Кирилл Казанцев - Таежный рубикон Страница 9

Это, конечно, надо бы поспешить, а как тут поспешишь, когда уже у самого, пердуна старого, глаза на лоб лезут. Никаких силов не осталось вот так-то, волоком, его конячить напрямки да по кочкам. По дороге-то не пойдешь – а вдруг как нелюди те, что шкуру парню продырявили, по пути встретятся. Совсем тогда дело швах будет. Беды не оберешься: и тебя самого заодно с им не за понюх табаку порешат, злыдни.

Семеныч удовлетворенно хмыкнул, отметив про себя, что сработанная им повязка на ране у мужика вроде как поменьше кровит, запахнул на нем поплотней свою старую кухлянку, нахлобучил тому ушанку поглубже на голову: всю верхнюю одежу с себя содрал, стараясь согреть болезного. «Видать, крепко его погоняли, – подумалось, – если почти в одних портках на мороз выскочил». Страсть как хотелось перекурить – уже уши опухли. Да не стал. И так дыхалка ни к черту, а еще идти да идти...

Он бы и не нашел парня-то, если б Акай с дороги не причуял, не позвал, возвернувшись, за собой громким лаем. И Семеныч, подойдя к раненому, покумекав, сделал все, что мог: перевязал ему ногу разорванным рукавом своей нательной рубахи, насилу влил в растресканные, плотно сжатые губы остаток воды из фляжки, растер побелевшее бескровное лицо и руки, приодел, как дите малое. Срубил две небольшие мохнатые пихтушки, снайтовал и ловко приторочил к ним парня, обернув под мышками оторванными от заплечного мешка лямками. На таком вот импровизированном поволоке и доставлял его, надрываясь, во все еще неблизкую Ретиховку. Жаль, что кабанятину пришлось в тайге оставить. Да какая уж тут, к лешему, кабанятина, когда человека спасать надо. Не ровен час – околеет!

Мало-мальски отдышавшись, Семеныч перекрестился, забросил за спину ружье. Перекинул через плечо веревку, прицепленную к поволоку, намертво закрепив ее на поясе. Подозвав, привязал к пихтушкам Акая (хоть и невелика, а все ж подмога) и, коротким взглядом наметив свой дальнейший путь, напружинившись, тронул с места. Снова шел, хватая широко открытым ртом обжигающий стылый воздух, шел, не раздумывая и не пытаясь сейчас разобраться во всей этой поганой истории, приключившейся с пареньком, справедливо полагая, что придет час – и все это прояснится, развеется само собой. Может, те варнаки с джипа с зэковскими рожами? Может, кто другой... «Может, от «лесовиков» убег. Давно уже в поселке поговаривают, что у них на валке леса, где-то за Татарским ключом, натуральные рабы пупок надрывают. А чуть что – и хоронят их там заживо... Чего пока-то попусту-понапрасну голову ломать».

Дорофеев

– Ну-ка, притормози, – приказал Игорь. Солдат слишком резко нажал педаль, и машина пошла юзом, вылетев из колеи. – Сдай назад. – И, терпеливо выждав, пока лихой водила с трудом, враскачку, вернет джип на дорогу и отъедет к нужному месту, процедил сквозь зубы: – Стой, раллист долбаный.

Выйдя из машины, Дорофеев присел у обочины. Следы деда (Игорь, и сам не понимая почему, не отдавая себе в этом отчета, постарался хорошо их запомнить – старые кирзачи со стертыми почти начисто каблуками) и собаки тянули влево, в сторону зимника. И за каким, спрашивается, хреном понесло туда старого, ведь Ретиховка в противоположной стороне? Решил опять поохотиться? Вряд ли. По его уделанному вконец внешнему виду понятно было, и к гадалке не ходить, что тот за день не один десяток верст намотал – не двужильный же. И зачем в таком случае сворачивать с дороги, лезть опять в самую чащобу? Странно...

Все непонятки разрешились уже метров через двести, когда опять пришлось притормозить.

– Опа-на! Шеф! – возбужденно проорал Сыч. – Дак тут чухан этот древний точно тралил что-то. Смотри вон – прогалина, что после трактора. Точно, сука старая, зашкварился, бля буду.

Игорь внимательно осмотрел широкую и глубокую борозду, идущую слева направо через зимник, а дальше теряющуюся в зарослях по направлению к поселку, с редкими отпечатками кирзачей по краям. Складывалось стойкое впечатление, что дед, а это был определенно он, волоком тащил какой-то тяжелый габаритный груз. Что это могло быть? Ну явно не та кабанячья ляха, что они ему щедро отстегнули. Что-то гораздо более объемное и весомое.

– Так... Сыч, – протянул Игорь и суеверно сплюнул, боясь сглазить замаячившую впереди удачу. – Ну-ка пробежались вдвоем по его следам. Посмотрим, что он там наковырял.

А уже через пять минут Сыч с Солдатом рядом с Дорофеевым радостно вопили в голос, вырывая друг у друга из рук рваную окровавленную тряпку, чуть ли не пританцовывая при этом в полном восторге.

– Нет, ты, слышь, шеф? – визжал Сыч. – Этот там шишкарь ветошный, как пер с сопки, так и навернулся. Все, сучок, кровиной залил... А этот, марамой, пенек старый, он его на горба и ходу. Ну он тут косяка упорол. Он, подлюка, теперь у меня красными слезами умоется. Я его в хлам порву вместе с этим задохликом недорезанным!

