Брайан Аберкромби - Хофманн Страница 11

— Хорошо. Я все обдумаю. Но я смогу с вами связаться только осенью.

— Пожалуйста. Как вам будет угодно. Вы — продавец. Вам и диктовать условия. Только предупредите заблаговременно доктора Арма. Он в курсе дела.

Профессор — как показалось Клаудии — рассеянно кивнул.

— Почему твой репортаж о старых китоловах не понравился?

Клаудиа в душе вздохнула — ничего не поделаешь, — придется объяснять все Пьеру и надеяться, что двое за соседним столиком не сразу уйдут, а еще поговорят. Они заказали еще кофе, но разговор все шел какой-то незначащий: о видах Лондона и прочем. Не успела Клаудиа углубиться в свой рассказ, как Пьер, посмотрев на часы, с испугом объявил, что они опаздывают, что надо бежать, так как спектакль «Пляска сержанта Масгрейва» вот-вот начнется. И хотя театр «Олд вик» совсем рядом, лучше не опаздывать. Вздохнув, Клаудиа покорилась судьбе. Вместо Альберта Финнея в главной роли она с удовольствием послушала бы, что скажет профессор. Может быть, самое интересное еще впереди. Но двое мужчин тоже попросили счет.

Войдя в ресторан, «Музейная таверна», Винсент покачал головой. Он не был здесь несколько лет, но слышал, что не так давно здесь сменился владелец. Старые бело-голубые стены с красной дверью и вывеска с фараонами нравились ему больше, чем претенциозная неоклассическая отделка под мрамор. Не было, конечно, и его старого друга попугая, восседавшего раньше за стойкой в великолепной латунной клетке. Ну что ж, Эдвард хотел с ним здесь встретиться. Но Эдварда еще не было, и Винсент засел в углу с бокалом «Гиннесса», где садился всегда, если там было свободно. Он был уверен, что и Карл Маркс сиживал именно в этом углу. Во всяком случае, рассказывают, что после дневных трудов праведных (и после работы над «Капиталом») тот заходил в «Музейную таверну», как раз напротив главного входа в Британский музей, чтобы выпить кружечку (а то и две) пива. Винсент раздраженно посмотрел на новую, пышно украшенную стойку для салатов справа от себя, которая тоже свидетельствовала о новых временах и новом владельце. «Слишком многое исчезает в старом добром Лондоне, — подумал он мрачно. — Самой большой потерей для культуры явился, например, снос квартала Лайонс. И хоть кто-нибудь протестовал? Кто-нибудь устраивал многолюдные демонстрации в городе, будоражил нацию? Никто! Все продали по бросовой цене американцам да арабам. И что в результате? Город все больше превращается в чисто туристический центр. А архитекторы? Что они себе позволяют, строя эти современные здания?»

Размышляя об этом, Винсент все более входил в раж.

— Что за свирепую физиономию ты строишь?

— О, Эдвард! Я не заметил, как ты подошел. Проходи, садись. Я как раз думал о нашем прекрасном старом Лондоне и как они с ним обращаются.

— Они?

— Ну да, эти политики, бизнесмены, туристы, архитекторы… Оставим это, пока меня не хватил удар. Почему ты решил поговорить со мной здесь?

Эдвард жестом попросил его подождать и направился к стойке. Там он взял кружку «Дабл Даймонд» и, вернувшись с пивом, уселся рядом с Винсентом. Отхлебнув большой глоток, он в задумчивости посмотрел на стол, потом перевел взгляд на окно и лишь затем — на брата.

— У меня здесь поблизости были дела. Марджи была сегодня у врача. Ей сказали, что у нее рак, рак груди.

Он поднес кружку к губам и сделал большой глоток. Винсент, пораженный, уставился на брата, у него отвисла челюсть. Затем он резко поставил кружку на стол.

— Это ужасно, Эдвард.

Оба коротко глянули друг на друга и надолго уставились в свои кружки. Винсент не знал, что сказать. В голове вдруг стало пусто. Это как с несчастными случаями — думаешь, что они случаются только с другими, а потом, вдруг, «это» происходит с тобой. Или с твоими близкими. Чем он может утешить Эда? Ничем.

— Они ее сразу прооперировали. Там же, в клинике. Врач сказал, что если нет метастазов, то все будет хорошо. Что нам не надо переносить отпуск.

— Я думал, ты хочешь поговорить со мной о Ханнесе.

— Да, вначале я хотел и о нем тоже…

— Представляешь, Пьер вчера улетел и перед отъездом рассказал мне странную историю. В субботу они обедали — он и Клаудиа. Бог его знает что он в этой девушке нашел. Во всяком случае, перед спектаклем они зашли в один итальянский ресторан. И вдруг Клаудиа обнаружила за соседним столиком Ханнеса и какого-то мужчину. Она это рассказала Пьеру после спектакля, но…

Эдвард положил руку Винсенту на плечо.

