

– Здесь двадцать пять штук. Две пачки по сотне, пять тысяч по пятьдесят. Так устроит?

– Конечно, бек. Выпьем по глотку за удачу? Ты чего-то немного разволновался.

– Я никогда не волнуюсь… Считать будешь?

– Зачем? – удивился Филимон Сергеевич. – Меня еще никто не обманывал. Один гаврик обманул в прошлом году, его склевали голуби.

Этого оскорбления абрек не выдержал, плюхнулся в кресло, тяжело дышал открытым ртом.

– Угрожаешь? Мне?!

– С чего ты взял? – голубые глазки киллера осветились искренним недоумением. – Я вообще никогда никому не угрожаю. Я мирный человек.

– Думаешь, у тебя две головы у самого?

– Ах ты об этом? – Магомай потешался про себя, но выглядел обескураженным. – Нет, голова одна. Но все дело в том, благородный рыцарь, что еще не родился тот человек, который ее оторвет.

Федор Каплунов рожден был хватом, торговал иномарками при фирме «Народное счастье». Мы с ним бывшие однокурсники. Закончили один институт, работали в одном институте и вышибли нас из одного института. Вернее, не вышибли, а сократили. Все произошло мягко, в щадящем режиме. Когда наступило рыночное счастье с лицом Гайдара и в Россию прорвалась мировая цивилизация, наш институт не вписался в колониальную схему, но сотрудников (а среди них было много ученых с мировыми именами) никто не вышвыривал за ворота, каждому предложили выбор. Первое: вы могли спокойно бить баклуши, получая в нынешних ценах около тысячи рублей жалованья. Второе: могли продать свои мозги представителям таинственных западных фирм, рыскающим по территории института, как у себя в чулане, с какими-то анкетами и «стабилизационными списками». Третье: могли осуществить в знак протеста (против чего?) красивый ритуальный акт самосожжения, как сделал наш коллега, младший научный сотрудник Бурлаков, будучи под сильной банкой. Причем вышло неудачно: морда обгорела до неузнаваемости, а в остальном уцелел. Кстати, судьба его после акта самосожжения сложилась на диво успешно. За показушное геройство его полюбила первая институтская красавица, секретарша директора Клементина (в девичестве Дуся Иванова), к которой он до этого года два безуспешно подбивал клинья. Они поженились и вскоре уехали по вербовке в Канаду – Клементина вроде бы как фотомодель, а сам Бурлаков – певчим в цыганском хоре.

Нам с Каплуном ни один из трех вариантов не подходил по причинам, которые не хочется заново пережевывать. Не подходил – и точка. Поэтому в один прекрасный день мы просто не вышли на работу, чего, по всей видимости, никто не заметил: из института нам не звонили и наши трудовые книжки так и остались в кадрах. Теперь-то уж, наверное, сгорели при инвентаризации. Года три назад институт приватизировал некто по имени Густав Скориадзе (или Мамоладзе?), и перед тем как перепрофилировать его в гостиничный двор с комплексом подсобных помещений (рулетка, сауна, стриптиз-бар и прочее), провел там генеральную зачистку. Как говорится, его право. Частная собственность священна и неприкосновенна.

В отличие от меня Каплун перенес перемену в жизни безболезненно, может быть, потому, что жил бобылем и нес ответственность только за себя. Разумеется, какое-то время помыкался без дела, но очень скоро вписался в «Народное счастье», как шар в лузу, сделал там карьеру и теперь числится кем-то вроде управляющего (или соучредителя), хотя чем управляет – большой секрет не только для меня, но, кажется, и для него самого. Во всяком случае не бедствует и по штуке в месяц на иномарках имеет.

