Роман Белоусов - Ошибка сыщика Дюпена. Том 1 Страница 9

Вот почему главный исторический персонаж в романе «Уэверли», как и в других, например в «Редгонтлете», отошел на задний план, а на первый были выдвинуты лица вымышленные. Нет в романе «Уэверли» и других реальных личностей. Отсутствует и Флора МакДональд. И только героиня повести Флота Мак-Ивор отдаленно напоминает ее, да и то скорее лишь своим именем.

Зато в книге сохранена подробная историческая топография: маршруты передвижения войск, названия селений, подле которых происходили сражения, и т. д.

С такой же точностью воспроизведена география местности и в других романах Вальтера Скотта. В «Пи-рате» действие разворачивается на Шетлендских островах; в «Пуританах» — на северо-востоке, где на кладбище, возле замка Даннаттар, писатель повстречал прототипа своего «кладбищенского старика» — Роберта Патерсона, добровольного смотрителя за могилами павших в боях ковенантеров — шотландских протестантов.

Бывал писатель и на берегу залива Солуэй, неподалеку от развалин замка Каверлаврок, в юго-западной части страны. Материал, собранный здесь, о солуэйских рыбаках и голлуэйских контрабандистах нашел отражение в романе «Редгонтлет».

Посещал он и дом, где жила в четырнадцатом веке дочь перчаточника Кэтрин — «пертская красавица» из одноименного романа, существующий в Перте на Кэрфью-стрит и по сей день.

Словом, можно сказать, что действие любого из романов Вальтера Скотта, посвященных прошлому Шотландии (прежде всего это «Уэверли», «Пуритане», «Роб Рой», «Легенда о Монтрозе», «Пертская красавица»), разворачивается на фоне подлинной и весьма точной исторической топографии. В этом, несомненно, сказалась любовь писателя к родной земле, ибо, как справедливо заметил его соотечественник Т. Карлейль, он был «истым шотландцем». Но еще лучше сказал о себе сам писатель: «Для меня эти серые холмы и весь дикий край, перед нами раскинутый, полон невыразимых красот… Если б меня лишили возможности хоть раз в год глядеть на поля и горы, поросшие вереском, я мог бы умереть».

Так, собственно, и случилось. Находясь вдали от родных мест и смертельно заболев, Вальтер Скотт потребовал, чтобы его немедленно доставили домой, в Эбботсфорд. Говорят, по пути он то и дело шептал названия мест, мимо которых проезжал. Когда же перед его взором возникли Эйлдонские холмы, он «пришел в возбуждение, а вид Эбботсфорда заставил его встрепенуться и вскрикнуть от радости».

Дома первое время он просил, чтобы кровать придвигали к окну — тогда он мог любоваться видом холмов и рекой. Когда же его лишили этой возможности (болезнь прогрессировала) — он умер. Был теплый день, писал его биограф Г. Локхарт, все окна в доме были раскрыты настежь, и было так тихо, что слышалось нежное журчание реки Твид.

Во время похорон, когда катафалк с телом Вальтера Скотта направлялся к полуразрушенному Драйбург-скому аббатству в роще на берегу Твида и траурная процессия двигалась мимо холма, лошади по привычке сами остановились — отсюда писатель часто любовался окрестным пейзажем.

В тот же день в нише абботсфордской библиотеки, там, где при жизни хозяина стоял бюст Шекспира, друзья поставили мраморный бюст Вальтера Скотта. Это был, можно сказать, первый памятник великому английскому писателю. С годами в его честь были воздвигнуты памятники и монументы. В городе Селкирке, на Хай-стрит, перед зданием суда стоит скульптурный портрет писателя как напоминание о том, что В. Скотт много лет занимал пост шерифа Селкиркши-ра и одно время жил в четырех милях от города на ферме в Ашестиле. Поклоняется национальному кумиру и его родина — Эдинбург. На Принсес-стрит, словно шпиль готического собора, устремляется ввысь шестидесятиметровое многоэтажное сооружение. Внутри, сквозь арки, видна беломраморная статуя писателя: он изображен сидящим в кресле с книгой на коленях. В нишах каждого этажа помещены статуи, изображающие героев его произведений. Стоишь, пораженный, подле огромного сооружения и кажется, что под его сводами вот-вот зазвучат звуки берлиозовской увертюры «Роб Рой» и польются скорбные мелодии из оперы Доницетти «Лючия ди Ламермур», в основу которых легли сюжеты произведений Вальтера Скотта.

Памятник этот — свидетельство любви и признательности соотечественников человеку, воспевшему прекрасную и суровую Шотландию.

