Хайнц Хене - Пароль: "Директор" Страница 10

Не осталось практически ничего, чем бы не заинтересовались германские организаторы из Разведупра. Они охотились за проектом «Линейного крейсера типа А» и чертежами авиационных двигателей из Авиационного исследовательского института. Автор одного из отпечатанных ББ вопросников хотел знать: «Располагает ли твоя фирма охраной или спецслужбой? Какова их численность? Сколько раз она сменяется? Как тщательно охраняются входы (а) — днем, (б) — ночью? Вооружена ли охрана? Если да, то чем? Для огнестрельного оружия назвать марку и калибр».

Постепенно хозяева ББ все больше посвящали свои опросники и инструкции вопросам военной промышленности. Рукописная инструкция из партийного центра, возможно, относящаяся к 1932 году, включала среди первостепенных задач все стратегические вопросы: передвижения и оперативные планы рейхсвера, то же самое о полиции и оборонительных формированиях, численности, тактике, состоянию подготовки военной техники.

Хотя вопросы ББ касались сферы, представлявшей интерес для России, ни один русский в поле зрения не появлялся. Информаторы с предприятий имели дело только с немцами, которые их завербовали. Они и не подозревали, что вся информация стекалась в центр ББ, которым руководил Бурде, или же к Киппенбергеру, которого к тому времени выбрали депутатом Рейхстага, а затем эта парочка передавала её своим хозяевам в Москву. Поначалу ими были братья Мацкевичи, а с 1929 года — начальник резидентуры Борис Базаров.

Киппенбергер и Бурде считали разумным скрывать от трех-четырех тысяч членов ББ заинтересованность русских в их работе. Информаторам просто говорили, что их сообщения будут использованы в подготовке к борьбе за диктатуру пролетариата, а значит в интересах партии. Впоследствии появился ещё один дополнительный довод — что все это пригодится в борьбе с фашизмом. Для более беспокойных товарищей, которые могли усомниться, стоит ли становиться предателем, у аппаратчиков была наготове более тонкая история. Информатора заверяли, что его работа поможет Советскому Союзу догнать западные страны в промышленном развитии. Всякий, кто отказывает Советскому Союзу в передаче западных производственных секретов, саботирует усилия пролетарского отечества и наносит ущерб делу мира. Записка, предназначенная арестованному члену ББ, объясняла: «Мы называем это технической помощью, а не шпионажем».

Мало помалу многие товарищи переставали испытывать страх перед шпионской деятельностью, усердные агитаторы постарались убедить их, что понятие предательства давно вышло из употребления. На заводах и фабриках, в лабораториях, фирмах и управлениях, на судоверфях и в мастерских тысячи и тысячи германских коммунистов начали охоту за секретами. Случилось так, что вся партия оказалась на службе иностранной разведки. Депутаты Рейхстага, такие как Иоганн Шеер, собирали сообщения агентов и передавали пакеты советским курьерам, провинциальные депутаты, вроде баварца Иоганна Хербста, вербовали информаторов; тайные кадры партии превратились в армию советских агентов.

Германская коммунистическая партия объединяла четверть миллиона членов, имела 27 газет, 4000 ячеек и 87 вспомогательных организаций, но главное, располагала подпольным аппаратом и разведывательной службой. Все это было не более чем «зарубежным отделом советской разведки» и существовало «исключительно для обслуживания целей советского государства», если говорить словами бывшего коммуниста Волленберга.

Рут Фишер утверждала, что «партийные кадры все больше чувствуют себя не представителями международной рабочей партии, а лишь правящей советской партии, тайными агентами иностранной державы». Каждый германский коммунист вынужден был присоединиться к подпольной борьбе на стороне Советского Союза, чтобы заниматься «систематической антимилитаристской работой» — так в 1928 году назвал шпионаж Шестой Всемирный Конгресс Коминтерна. Арестованный в 1931 году сотрудник ББ Гельмут Шмид изложил эту мысль ещё более недвусмысленно. Партия, как он сознался на суде, признает две формы промышленного шпионажа: академический, которым должен заниматься на своем предприятии каждый коммунист, и фактический, в котором использовались только особо надежные и умные товарищи.

