Эллис Питерс - Смерть и «Радостная женщина» Страница 9

— Это не дело, а черт знает что, Джордж. Знаешь, когда ты позвонил и все рассказал, я решил, что один из нас спятил.

— Я чувствовал себя так же, — ответил Джордж. — Но, похоже, никакой ошибки нет, верно?

Личность жертвы неопровержимо свидетельствовала в пользу этого факта. Старший офицер Дакетт осмотрел место, тело и орудие преступления, но хранил молчание, пока врач, стоявший на коленях над своим объектом, осторожно ощупывал обезображенный череп. Затем коротко буркнул в свой воротник:

— Сколько ударов?

— Несколько. Пока точно не знаю, но не меньше шести или семи. Последние, возможно, нанесены уже после смерти. Кто-то потрудился на совесть.

Доктор выглядел моложаво. Бывший армейский врач, с твердым, как гранит, характером, он любил свое дело и обращался с Альфредом Армиджером поразительно нежно. При жизни бедняги никто не выказывал такой заботы и внимания к нему.

— А я-то всегда думал, что он помрет от инсульта, если ему вообще случится умереть. Давно ли наступила смерть?

— Ну, самое позднее в полдвенадцатого, а может, и раньше. Потом скажу точнее, но вы не ошибетесь, если станете думать, что его убили между четвертью одиннадцатого и половиной двенадцатого. Почти все удары нанесены, когда он лежал на этом месте. Причем лежал неподвижно.

— Первым его оглушили, а потом этот парень дубасил его как сумасшедший, чтобы он уже наверняка не очухался.

— Далеко не сумасшедший. Слишком уж сосредоточенно и метко. Всякий раз точно попадал в цель. Но эти удары можно назвать яростными. Их наносили еще долго после того, как в них отпала нужда.

— Да, похоже, так. Он колотил, пока не разбилась бутылка. Чудо, что она не разбилась раньше, но стекло способно выкидывать странные фокусы. Вот и все, что у нас есть, Джордж, но сведения точные, — веско подытожил Дакетт. — Скончался от травмы головы, это еще можно сообщить газетчикам. Но остальное пока держи при себе. Я сам сделаю заявление, отсылай журналистов ко мне. И предупреди тех ребят, которые обнаружили тело. Нам ни к чему шумиха в печати, пока я еще не сообразил, как быть дальше.

— Ладно, предупрежу, — пообещал Джордж. — Только не думаю, что им захочется болтать: слишком уж тесно связаны они с этим делом, чтобы чувствовать себя в своей тарелке. Что ты можешь сказать о той разбитой статуэтке?

Дакетт хмуро воззрился на фигурку, потом взял соседнюю, изображавшую пару танцоров, слившихся в страстном танго. Он хмыкнул, удивленный легкостью статуэтки, и, перевернув ее вверх ногами, брезгливо заглянул в полость, скрывавшуюся под тоненькой оболочкой.

— Подделка, как и все остальные. — Он поставил статуэтку на место и постучал по стене под ней. И хотя статуэтка была совсем легкой, она прочно стояла на своем широком основании, даже не покачнулась. — Нет, устояла бы, даже если бы ты врезался в стену рядом с ней. Чтобы свалить ее, нужен прямой удар. Тут одни черепки. В нее ничем не бросали. Краска не поцарапана. И, во всяком случае, если бы она упала, то лежала бы подальше от стены, а не вплотную. Может, это очень важно, а может, и нет. Отметь-ка это, Лоудер. Никакой надежды снять с нее отпечатки пальцев, слишком уж шероховата поверхность, но, думаю, Джонсон все-таки может попробовать. — Фотограф, круживший возле тела Армиджера, что-то пробормотал в знак согласия и продолжал снимать.

— И бокалы для шампанского, — напомнил Джордж.

— Я их видел. Вы, наверное, догадываетесь, чьи на них будут отпечатки. Только этих двоих, да еще, возможно, служанки, которая протирала их и поставила сюда после распаковки. Впрочем, увидим. Разумеется, дверь, Джонсон. Все поверхности, лестничные перила. И это безобразие. — Он носком указал на бутыль. — Да, собственное вино в конце концов его и сгубило.

— Кто бы там ни держал ее за горлышко, — предложил Джордж, — он должен был изрядно испачкаться. Она вся в крови, до самой пробки. Обувь и брюки тоже, наверное, забрызганы, хотя, быть может, и не очень заметно. Я полагаю, он стоял с этой стороны и старался не наступать на кровь. Ни одного следа между этими крайними брызгами и дверью.

— Ладно, — сказал Дакетт, оживляясь, — выкладывай все, что у тебя есть.

Джордж выложил, не умолчав и о своем случайном разговоре с Бенни прошлым вечером перед уходом.

— А те двое? Что они говорят о своих перемещениях, начиная с десяти часов?

