Крыжановский Жемер - Тибетский лабиринт

Крыжановский Жемер

ТИБЕТСКИЙ ЛАБИРИНТ

Пролог

21 сентября 1925 г.

Малый Тибет. Перевал на пути из города Лех в долину верхнего Инда, несколько километров от монастыря Ламаюру.

Когда-то княжество Ладакх, что на территории Британской Индии, считалось западной провинцией Тибета, но вот уже больше ста лет как его захватили кашмирские раджи. Однако по-прежнему над каждой деревней высятся одинокие монастыри-гомпы -таков и Ламаюру, прозываемый также Юнг-друн, что означает - левостороннее движение, ход навстречу солнцу.

Путь к монастырю труден, но не слишком - паломники и разного рода путешественники в здешних местах - не редкость. Дорога карабкается в горы, змеей извиваясь над пропастью. Оступаясь на гальке, маленькая лохматая лошадка каждым шагом будто чуть сдергивает блестящие горные пики из поднебесья, по крайней мере, так кажется наезднику - молодому человеку в одеждах монгольского ламы. Ловко устроившись в высоком деревянном седле, умелыми движениями он заставляет лошадь неуклонно двигаться вверх. Взгляд монаха безмятежен и устремлен в некую, известную лишь ему одному, точку впереди. И неясно, чем лучше измерить расстояние до той точки - километрами или годами.

На вершине перевала, следуя местному обычаю, путник придерживает коня у сложенных пирамидой камней и невольно засматривается на пейзаж внизу. Кругом желтые, оранжевые хребты и впадины, склоны которых усеяны крупными и мелкими камнями. Свободна лишь тропа, но и на нее порой наползает щебень или скатываются кособокие глыбы. Так выглядит Луна в дивных снах безмятежности, которые, к слову, так давно не посещают путника…

…В Британский Тибет он, агент ОГПУ Яков Блюмкин, пришел с караваном исмаилитов, переодевшись дервишем. Увы, английская полиция вскоре раскрыла сей незатейливый маскарад. Яков сам виноват: оказавшись в первом же попавшемся городе, средь белого дня, как был в лохмотьях, решил зайти на почту, чтобы отправить телеграмму в центр. Таким уж уродился: наглым и самоуверенным. Иногда эти два качества подводили Блюмкина, ставя на грань между жизнью и смертью, чаще же выручали из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Так случилось и на этот раз: когда мнимого дервиша препроводили в военную контрразведку, он улучил момент и удрал, прихватив солдатское обмундирование да вдобавок пакет с диппочтой на имя британского резидента в Тибете полковника Стюарта. Досадно, конечно, но в пакете не оказалось ничего заслуживающего внимания, зато англичане обозлились не на шутку и отрядили в погоню целый взвод. Яков их понимал: еще бы, такой щелчок по заносчивому имперскому носу! И не только понимал, но и всячески помогал: затесавшись под видом солдата в отряд преследователей, он даже заслужил похвалу от их командира за то, что по пути нашел… стоптанную туфлю «беглеца» и, тем самым, придал поискам «верное» направление. Шутку с туфлей он подстроил для того, чтобы не блуждать по горам в одиночку - в компании оно как-то веселей. Да и английский провиант оказался выше всяческих похвал. Кстати о провианте: когда по истечении нескольких дней безуспешной погони командир англичан убедился в бессмысленности затеянного предприятия и решил повернуть назад, Яков под покровом ночи покинул отряд, но провиант прихватил весь без остатка - впереди еще предстоял долгий путь. Что происходило с незадачливыми британцами дальше, Якова не интересовало - монгольскому монаху, в которого он теперь перевоплотился, во время паломничества не пристало интересоваться чем-либо иным, кроме цели, ради которой предпринято путешествие. Скоро, теперь уже совсем скоро конец пути - вон она, вожделенная цель…

…До деревни - рукой подать. Справа встает абрикосовая роща, а дальше виднеются долговязые тисы. Чуть севернее - склоны гор, словно слоеный пирог: наверное, в древности здесь было озеро. Выше же - только бездонное утреннее небо с сахарной корочкой облаков.

Мелькают мимо глиняные домики, улочки карабкаются на кажущуюся отвесной скалу. Селение еще спит, закрывшись ставнями от ночного морозца, но солнце уж берет свое, окрашивая окрестности светлыми лучами. Мало найдется в мире более покойных мест, нежели Гималаи в час рассвета.

Монастырь Ламаюру словно взлетел на громадный утес и посмеивается оттуда - две большие ступы как ямочки на щеках радостно ощерившихся ворот. Видимо в прежние времена в монастырь забирались по спущенной сверху лестнице, а дорогу соорудили совсем недавно. Эта дорога нещадно осыпается под копытцами хрипящей лошадки, вообще-то, приученной к горным тропам.

