Юрий Абожин - Конец карьеры Страница 11

— Вы тоже уверены в этом?

— Наши чувства — это одно, я говорю, что наша обязанность — доказать.

Оставшись один, подполковник достал из стола и открыл тоненькое дело, в котором лежали первые результаты наблюдений и сообщения. Эти данные пока ничем не связаны между собой, чтобы можно было сделать логический вывод. Приходилось действовать вслепую, наугад прощупывать. Строительство завода подходит к концу, возможно враг втерся в числю строителей? Тут еще человек с лодки…

На следующий день Кондратьев доложил, что результатов никаких. О том же доложил и Князев. Еще через день — то же самое. Враг словно сквозь землю провалился.

— Значит, круглосуточные дежурства на железнодорожном и морском вокзалах успеха не приносят, — заметил Снегирев Кондратьеву, когда тот на третий день доложил то же самое. — Человек с лодки или сумел ускользнуть, или затаился в Береговом. Я сообщал об этом в управление, там тоже принимают меры. Но я все же склонен думать, что человек в городе. Я запросил отделы кадров всех предприятий, чтобы нам сообщили о тех, кто будет устраиваться на работу после одиннадцатого.

— И как результаты? — спросил майор.

— Результаты есть. На строительство завода поступает четырнадцать человек. Среди них восемь женщин и девушек. Четверо на кирпичный завод, электрик — на ТЭЦ. Несколько человек поступают в другие предприятия. Вот такой результат. Это за два дня. Не меньше, видимо, будет и в последующие дни.

— Многовато, черт побери!

— Да, многовато. Из тех, кого я перечислил, интерес представляют: электрик с ТЭЦ, демобилизованный солдат, устраивающийся на завод, и один человек, вернувшийся из заключения. Остальные отсеиваются по возрасту, по времени прибытия и по другим причинам. Я уже запросил данные об этих троих с мест, откуда они прибыли. Через несколько дней просеем и их.

Пока Снегирев разговаривал с Кондратьевым, ему позвонили и сообщили, что еще несколько молодых людей поступают на строительство завода и демобилизованный сержант на узел связи рыбаков.

Снегирев записал то, что ему сообщили. Но больше его интересовали электрик с ТЭЦ и человек, который вышел из заключения. Электрик приехал одиннадцатого июля утром. Это был парень лет двадцати шести, сумрачного вида, какой-то настороженный, взвинченный. Человек, отсидевший пять лет за групповую кражу, был жизнерадостен и беззаботен. В городском ресторане познакомился с Иваном Козловым и его дружками. Настораживало то, что он слишком сорил деньгами.

— Вот так, Глеб Романович. Подбросил нам работы пришелец с лодки.

— Такая уж у нас профессия. Что сообщает Князев?

— Тоже никаких результатов.

— Видимо, нарушитель и не пытался выехать из города.

— Черт его знает. Выйти пешком из города он не мог. На всех дорогах дежурят люди. Он, в конце концов, не иголка и не невидимка. Просто вынужден будет появиться. Вчера Сомов доставил сюда его подводное снаряжение. Оно подтверждает, что он среднего роста, широкоплечий, видно, физически хорошо развит. Только и всего.

— А он не придет за этим снаряжением? Может быть, оно ему еще понадобится.

— Я принял меры на этот случай. Но думаю, что ему этот скафандр больше не нужен. Он его утопил в таком месте, где его невозможно достать без специального снаряжения. Баллоны и скафандр американского изготовления. Вот и все, что пока удалось узнать.

— Не богато.

Через несколько дней Снегиреву доложили, что документы и характеристики на лейтенанта Рязанцева безупречны и подозрения не вызывают. В Тамбов послали запрос на проверку подлинности этих документов. Но, сопоставляя некоторые детали и изучив дело о гибели девушки, Снегирев и так понял, что лейтенант здесь не при чем. Об этом говорит хотя бы и тот факт, что он в то время был в море. Но загадка так и остается загадкой — кому и чем помешала девушка? Что она могла знать? Возможного убийцу надо искать в числе тех, с кем она соприкасалась по работе, возможно, в числе ее знакомых.

Завьялов

Ершов после ночного дозора возвращался с корабля домой. Настроение было неважное: упустили лодку. Попробовала она сунуться в наши воды, но тут же выскочила обратно.

День обещал быть солнечным и жарким. Дали раздвинулись. На небе ни облачка, кажется и не было сырых промозглых дней. В парках шелестят на ветру умытые туманами клены и тополя.

До обеда надо отдохнуть немного, а потом съездить в пионерлагерь к сыну.

Поднимаясь от проходной по склону, Ершов обратил внимание на человека, стоявшего наверху и разглядывавшего корабли с каким-то восхищением и радостью «Приезжий», — определил Ершов. На парне побелевшая гимнастерка с погонами сержанта, галифе и начищенные кирзовые сапоги. Что-то знакомое показалось капитан-лейтенанту в его широкоплечей невысокой фигуре, и он, поднимаясь, присматривался к человеку. А когда поднялся наверх — узнал.