Игорь спокойно курил, самодовольно ухмыляясь, уже мало прислушиваясь к тому, что там плетут взахлеб его шестерки. Теперь-то он все подчистит наверняка. Теперь этот вояка от него никуда уже не денется. Сколько там прошло с того времени, когда они с дедом трепались? Часа два с половиной. А тут до поселка – не меньше шести километров. Да и то если по прямой, через болотину. Едва ли до темноты управится. Так что спешить им теперь ни к чему. По-любому успеют перехватить на подходе. И, достав из машины радиопередатчик, Дорофеев вышел на связь со Щиром: «Прием... Все. Свернулись по-быстрому. Мы его нашли. Пилите в Ретиховку. Там встречаемся». И даже какое-то давно забытое чувство, похожее на жалость к незнакомому, такому же, в принципе, как и он, бывшему служаке, ворохнулось внутри. Ведь он же, бывший ментяра Игорь Дорофеев, по большому счету, и не был кровожаден, как эти недоношенные беспредельщики, что козлами скакали сейчас рядом, предвкушая потеху. Но Игорь без тени сомнения тут же отогнал от себя ненужные вредные мысли, так как давно и прочно усвоил, что в этом мерзопакостном человеческом муравейнике правит только грубая сила, а значит – только одна простая и жестокая рациональность.

Филиппович

«Что за ерунда такая?» – недоумевал Иван Филиппович. Вот уже который час пытался связаться с Андрюхой по сотовому. Но никак не получалось. И гудок временами шел. Пускай через раз, но все ж таки. Известное дело – связь там плохая: сопки. Берет только местами. Но когда соединение все-таки устанавливается, почему не отвечает? Трубку на зимовье оставил? Так там Петрович. Давно бы отозвался. Неужели на радостях водки обожрались, черти бородатые? Ну, это тоже вряд ли. Никогда за ними такого не замечалось, чтобы посередь самой пахоты, не ко времени, беспричинно за воротник заливать. Мужики серьезные. Не на отдых небось поехали, а деньжат зашибить. Какая тут может быть пьянка?

Но пока, правда, Филиппович особо не волновался. Ну не вывез от мужиков вчера орех, как обещал. И бес с ним. Ну не вывез так не вывез. Совсем не хотелось в тайгу соваться, пока лесовозы после очередного снегопада дорогу не набили. Только лишний раз машину гробить. И ничего страшного. За какую-то пару-тройку лишних дней ничего не случится. Да и что там орех – сущие гроши. Голова у него сейчас о более важном болела. Вот уже полмесяца никак не удавалось переправить в Китай капитальную партию «товара»: две подсоленные тигриные шкуры, за которые узкоглазые, не чинясь, выложат по три штуки зеленых, плюс – два полных «комплекта» костей из этих «матрасов», больше двухсот кабарожьих «струй»[14], полста штук медвежьей желчи, что у китаезов тоже катит неслабо, почти по триста баксов, да двадцать один «комплект» медвежьих лап. Причем большая часть из них весомые – по три кило. Потому точно потянут по шестьсот-семьсот рублей каждая. А весь груз – не меньше чем на пятьдесят тысяч долларов. И причем сразу в момент. Можно было, конечно, шкуры хорошо выделать на «ковер», поступил такой заказ из Москвы... Но и партию дробить не хотелось, и ждать обещанных денег в этом случае пришлось бы подольше... В его нынешнем положении и полста штук зеленых – неплохой навар. Можно будет кое-какие житейские вопросы порешать в одночасье. Ну, хотя бы, добавив к тому, что уже до этого прикопил, Юлечку, внучку, наконец-то отправить на учебу в Англию. Конечно, по его стариковскому разумению, все это – пустая канитель. Можно подумать, наша школа хуже их заморского колледжа. Только дочку разве убедишь? Уперлась – и ни в какую. Для них же эта Европа драная как будто медом намазана.

Однако вот уже две недели дело с мертвой точки никак не сдвигалось. То прикормленный заместитель начальника таможни подполковник Одинцов на неделю в Москву в командировку мотался, то трясла их там какая-то вышестоящая проверка. Конечно, можно было и при таком раскладе вопрос решить. Был у него в крае, на худой конец, бывший однокашник Колька Шлыков, вышедший, к полному изумлению, в таможенные генералы. Уж как там он умудрился – одному богу известно. В техникуме дурак дураком был, а вот гляди ж ты, вылез. Но ему же, охламону, опять же отстегивать придется. И немало. Скорее всего гораздо больше, чем прощелыге Одинцову. Генерал есть генерал, и аппетиты у него соответствующие. Они же взятки жрут, как бык помои, в три горла. Лучше уж подождать, чем таким образом «делиться». И Филиппович ждал. Ждать-то ждал, да мысли тревожные в голову лезли. А вдруг как Сашка, перекупщик из Хейхэ, влупит неустойку? Сговорились-то совсем на другой срок. А он, змееныш, рожа азиатская, коснись денег, так своего уж ни за что не упустит. Что-что, а торговаться эти хитрожопые желтолицые «братья» умеют! Этого у них, прохвостов, не отнимешь. Быть того не может, чтобы под шумок да не объегорили!.. Или, не дай бог, какой-нибудь ушлый «оптовик», – а таких по краю Филиппович знал не меньше десятка, – возьмет да и выбросит на «рынок» не менее крупную партию товара, да еще и продешевит по дури своей? Тогда уж, без сомненья, Сашка собьет цену до мизера. А может, что еще хуже, и вообще от его глотовского «товара» отказаться. У Филипповича мурашки по коже ползли при мыслях о такой поганой перспективе. И он снова и снова начинал прокручивать в голове один варинт за другим. Да только толку от этого никакого не выходило. Соломку бы он, как в пословице брешется, осторожненько подстелил, да вот знать бы наверняка, где ее, родимую, получше пристроить...