Сергей Донской - На секретной службе Страница 10

Проводив подчиненного тяжелым взглядом, Дрозд прошелся по кабинету, гадая, какие осложнения могут последовать в результате принятого решения. Выходило: никаких. Но и в противном случае он рискнул бы как званием, так и карьерой. Ему надоело чувствовать себя марионеткой в театре, главным постановщиком которого все чаще выступали Соединенные Штаты Америки. Дрозду тоже хотелось побыть кукловодом. Как в те славные времена, когда он служил великой державе, исчезнувшей с лица земли.

При воспоминании о тех славных деньках спина полковника СБУ заметно ссутулилась. Словно он нес на широких плечах никому не видимую, но оттого не менее тяжкую ношу.

V. Чужие среди своих

Отрыдал свое похоронный оркестр, провожая в последний путь бесславно погибших братьев Пинчуков…

И еще десятки молодых и старых жителей города легли в рыжую одесскую землю, кто с меньшей помпой, кто с большей, кто с божьей, а кто – с человеческой помощью…

Жизнь тем не менее продолжалась. И она, жизнь, придумывала все новые песни:

А я все давала,Но я так и знала,Платят денег малоЗа любовь, ла-ла-ла.

Развратные девичьи голоса, звучащие из динамиков уличного кафе, заставляли посетителей чувствовать себя так, словно они находились в низкопробном борделе. Некоторым это нравилось, они барабанили пальцами в такт мотивчику и притопывали ногами, как бы намереваясь пуститься в пляс. Другие то и дело поглядывали на колонки, испытывая сильнейшее желание разбить об головы тех, кто производит подобного рода музыку. Или хотя бы об головы персонала чересчур шумного заведения.

Заведение представляло собой круговую барную стойку, торчащую посреди Дерибасовской. Прямо на тротуаре лежали истоптанные зеленые паласы, поверх которых были расставлены пластмассовые столы и стулья. Летом ветви деревьев, раскинувшиеся над кафе, заслоняли посетителей от палящих лучей солнца, но теперь листва на них поредела и скукожилась. Да и солнце больше не светило, затянутое сереньким пологом облаков. От этого было грустно. Невольно вспоминалось, что молодость прошла, старость не за горами, а ты где-то посередине, сплюснутый жизненными обстоятельствами на манер бутерброда. Даже если ты офицер оперативного отдела Управления контрразведывательных операций ФСБ. Тем более, если ты являешься сотрудником этой организации.

Дожидаясь, пока собеседник соизволит заговорить, Евгений Бондарь продолжал наблюдать за хаотичным перемещением облаков. Не верилось, что за ними может скрываться небесная синева. Откуда ей взяться, если в природе остались сплошь серые или бурые краски? Если бы не яркие пятна автомобилей и рекламных щитов, то Одесса казалась бы бесцветной, как акварель страдающего с похмелья художника.

Вот тебе и «жемчужина у моря», подумал Бондарь. Пасмурное небо над головой вроде бы ничем не отличалось от московского, под которым он находился каких-нибудь два часа назад, но оно все равно было чужим. И от него веяло неприязненным холодом.

Голавлев, проследивший за взглядом гостя из Москвы, позволил себе намек на улыбку.

– Десять лет назад, когда я только приехал в Одессу, – сказал он, – я сидел на этом самом месте и думал, что моя карьера кончена.

– А теперь? – полюбопытствовал Бондарь, цедя пиво из бокала.

– Привык. Мне здесь даже нравится.

– Да, спокойное местечко.

– Видимость, одна только видимость.

Несмотря на то, что Голавлев был одет в обычный костюм, бросалось в глаза, что тот сидит на нем как фрак на маститом дирижере. Породистое лицо, благородная седина – этот человек выглядел так импозантно, что Бондарю в его джинсах и кожанке было слегка неловко. Тем более что Голавлев, похоже, обладал способностью читать чужие мысли.

– Мой нынешний облик – тоже сплошная видимость, – неожиданно признался он. – На самом деле я прошел примерно такой же путь, какой прошли вы, молодой человек. Так что кошмары нас мучают одинаковые.

– У меня не бывает кошмаров, – заявил Бондарь, который, не далее как сегодня на рассвете, проснулся в холодном поту.

– Конечно, не бывает. – Это было произнесено с понимающей улыбкой. – Просто сны, обычные сны. Самое страшное в них – не умирать, а убивать. Слишком уж реалистичные картинки получаются. Прямо как наяву.

Бондарю такая проницательность не понравилась.

– Где мы можем поговорить о деле, Сергей Семенович? – сухо осведомился он. – Здесь? Или перейдем из этого кафе в другое? Чтобы полакомиться мороженым, например?