— Ты мне об этом потом, как-нибудь расскажешь. У меня сейчас другие заботы. Да к тому же нам сыграли отбой. Приказ с самого верха — с Даунинг-Стрит. Велено снять наблюдение. От этого дело становится еще более занимательным. Я тебе в следующий раз расскажу. Во всяком случае, мы должны оставить Хофманна в покое.

— Но как же так…

— Не знаю. Спроси лучше премьер-министра.

Потянулась пауза. Винсент попытался упорядочить свои мысли. Но Эдвард пресек его усилия.

Оставь это. Я тоже не могу разобраться. Эта Клаудиа, она тоже уехала?

— Да. Пьер улетел в Швецию. У него там друзья, какая-то старая любовь. А Клаудиа, я думаю, вернулась в Мюнхен. Что ты собираешься делать?

— Да так… как всегда. Мы можем завтра вместе поужинать и спокойно поговорить. Жду тебя вечером к нам.

Немного удивленный, Винсент кивнул в знак согласия и допил свой «Гиннесс».

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, АВГУСТ 1984‑ГО

С тех пор, как Тед Хантер вернулся в США, он чувствовал себя неважно. Он был, конечно, счастлив вновь оказаться дома, но душное, знойное лето его выматывало. За полгода, проведенные в Шотландии, он почти забыл, как ужасно влажно в Нью-Йорке и особенно здесь, в Вашингтоне, в это время года. Он лишь полчаса назад принял душ и почувствовал себя освеженным, а сейчас снова обливался потом. Белая рубашка липла к телу, а светло-голубой костюм скоро будет выглядеть жеванным. «Как только Ронни удается выглядеть свежим, как огурчик», — думал он. Ронни, его друг и начальник, сидел рядом на заднем сиденье огромного «Линкольн континенталя», пересекавшего по мосту имени Вудро Вильсона реку Потомак. Они выехали уже из американской столицы и находились на земле штата Вирджиния. Дорога вела их дальше по западному берегу мимо Национального аэропорта, мимо мемориального Арлингтонского кладбища. Хантер подумал, что если бы он задержался в Вашингтоне, то сходил бы на кладбище. Там покоился его брат Уильям, полковник, удостоенный высоких наград и погибший во Вьетнаме. Он тут же поправился: во время вьетнамского конфликта, так это звучит на официальном языке Пентагона, так как война официально так и не была объявлена. «Ну что ж, очень хорошо, — подумал он. — Так и мы поступаем в нашей «фирме». Вьетнам. Непонятно только, почему эта тема до сих пор многих волнует. Надо согласиться, что конец был не очень элегантен, но ребята дрались отлично. Во всяком случае, они поддали жару этим комми[1]. Собственно говоря, Джонсон или Никсон вполне могли применить атомную бомбу. Но такова суть этих политиков. Сначала они бьют в барабаны, а затем поджимают хвост. Там не хватало таких генералов, как Макартур. Кеннеди был слишком нерешителен, одно слово — либерал. Тогда ему хотели всего лишь помочь ликвидировать эту возможность продолжать действовать в том же духе. Тут бы эти узкоглазые сразу почувствовали, откуда дует ветер… Посмотрим, что они на этот раз для меня придумали».

Машина проехала аллею Джорджа Вашингтона и свернула в лес. Вскоре «Линкольн» остановился перед большими воротами контрольно-пропускного пункта штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, защищавшего ее от слишком любопытных посторонних взоров. Предъявив удостоверения, они двинулись дальше, обогнули главное здание с официальным входом, пристройку, и подъехали к служебному входу. По наклонному съезду машина опустилась в небольшой подземный гараж, и уже оттуда, пройдя еще два контрольных пункта охраны, поднялись на лифте на седьмой этаж. Здесь их уже ждал Джек Шлуцкий. Хантеру не часто случалось видеться с шефом. Этот высокий, спортивного сложения мужчина приветливо пожал руку и жестом предложил ему и Ронни Скелтону сесть. У огромного, во всю стену окна стоял еще один человек, которого Хантер не знал. Когда они сели, незнакомец повернулся и подсел к ним за стол. Молодой и невзрачный человек, на вид рядовой вашингтонский государственный служащий, был представлен Шлуцким как Эйб Миллер из Штаба Совета безопасности при президенте. После обмена любезностями и мнениями о прелестях вашингтонского лета, Шлуцкий перешел к делу.

— Я полагаю, господа, вы выполнили домашние задания. Эта странная история, случившаяся два месяца назад в Лондоне, начинает беспокоить президента. Что эти коммунисты задумали? Мы до сих пор бродим в потемках. А на помощь наших британских друзей рассчитывать, как всегда, к сожалению, не приходится.