Германия стала ареной самой массовой шпионской сети, какой мир ещё не знал. Каждый год приносил новые процессы над шпионами, практически каждый месяц судам приходилось сталкиваться с коммунистическими агентами. В октябре 1930 года на заводе «Грузон», магдебургском филиале «Круппа», была разгромлена сеть коммунистических агентов. Ее руководителем был инженер по фамилии Калленбах. В декабре 1930 года русский инженер Володичев и два его немецких помощника были арестованы на предприятии «Сименс и Хальске» за шпионаж по заданию Советского торгпредства. В январе 1931 года инженер Вильгельм Рихтер был задержан полицией предприятия «Цементный завод Полисиуса», Дессау, за кражу секретных документов для Советского Союза. В апреле того же года организация из двадцати пяти информаторов под руководством агента ББ Карла Динстбаха была раскрыта в Людвигсхафене. Они передавали в Россию информацию о многочисленных химических предприятиях южной Германии.

Сеть немецких агентов Советов стягивалась все плотнее, и наглость шпионов все нарастала. Как сообщала в апреле 1931 года «Баварише Штаатцайтунг» в одной немецкой фирме с 1926 по 1930 годы было обнаружено 134 случая шпионажа. В 1927 году только в судах разбиралось три с половиной тысячи случаев промышленного шпионажа, большинство из них в пользу Советского Союза. Между июнем 1931 и декабрем 1932 года было зарегистрировано 111 дел по измене родине, и снова большинство из них было связано со шпионажем в пользу Советского Союза.

Несмотря на неудачи, у Берзина были все причины радоваться результатам деятельности его немецких агентов. Для советской разведки оставалось все меньше секретов в германской промышленности и оборонном потенциале. Дэвид Даллин пишет: «Германский вклад в советский шпионаж за первое десятилетие его существования был огромен и количественно превосходил вклад всех других нерусских подразделений аппарата за границей, а по качеству — даже само русское ядро».

Берлин стал центром номер два для мировой системы шпионажа Советской России. Отсюда исходили приказы разбросанным по всему свету агентам советской разведки. Этот город стал центром для советской разведки во Франции, Голландии и Бельгии, там располагалась мастерская по изготовлению фальшивых паспортов и «полевой штаб» всего Коммунистического Интернационала. Все маршруты кончались в Берлине, откуда с Москвой поддерживался только один канал связи — через связного Коминтерна Ричарда Кребса.

Конечно, такие успехи были возможны только в государстве, стоящем на грани распада, которое хотя и пыталось отчаянно защищаться от тоталитаризма, но больше не могло полагаться на лояльность своих граждан. Более того, либеральные законы республики не способствовали эффективной борьбе с советской разведкой.

Главной целью разведки русских была промышленность, а германский уголовный кодекс признавал только военный шпионаж, так что единственное положение, по которому могли нести ответственность красные похитители промышленных секретов — это весьма растяжимые статьи о нечестной конкуренции. Поэтому максимальное наказание, которого мог опасаться пойманный шпион, не превышало одного года лишения свободы. Только в марте 1932 года «Декрет о защите национальной экономики» предусмотрел усиление наказания за передачу промышленных секретов посторонним лицам, и срок заключения возрос до трех лет.

К тому же довольно часто против слишком сурового преследования советских шпионов предостерегало Министерство иностранных дел. После Версаля Советская Россия была одной из немногих стран Европы, на чьи симпатии могла рассчитывать веймарская Германия. Стоило только германской разведке попытаться проследить связи какого-то выявленного шпиона с советским торговым представительством, как тут же вмешивались дипломаты с Вильгельмштрассе. Больше того, на каждое разоблачение торгпредство неизменно реагировало категорическим отрицанием каких-бы то ни было связей с провалившимися агентами.

Сыщики берлинской полиции вряд ли смогут забыть, что самому жестокому поражению в борьбе с коммунистической агентурой они обязаны именно вмешательству Министерства иностранных дел.

Это случилось весной 1924 года. В Штутгарте был арестован коммунист Ганс Бозенхардт, член террористического аппарата и работник советского торгового представительства. Двум полицейским из Вюртемберга приказали переправить его в Штаргард, Померания. Ехать пришлось через Берлин, где они опоздали на пересадку. Заключенный предложил своим конвоирам перекусить и скоротать время в одном уютном местечке на Линденштрассе. Полицейские не знали Берлина и понятия не имели, что этим «уютным местечком» является советское торгпредство. Едва они вошли в предложенное кафе, как Бозенхардт закричал: