Крыстин Земский - Партитура преступления Страница 10

ГЛАВА 13

— Дело ясное — шайка расхитителей государственной собственности, — сделал вывод Врона, доложив Бежану о результатах наблюдений за людьми из круга Зелиньской. — И не боятся же. Такие масштабы...

Бежан пожал плечами.

— А чему ты удивляешься? Каждый преступник уверен, что именно он-то и перехитрит нас. Что именно он открыл метод не оставлять следов. У них есть деньги, и они верят в их силу, в силу страха, который держит в руках купленных за подачки, в силу знакомств и связей.

— Совсем как Центр в Мюнхене, — сказал Врона.

— Ты прав. Методы очень похожи. И результаты деятельности тоже. Нельзя исключить, что расхитителей-уголовников поддерживают иностранные разведки. Преступник может и не знать, откуда идет эта поддержка, но это вовсе не означает, что ее не существует... Подкуп одних, внушение другим, что дурак тот, кто не ворует, не пользуется жизнью, кому наплевать на работу, на свою страну, — в сущности, эта деятельность носит диверсионный характер. Люди, привыкшие мыслить такими категориями, с уважением относятся к «сильным личностям» — ворам, мошенникам, спекулянтам. И становятся благодатной почвой для деятельности агентов западных разведок. Почвой, на которой может вырасти предательство. В этой среде Центр вербует новых агентов. На них действует магия денег. Да ты и сам видишь, как валютные дела связаны с нашими.

Эту связь подтвердили и последующие события.

Ванда Зелиньская встретилась со Станишем в кафе «Сюрприз», где передала ему небольшой пакет. После этой встречи Станиш зашел к своим друзьям Янковским. А вышел от них вместе с инженером Язвиньским уже без пакета.

Язвиньский — как следовало из другого донесения — ужинал в «Бристоле» вместе с доктором Куртом Вернером из Вены. Курт Вернер — интересная фигура, с точки зрения контрразведки, — официально представлял в Польше венскую фирму электрических двигателей, филиал которой находился во Франкфурте-на-Майне. Он сам, высококвалифицированный специалист в этой области, устанавливал многочисленные торговые и личные контакты, главным образом во время выставок и международных ярмарок. Он был дружен с некоторыми польскими учеными. Приглашал их в Вену и Мюнхен, давая возможность познакомиться с интересными материалами по электротехнике. По его приглашению бывал в Вене перед бегством из родной страны и Вацлав Шаронь. В этом не было ничего странного, Шаронь представлял тогда внешнеторговое объединение, импортирующее и экспортирующее разного рода электротехническую аппаратуру, если бы не тот факт, что этот же Шаронь, как удалось установить, после своего бегства, уже завербованный Центром в Мюнхене, не потерял контактов с фирмой, хотя в нынешней ситуации это, казалось бы, ему было совершенно не нужно.

Контрразведка не теряла из виду как фирму, так и ее представителя. Немало фактов указывало на ее связи с мюнхенским Центром, на давно уже проводимые попытки экономической инфильтрации. В такой ситуации встреча Язвиньского с Вернером могла быть продолжением давнего знакомства, начатого несколько лет назад на Познаньской ярмарке, но могла означать и другие связи. Бежан, правда, считал, что Язвиньский не вызывает никаких подозрений, но наблюдение приказал продолжать. Он не исключал, что западная разведка будет стремиться любой ценой завербовать изобретателя. Язвиньский, правда, уже выдержал немало таких попыток. У известного инженера не раз возникала возможность продать свои разработки за границу. Он часто бывал на Западе, мог без труда, как Шаронь, «выбрать свободу» и неплохо устроиться там на доллары, полученные от продажи патентов. Но он во время заграничных командировок достойно представлял свою страну. Поэтому хотя подозрений и не было, но долг Бежана состоял в том, чтобы ни на минуту не спускать с него глаз и не допустить неожиданностей. Язвиньский чудом избежал смерти, спас от уничтожения действующую модель, переместив ее в другой цех. Бежан вспомнил свой разговор с изобретателем в Верхославицах.

— Почему вы так неожиданно решили переместить модель в другой цех? — спросил он его.

Высокий, спортивного типа блондин смущенно улыбнулся:

— Вы будете смеяться. Ну да ладно. В тот день я места себе не находил. Как-то неспокойно было. Ругал себя, называл истериком, но ничего не мог с собой поделать. И в сущности, без всякой на то серьезной причины решил перетащить. К счастью. Вы верите в предчувствия, в интуицию? — вдруг спросил инженер.

— Я верю в интуицию, — улыбнулся Бежан. — У людей, выросших во время войны, в постоянной опасности, пробуждается инстинкт — собачий нюх, предсказывающий приближение врага... Может быть, это?