Из темных ниш по сторонам могучих ворот выступают два гелонга в желтых одеждах. Яков спрыгивает на землю и отвечает на учтивый поклон. Слуха пришельца достигает слабый щелчок, и в дубовых створках будто углем вычерчивается низкий квадрат входа. Кажется, что там, внутри, вместо воздуха вода, во двор монастыря хочется не войти, а нырнуть. Стены и колонны слабо колышутся - почти как от жара, хотя рассвет на такой высоте морозен.

Будто соткавшись из воздушных потоков, перед путником возникает монах в красной хламиде со связкой гремящих ключей, один из которых длиной почти с локоть.

Хранитель ключей указывает путь, и они с Яковом направляются к лестнице, не выходя в светлый квадрат двора.

Монах поворачивается спиной, но перед глазами Блюмкина продолжает стоять плоское морщинистое лицо: широкий нос, приспущенные веки, вместе со складками на лбу рисующие на лице коромысло с двумя тяжелыми ведрами-ушами. Чудной головной убор и торчащие из-под него редкие грязные волосы. Треугольник над губами будто вдавлен в череп пирамидкой китайской печати, а жиденькая бороденка вполне аккуратно пострижена или, скорее, выдергана.

Вдруг откуда-то приходит понимание, что со временем многое выветрится из памяти, возможно, даже позабудется само тибетское путешествие, и только лицо этого старика-ладакца останется с ним до конца жизни.

Поднялись по каменным ступеням, Хранитель ключей отворяет дверь и пропускает гостя вперед.

Яков осматривается, улыбаясь предупредительности монаха. В просторной комнате четверо: самый старый в такой же желтой хламиде, что и гелонги у ворот, сидит в центре; двое, помоложе - в пыльных красных одеждах - застыли по правую руку от старика, по левую же расположился индус в европейском платье. Эти четыре персоны сидят в позе Будды Благословенного, прозываемого также Шакьямуни, Будда современности. А вот пятый, не замеченный ранее, занимает красивый стул с резной спинкой и широкими ножками, выполненными в виде львиных лап. Он сидит в позе Гневного Будды - Майтрейи, Будды будущего. Яков отмечает сей благоприятный знак, ибо именно о будущем должен он повести речь с собравшимися.

- Приветствую тебя, дорогой друг! - по-английски обратился к нему человек, сидящий на стуле.

- Таши делег, - ответил гость по-тибетски и поклонился.

Присутствующие ламы улыбнулись одними глазами, а индус коротко кивнул.

- Надеюсь, хорошо добрался, Яков? - спросил сидящий на стуле. - И кстати, беседовать с тобой стану один я. Прочие будут слушать.

- Как угодно, - сказал Блюмкин и добавил весело: - Спасибо за заботу, дорога оказалась чуть длиннее, чем мне говорили.

- Да, в наше время дороги опасны, - сочувственно заметил лама, - кашмирцы, афганцы в горах; снова грызутся кам и голоки, на границе же - хунхузы и китайские солдаты, что хуже иных разбойников. К чести Ладакха нужно признать: ни один путник не убит буддистом-ладакцем.

- Зато британские власти стараются всеми силами устранить это несоответствие, - резонно возразил Яков. - Но не будем отвлекаться, отцы…

Сказал и замер, не зная, правильное ли подобрал обращение, или же нанес невольное оскорбление. Но - нет, вроде, сидят так же недвижимо, смотрят перед собой, как будто тебя нет вовсе. Значит, можно продолжать.

- Караванная почта ходит медленно. Ваш благосклонный ответ и разрешение на визит застали меня уже в пути.

- Но почему ты приехал один, Яков?

Блюмкин опустил голову, но тут же взметнул на собеседника дерзкий взгляд:

- Не стану скрывать - в правительстве моей страны нет единства, и я представляю интересы лишь части руководства. Наши политические противники постарались, чтобы этот визит не состоялся, и частично добились успеха - другие члены Братства… э-э… не смогли приехать.

Сидящий на стуле тибетец кивнул.

- Отсутствие единства, понимаю…

- Руководство уполномочило меня передать глубокую признательность за поддержку нашей пролетарской революции, - горячо заговорил Блюмкин. - Сегодня завоевания революции как никогда нуждаются в покровительстве высших сил, в их знании и силе. Скажите же, что я не зря проделал весь этот путь, что увезу с собой вещественное доказательство нашего союза! С покорностью и благодарностью жду доброго слова,…отцы.