– А мы уже говорим о деле, – заверил его Голавлев. – Болтать на отвлеченные темы для таких занятых людей, как мы с вами, – непозволительная роскошь.

– Это вы называете деловым разговором? – Бондарь выразительно приподнял брови, уставившись на кофейную чашку в холеных пальцах резидента.

Голавлев тихонько засмеялся:

– Ситуация, как в том старом анекдоте… Останавливает приезжий одессита: «Вы не подскажете, как пройти на Дерибасовскую?» – «Подскажу, почему же не подскажу, – охотно откликается одессит. – Пойдете прямо, потом свернете направо, там увидите овощную палатку и Сонечку с толстой задницей, я ее когда-то имел. За палаткой свернете направо, пройдете два квартала, там Розочка газированной водой торгует, я ее тоже когда-то имел. Потом свернете налево, увидите трамвайную остановку. Сядете на седьмой трамвай, на третьей остановке выйдете, пересядете на одиннадцатый, доедете до конца. Там будет рынок, пойдете туда, найдете мясной ряд, купите себе гуся…» – «Зачем мне гусь? – изумляется приезжий. – Мне нужна Дерибасовская». – «Вот гусю и будете голову морочить, – отвечает одессит. – Зачем вы ее морочите мне, когда вы уже битый час стоите на Дерибасовской?!»

– Смешно, – сказал Бондарь. – Здесь, в Одессе, все такие весельчаки?

– Нет, – отрезал Голавлев с неожиданно серьезным видом. – Здесь обитают самые разные люди. В том числе сотрудники как минимум тридцати различных спецслужб. В Москве, откуда вы прикатили, их, конечно, будет поболе, но и здесь зевать не приходится.

– Поэтому же вы рассказываете мне анекдоты?

– За те полчаса, которые мы просидели рядом, я успел составить ваш психологический портрет, молодой человек. – Голавлев элегантно закурил длинную белую сигарету, подозрительно смахивающую на дамскую. – Возможно, вас не слишком интересует, с кем именно вам предстоит иметь дело, а я работаю по старинке. Взгляды, жесты, любимые словечки – все эти мелочи говорят о человеке значительно больше, чем его личное дело.

– И что же вам удалось выяснить обо мне? – полюбопытствовал Бондарь.

– Вполне достаточно, чтобы пригласить вас прогуляться по Дерибасовской.

– Хорошо, что не на рынок за гусем.

– Я тоже рад этому обстоятельству, молодой человек. – Положив на стол крупную купюру, Голавлев с достоинством встал и указал на выход из кафе. – Прошу. Продолжим нашу во всех отношениях приятную беседу.

Несмотря на пасмурную погоду, улица была оживленной и многолюдной. По одной ее стороне расположились художники и торговцы всевозможными сувенирами. Ввиду отсутствия покупателей они лениво переговаривались друг с другом, и все как один казались персонажами спектакля про одесситов.

Привычно лавируя в потоке пешеходов, Голавлев вывел спутника на более спокойный отрезок улицы и замедлил шаг. Сложенный зонт в его руке смотрелся как тросточка утонченного джентльмена, прохаживающегося где-нибудь в районе лондонского Сити. Впечатление не портило даже отсутствие котелка.

– Итак, – заговорил он, – ваша основная задача состоит в том, чтобы денно и нощно приглядывать за известным вам Григорием Ивановичем Пинчуком. Рисковать своими людьми я не имею права. – Голавлев покосился на спутника. – Не потому, что они в чем-то лучше вас, молодой человек. Просто каждый из них является винтиком единого сложного механизма, за бесперебойную работу которого я здесь отвечаю.

– Во-первых, не такой-то я молодой, – ворчливо напомнил Бондарь, поправляя сумку, висящую на плече. – Во-вторых, не стоит оправдываться.

– Разве кто-то перед вами оправдывается? – удивился Голавлев. – Вас вводят в курс дела, только и всего.

Это получилось у него неподражаемо. «Вас вводят в курс дела» – это же надо! Словно сиятельный вельможа зарвавшегося дворянчика на место поставил. Нечего и говорить, что Бондарю это не понравилось. Некоторое время он помалкивал, опасаясь ляпнуть какую-нибудь грубость. Прошло не менее тридцати секунд, прежде чем он почувствовал, что готов к продолжению диалога. Но даже после этого его тон нельзя было назвать приязненным, а выражение его глаз – дружелюбным. Будучи одним из лучших оперативников Управления контрразведывательных операций ФСБ, Бондарь умел скрывать свои чувства. Другое дело, что ему не всегда хотелось притворяться. А сейчас был именно такой случай.

– Украинские правоохранительные органы, разумеется, не при делах, – предположил Бондарь, избегая смотреть на собеседника.