— Во время войны я был ребенком. Но потом я так привык охранять мои изобретения от чужих глаз, что, наверное, это у меня теперь в крови. Должно быть, поэтому...

Язвиньский произвел на Бежана хорошее впечатление. Он был скромен, в разговоре не подчеркивал своих заслуг и талантов, прямолинеен, открыт. Настоящий человек, подумал Бежан, любивший оценивать людей по первому впечатлению. Интуитивно. Он никогда в этом не признавался, приводя факты для подтверждения, но в своем нюхе был уверен. Кроме того, он был сторонником личных контактов с людьми во время расследования. Сопоставление тех черт характера, которые он подмечал во время беседы, с сухими данными об этих людях облегчало ему оценку происшедшего, помогало установить побудительные мотивы. Зная человека, он мог точнее определить, правильно ли мнение о нем, содержащееся в документах. Его заместитель, Сташек Покора, считал такие контакты необязательными, признавал только факты.

— Только факты могут дать возможность оценить человека, — не раз спорил он с Бежаном. — Зачем тут приплетать какую-то психологию?

Но поскольку метод Бежана всегда приносил великолепные результаты и помогал избежать ошибок, а Зентара этот метод одобрял, Покоре приходилось отступать в споре, лишь иногда, в кругу друзей, он жаловался на фантазии своего начальства. И дальше работал по-своему, собирая факты и делая из них выводы. Пару раз сухие факты подвели его.

— Нет правил без исключений. Мне попались именно такие исключения, — оправдывался он тогда. — Но в основном...

Бежан несколько раз пробовал объяснять Покоре, почему подводит метод фактов, однако Покора стоял на своем, хотя, если говорить об умении собирать всяческие сведения, был просто незаменим. Бежан отступал, по-своему оценивал подготовленные Покорой материалы. Сейчас он поручил ему собрать анкетные данные руководителей Центра и Управления.

Руководство Центра. Из разговоров с Гонтарским Бежан вынес впечатление, что директор, в отличие от Язвиньского, не слишком легко сходится с людьми. Его манеры, жесткость, даже резкость, усложняли отношения с начальством. И в то же время в нем чувствовались сила, решительность, неуступчивость, ответственность. Интересный человек. Человек, к которому нельзя относиться снисходительно. Умеет соблюсти дистанцию, требователен, однако подчиненные любят и ценят его.

— Наш директор, — говорили Бежану рабочие, — никому не спустит, это факт, гоняет до седьмого пота, никаких перекуров не терпит. Но и помогает каждому, если нужно. И заботится, чтобы в Центре все шло как надо, без сучка и задоринки.

Это мнение подтверждал и тот факт, что директор, не задумываясь, бросился спасать модель, не зная, что ее уже нет в цехе. Гонтарского Бежан тоже исключил из числа подозреваемых. Но этот термос... Второй термос! Им мог воспользоваться Гонтарский, а мог и кто-нибудь другой. Термос всегда стоял на виду, его мог взять кто угодно.

Теоретически директор мог организовать взрыв. Он знал расположение помещений, действие системы сигнализации, устройство вентиляции — все уголки Центра, как свои пять пальцев. Возможность у него была. Но не мог же он уничтожить работу других людей и свою тоже. Он бывший солдат, думал Бежан. Солдаты, которые воевали за свою родину, не предают ее.

Итак, кто и как? Ответ на этот вопрос дал бы возможность сузить круг подозреваемых. Поэтому Бежан собрался лично отправиться в Управление специальных исследований за планами Центра. Он хотел познакомиться со Станишем. Человек в клетчатом пальто — так он мысленно его называл.

А пока он дал новью указания Вроне. Речь шла о допросе одного из друзей Зелиньского, некоего Юзефа Зомбека. Зомбек, бывший сотрудник одного из варшавских жилотделов, был осужден за взяточничество и в данный момент отбывал наказание в той же тюрьме, что и Зелиньский. Зомбек мог стать еще одним источником информации о Зелиньском и его связях. В августе 1966 года они вместе по туристической путевке ездили в Вену. Шаронь уже тогда там обосновался.

— Допроси его об этой поездке, — подчеркнул Бежан. — Может быть, он что-то заметил. Из наших старых данных ясно, что Зелиньский именно в Вене вступил в контакт с разведкой Гелена. Одним словом, от тебя многое зависит. Если мы будем уверены, что Зелиньский встречался в Вене еще с кем-то из Польши, легче будет добраться до Х-56. Это должен быть человек, которого Зелиньский знал и мог выдать. Человек, который контактировал с Шаронем на Западе и от него или его шефов получил тот паспорт. Поезжай немедленно.