Самым знаменательным событием для Каплуна, как выяснилось, было не то, что нас, так называемых россиян, всем скопом приподняли за шкирку и одним махом переместили из развитого социализма с человеческим лицом в царство мелкого лавочника со скабрезной ухмылкой Чубайса, а то, что он встретил девицу Карину. Девица была непростая, из музыкальной семьи, с хорошей родословной, уходившей корнями в пещеры Арарата. Вдобавок ей было двадцать лет. Моему потасканному другу в этой истории, по моему мнению, ничего не светило, но он верил в грозное обаяние спивающегося русского интеллигента. Основания для такой веры у него имелись. Что-то ведь удерживало около него романтичную девушку вот уже третий месяц. Встречались они редко и невпопад, но каждое свидание производило на мозг Каплуна разрушающее воздействие. Он многого не мог понять в поведении возлюбленной. Почти всю вчерашнюю пьянку мы только о ней и говорили, пока оставались в соображении, а возможно, и после того. Главное, что смущало Каплуна в девице – это ее сексуальная заторможенность. Стыдно сказать, но их отношения до сих пор оставались платоническими, что не укладывалось у него в голове. Разумеется, он склонял ее к сожительству со всем пылом опытного пожилого кобеля, но наталкивался на стойкое, глухое сопротивление, иногда принимавшее издевательский характер. К примеру, на днях она позвонила, чтобы справиться, как он поживает. Каплун по привычке прикинулся больным на грани инфаркта и попросил привезти какой-нибудь жратвы. Дескать, помирает, и некому даже чайник вскипятить. Поверила Карина или нет в его бредни – неважно, но через час явилась с полной сумкой продуктов. Увидя возлюбленную, Каплун от радости выздоровел и, как заведено, начал ее домогаться. Любовная сцена переросла в побоище. По словам Каплуна в квартире не осталось ни одной целой вещи, но окончилась схватка опять ничем. Карина сохранила целомудрие, а он сам, набегавшись за ней по квартире, еле вывел себя из стресса с помощью все той же бутылки водки. Помнится, накануне мы перебрали с десяток возможных вариантов объяснения странного поведения красотки и пришли к мнению, что Карина плюс к тому, что мазохистка, вдобавок, возможно, как ни дико звучит, девственница. Самое простое объяснение, что девушка таким незамысловатым способом хочет женить его на себе, мы отбросили сразу как сомнительное. В подобных случаях женщина, как правило, преследует материальные цели, но Карина и без Каплуна как сыр в масле каталась, принадлежала к одному из самых богатых московских кланов. В частности, в гости к нему приезжала на собственной «Альфа-Ромео» вишневого цвета. Во всей этой истории действительно таилась неразрешимая для меня загадка, состоящая из двух частей. Во-первых, что привлекло такую девушку, как Карина, молодую, богатую, красивую, образованную, которая в два счета при желании могла выскочить хоть за американца, к седеющему, с поределым волосом, брюхастому от непомерного потребления пива Каплуну; и второе, если уж увлеклась, то чем была вызвана столь неадекватная, необъяснимая девичья стойкость. Каплун нас познакомил: она производила впечатление уравновешенной, вполне зрелой девицы, с учтивыми манерами, с лукавой искрой в глазах. Ни единого признака повального у современной молодежи сексуального безумия. Увы, вся эта любовная карусель, закрутившая друга, занимала меня лишь до вчерашнего дня.

Возникнув в квартире, Каплун, по первому взгляду даже не похмелившийся, сразу уловил, что-то произошло неординарное. Да что там, сам факт появления Светика его насторожил. Он сразу извинился:

– Пардон, друзья, я, кажется, не вовремя… Но у вас, вижу, там что-то беленькое на столе… Разрешите принять рюмаху, и я исчезну.

Принял он, конечно, не рюмаху, а допил бутылку – и изрядно добавил пива. С разрешения Светы я посвятил его в нашу беду. Сам я больше не пил. Каплун, выслушав трагическую новость, выругался, сказал: «Не может быть!» – еще сказал: «Ах, суки позорные!» – потом начал задавать вопросы. Света не принимала участия в разговоре. Сидела насупленная и словно в полудреме. Сказалась бессонная ночь. Мне было так ее жалко, как будто я по-прежнему ее любил. Чистое лицо, детский рисунок рта, милая гримаска у бровей – казалось, поход в богатство никак на ней не отразился. Сейчас это была та же самая женщина, которая долгие годы называла меня Осликом, Кутей и Моней, с которой мы провели вместе столько счастливых дней и ночей.

– Что ж, все более или менее ясно, – подытожил Каплун, с сожалением глядя на опустевшую бутылку.

– Что тебе ясно?

– У них разборка. Мальчик им нужен как элемент давления. Поэтому нет речи о выкупе. Сейчас весь вопрос в том, куда подевался ваш Руслан. И что он собирается делать?

Мы оба посмотрели на Светика, и в тот же миг она очнулась.

– Светлана Анатольевна, – обратился к ней Каплун, – вы не могли бы высказать свои предположения?