— Леня! — громко позвал он.

Сержант, кажется, вздрогнул и повернулся. Нахмурившись, смотрел на подходившего офицера.

— Ну точно же — Леня… Здравствуй! Какими судьбами сюда?

Сержант тоже узнал Ершова. Обрадовался и пошел навстречу.

— Здравствуйте, Вадим Николаевич. Вот не ожидал. Даже вздрогнул, когда вы меня окликнули. Я считал, что у меня здесь, на востоке, нет никого знакомых. И вот такая встреча.

С сержантом Ершов познакомился в поезде, когда ехал в отпуск к родным в Минск. Леонид был соседом по купе. Общительный, веселый, он постоянно возился с Толиком и этим заслужил признательность Евгении Михайловны. Сержант служил в советских войсках в ГДР и возвращался из отпуска в часть. На одной из остановок Вадим Николаевич с женой что-то покупали на базарчике и не обратили внимания на гудок. Поезд тронулся. В вагоне остался Толя и с ним Леонид. Поезд, попыхивая белыми дымками, набирал скорость, и уже было опасно цепляться за подножки. Евгения Михайловна бросила все, что держала в руках, догоняя зеленые вагоны, но они быстро удалялись. Тут состав вдруг резко затормозил и остановился. Обрадованные Ершовы догнали свой вагон и поднялись на площадку. В тамбуре шумели проводники и начальник поезда. Они обрушились на Леонида, который сорвал стоп-кран. Железнодорожники составили акт, чтобы оштрафовать его. Вадим Николаевич взял вину на себя и заплатил штраф.

И вот неожиданная встреча.

— Так ты уже отслужил? — спрашивал Ершов.

— Так точно, — шутливо доложил Леонид. — Сержант Завьялов прибыл для прохождения дальнейшей жизни на Дальний Восток.

— Здесь и думаешь остаться или еще куда переберешься?

— Не знаю еще. Я только сегодня приехал, пошел побродить и посмотреть город. Я первый раз на берегу моря. Здесь очень красиво. Даже не представлял себе, как красиво.

— Значит, нравится?

— Ага. Веселый город. Не шумный, зеленый. Можно и здесь остаться, если бы работу по душе найти.

Ершов помнил, что Леонид был в отпуске у матери, много рассказывал про нее, и спросил:

— А почему не к матери поехал? Или думаешь сюда ее перетянуть?

Сержант погрустнел.

— Мама умерла. Вскоре после того, как я из отпуска вернулся. Больше родных нет, вот и решил подальше куда-нибудь уехать.

— Извини, Леня, не знал я. Где ты остановился?

— Пока нигде. Вещи сдал в камеру хранения. Но узнавал — в гостинице места есть. Так что с жильем все в порядке. А как Евгения Михайловна, Толя?

— Толя в пионерском лагере. Евгения Михайловна сейчас на работе. Вечером будет дома.

— Передавайте им привет.

— Спасибо, обязательно передам. Но ты вот что, запомни адрес: Портовая, 16, квартира 2. И сегодня вечером мы ждем тебя. Приходи обязательно. Извини, что сейчас не приглашаю, я с ночного дежурства.

— Обязательно зайду.

— Леня, ты ведь, кажется, по связи служил?

— Да, радистом.

— Я недавно слышал разговор о том, что радисты нужны на узел связи рыбаков. Думаю, подойдет.

— Можно обдумать.

— Можно и на рыболовный сейнер. Там прилично зарабатывают.

— Спасибо. Схожу, узнаю.

— Узел связи недалеко — вот то двухэтажное здание на берегу. Рядом с пирсами.

На следующий день Завьялов пришел устраиваться на узел связи рыбаков. Там проверили, как он работает, и остались довольны. Сержант и в самом деле был мастером своего дела.

Игнат Ступак

Осенью сорок второго года Игнат Ступак совершил подлый поступок, смыть который с души у него и крови не хватило бы. Попал в плен. Не выдержал голода и побоев. Незадолго перед этим получил извещение о том, что дочь и жена погибли при бомбежке. На допросах рассказывал все, что знал, тем, кто убил его семью. Соглашался на любую службу, лишь бы остаться в живых. Некоторое время был полицаем, затем его отправили за Рейн, в глубь Германии, где он работал на небольшом военном заводе. Здесь и завербовали ело гитлеровцы. Почти год обучался в немецкой разведывательной школе, а когда эту часть Германии заняли американцы, согласился работать на них. Обучение закончил в американской разведшколе. Ему, Ступаку, дали кличку «Скорпион». Под чужим именем в числе репатриированных вернулся в Россию, осел на Дальнем Востоке и стал ждать указаний. Обзавелся семьей, нашел работу. Время от времени отправлял в Западную Германию короткие письма, где сообщал «другу-антифашисту» о своих успехах, о семье и выражал надежду, что они еще встретятся.