— Клейтон сидел в машине перед домом, когда я уходил. Это было в самом начале одиннадцатого. Он говорит, что, поскольку Армиджер все не шел, примерно в десять двадцать он загнал машину во двор и до закрытия просидел в пивной, выпил кружку легкого. С половины одиннадцатого до одиннадцати он околачивался возле машины. Хозяина все не было. Колверли пригласил его зайти в гостиную, и потом Клейтон все врет находился там с Колверли и его женой. Все трое клянутся. Бенни вместе с другими официантами прибрался в барах, помня, что должен предупредить Клейтона о возвращении Армиджера, поэтому он смотрел в оба. В половине двенадцатого Колверли и Клейтон репный разобраться, в чем дело. Все они привыкли исполнять указания Армиджера, а потому не хотели устраивать переполоха. Но они знали также, что окажутся виноватыми, если что-то пойдет не так, а они не предупредят. Телепаты да и только. Как ни крути, а все равно они оказались бы виноваты. Вопрос сводится к выбору меньшего из зол — либо встрять без спросу в дела хозяина, либо сидеть сиднем, когда ему, возможно, нужна помощь. Не скажу, что они волновались за него, скорее беспокоились за самих себя. Ладно, решили они меж собой, полночь наступит, тогда и рискнем. И рискнули. И обнаружили его вот в таком виде. Они не могут обеспечить друг другу алиби на время с половины одиннадцатого до одиннадцати, но, полагаю, здешний персонал сможет объяснить, где находился Колверли большую часть этого времени. Клейтон же мог слоняться во дворе никем не замеченный. Я еще не успел поговорить с остальными, но они меня дожидаются.

— Да, сколько еще ртов нужно заставить молчать, — сказал Дакетт. — Те трое уже наверняка все разболтали.

— Знаешь ли, я в этом сомневаюсь. Не забывай, что это заведение открылось только вчера вечером и, кроме Бенни Блоксиджа, весь персонал, похоже, собрали сюда из разных мест. Они еще не знают друг друга. И, когда все эти сведения станут вдруг достоянием кучки чужих друг другу людей, они могут заставить их молчать и, наоборот, развязать им языки. В конце концов, кто-то же его убил, и это может быть парень, сидящий рядом с тобой.

— Как бы то ни было, ступай теперь к ним. Когда мы здесь закончим и увезем тело, я оставлю все под твою ответственность, Джордж. Позвони мне утром, и я пришлю тебе смену.

— Я буду заниматься этим весь день, — твердо заявил Джордж. — Если, конечно, ты не против. — Он хотел спокойно выспаться ночью, а не ворочаться в холодной постели днем. — Мне связаться с поверенными Армиджера или ты сделаешь это сам?

— Cui bono?[1] — небрежно бросил Дакетт. — Я позвоню им. Выжми, что можешь, из тех, кто тут остался, а я пришлю Грокотта, чтобы он помог тебе с дневной сменой, когда они явятся на работу, и с теми людьми, что работали в пивной прошлым вечером.

Джордж оставил их возиться с фотоаппаратами и вспышками и пошел в дом, чтобы опросить перепуганных служанок и официантов, а заодно и хорошенькую крашеную блондинку, оказавшуюся миссис Кол вер ли. Как и предполагал, он выудил из них очень мало и, столкнувшись с настороженным молчанием, заключил, что они оправдывают его прогноз, предпочитая не делиться своими страхами. Он кропотливо собрал воедино все сведения о передвижениях Армиджера в течение двух последних часов его жизни. Незадолго до десяти, по словам миссис Колверли, молодой человек по фамилии Тернер, снимавший жилье в Комерфорде, зашел в пивной бар и передал мистеру Армиджеру некое сообщение. Тот извинился перед друзьями и последовал за Тернером к выходу. Через пару минут он вернулся, сразу же направился к своим гостям и, переговорив с ними, снова вышел. Похоже, в этот час и прибыл его неизвестный юный приятель, поскольку первым делом Армиджер бросился в кладовую при столовой, взял большую бутыль шампанского и направился к боковой двери, наткнувшись при этом на Бенни и отдав ему распоряжения относительно Клейтона и машины. С тех пор больше никто не видел его живым.

Когда Джордж покончил с опросом, начало светать, «скорая» уже давно увезла мертвеца, но Джонсон все еще возился в павильоне, неустанно разыскивая отпечатки пальцев. Джордж забежал домой, принял ванну, позавтракал и после короткого разговора с недовольной Банти снова ушел, не дожидаясь, пока сверху бегом примчится любопытный Доминик.

Он зашел в дом, где снимал угол Тернер, и застал его усердно штудирующим газетные комиксы, полуодетым и небритым. Тернер был лондонцем, и никакое лето не могло справиться с его неистребимой городской бледностью. Он был худощав, обладал острым взглядом и, видимо, уже тяготился Комерфордом. Долго он тут не выдержит, подумал Джордж, снова убежит в город. Именно он вполне может вынести беспристрастное суждение о людях, связанных с делом, поскольку никого из них не знает. Визит полицейского его не встревожил, только озадачил и заинтриговал.