Но, пожалуй, самым лучшим памятником Вальтеру Скотту является сама Шотландия с ее холмами и озерами, замками и аббатствами, ставшими неотъемлемой частью его произведений — поэм и романов.

Между богом и дьяволом

Холодным ноябрьским утром господин аббат Прево отправился обедать к монахам в монастырь Сен-Николя д’Арси. Возвращался он после полудня, отяжелевший от трапезы и утомленный дорогой. Он шел пешком, один, через лес Шантийи, шел прихрамывая, левая нога его распухла, он тяжело дышал, кроме того, ломило в костях, а главное, видимо, страдал, как мы бы теперь сказали, от высокого кровяного давления.

Осенний ветер яростно раскачивал черные стволы деревьев, рвал одежду, так что приходилось то и дело запахивать полы плаща и придерживать шляпу. Однако, несмотря на недуги и непогоду, аббат был доволен. Утром ему удалось ускользнуть от своего стража — «милой вдовы», хозяйки дома в Сен-Фирмене, где он жил, и одновременно бывшей у него чем-то вроде экономки, а также домашним тираном, запиравшим двери и прятавшим одежду, чтобы помешать ему, больному, отлучаться.

На развилке, где находилось распятие, называемое Куртейльским крестом, аббат в который раз остановился передохнуть. И вдруг рухнул, уткнувшись в подножие каменного креста. Он упал замертво перед святым распятием, словно торопясь в последнюю минуту испросить у Господа отпущение грехов. Так, по крайней мере, могли воспринять его смерть у придорожного креста, усмотрев в этом знак Божий, крестьяне, возвращавшиеся с поля и подобравшие умершего. Впрочем, тогда же родилась легенда о том, что аббат в тот момент был еще жив. И когда тело отнесли в деревню, в дом кюре, где на другой день врач начал производить вскрытие, из груди мертвеца будто бы вырвался чудовищный крик, от которого все похолодели. Врач, как и остальные, охваченный ужасом, окаменел подле «трупа». В тот же момент аббат Прево на этот раз в самом деле испустил дух. Это случилось в пятницу, 25 ноября 1763 года. А еще через пару дней его похоронили в том самом монастыре, у бенедиктинцев, где он в последний раз вкусил пищи Господней.

Останки его отныне покоились в склепе, но имя аббата Прево не сгинуло в могильном мраке. Напротив, с годами оно становилось все более известным. И сегодня стоит в одном ряду с именами великих. Возможно, сам Прево, размышляя о бессмертии, надеялся, что не будет забыт. Но едва ли он предполагал, что останется в памяти человечества благодаря небольшой своей книжке, которой, видимо, не придавал особого значения.

В самом деле, из ста десяти томов, написанных французским писателем Антуаном Франсуа Прево, в истории литературы прочно осталось лишь одно произведение— «История кавалера де Грие и Манон Леско». «Эта книга, — писал Мопассан, — живет и всегда будет жить в силу правдивости и поразительной жизненности рисуемых в ней образов». Но прежде всего, конечно, благодаря Манон — «женственной, простодушно-простоватой, вероломной, любящей, остроумной, опасной и очаровательной». И недаром с годами ее имя перешло в названии со второго места на первое. А затем героиня и вовсе вытеснила кавалера де Грие с обложки, и книгу стали называть просто «Манон Леско».

Загадочный образ Манон волновал воображение писателей и поэтов, о ней с восторгом писали Герцен и Стендаль, Белинский и Гейне, Тургенев и Дюма-сын, Анатоль Франс и многие другие. Художники и композиторы посвящали ей свои творения. И всех их, а также бесчисленных читателей романа Прево интересовал вопрос: существовала ли в действительности Манон Леско?

С того дня, как Прево постригся в монахи, к его имени навсегда пристало словечко «аббат», хотя оно отнюдь не несет в себе исчерпывающей его характеристики. Монах и солдат, искатель приключений и поклонник прекрасного пола, путешественник и проповедник, писатель огромного трудолюбия и потрясающей работоспособности, блестящий журналист и переводчик — таковы грани сложной личности Прево.

Впрочем, надо сказать, что о создателе грустной повести, посвященной любви кавалера де Грие к прекрасной, но ветреной Манон, известно очень мало. Сведения о нем собирали буквально по крупицам. Но и сегодня значительная часть его биографии остается неизвестной. Тем более что писем его сохранилось, к сожалению, ничтожно мало. Неизвестно также, были ли у него дневники. Возможно, он сжег бумаги и записки в один из критических моментов, опасаясь расследований. Или потерял их во время своих скитаний. Как бы то ни было, но отсутствие документов затрудняет изучение бурной жизни этого странного бенедиктинца.