Лев Рубус - Запах лимона Страница 12

От бакалейной лавки никакого запрещения на выезд не последовало. Через 5 часов весело застучит скорый «Тифлис-Баку», а Валентина, открыв детский ротик, так же спокойно будет спать, с руками за головой, в купе, как прошлой ночью спала на широком шагреневом диване в кабинете легковерного «Сек. Э. О. К. К.».

Это сообщение в Лондон шифруется особенно тщательно. Бумажка, согретая в ладанке на груди у Валентины, сегодня, в виде корреспонденции о рысистых испытаниях, полетит через моря своим обычным путем, на стол сначала Бруку, затем Стону, а там и Вальсону. И, весьма вероятно, Вальсон вынужден будет потревожить на этот раз самих хозяев.

«Ваше распоряжение о выяснении степени возможности тем или иным способом получить в пользование участок, известный под именем Каракалинской дачи, где Утлиным было сделано его открытие, удалось уже выполнить.

Сотрудницей БЛ-4 списан совершенно секретный документ Эксплуатационного Отдела Комитета Краеведения о желательности сдачи в концессию означенного участка для разработки самшита. Подробности и текст документа, — следующим сообщением.

Подписал: Мак-Кин.

До крайности взволнованный Борщевский, запинаясь и перескакивая, рассказывает Петрову о странной посетительнице, о ее разговорах и о письме Утлина. Он привез и другие письма химика, и просит произвести экспертизу. «Да, в этом деле нужно ниточку к ниточке подбирать и осторожно распутывать клубок».

Заключение эксперта-графолога совершенно определенно. Теперь, когда фотография его верный союзник, наука его, из стадии догадок учителей чистописания, стала почти безошибочным и точным знанием. «Письмо подделано, правда, чрезвычайно опытной рукой. Преступник имел в своем распоряжении, очевидно, небольшую записку, действительно написанную в последнее время Утлиным, но пользовался, главным образом, образцами почерка покойного в более ранние времена. Утлин, очевидно, был ранен или сам себе поранил ладонь правой руки, что изменило его почерк за последние 5–6 месяцев».

«Да, да, Николай с полгода назад упал и сильно поранил себе руку. Совершенно верно!»

Да, сэр Вальсон вынужден еще раз потревожить своих хозяев. Сообщение Мак-Кина чрезвычайно важно. Оно заканчивает первый этап борьбы за Н.Т.У. Сегодня, а может быть завтра, на Реджент-Стрит 209, в отдельном кабинете ресторана «Вереи», хозяева решат вопрос о самшитовой концессии. Работа сэра Вальсона пока, может быть, временно, закончена. Вопрос об условиях и возможностях концессии и соглашение с союзным правительством возьмут на себя лица другого порядка, выступающие под маской мирных торговых отношений с СССР.

Впрочем, м-р Вальсон хорошо знает, что его роль в этом деле далеко еще не сыграна. Ибо без его 3-го отделения не могут ступить ни шагу благородные и благодушные хозяева Сити.

Еще одна ниточка выдернута из узелка упорной работы Аз. ГПУ.

Четыре пальца правой руки, те же пальцы, что на шее подруги Утлина, что на желтых чемоданах и на документах, привезенных Петровым — держали в руках и рекомендацию хорошенькой просительницы!

Подчиненные знают, как неприятно разговаривать с сэром Вальсоном, когда он гневается. Это испытал сегодня на себе мистер Фаренгайт с Уоллс-Воллс фабрики. Сэру Вальсону испортили все настроение последних так хорошо прошедших дней. Он придает чрезвычайно важное значение истории с этим ирландским сорвиголовой, О’Дэти. Не только потому, что эта история может кончиться, как бы того не хотелось правящей партии, — отставкой лордов войны и «справедливости…» «Но, вы понимаете, мистер Фаренгайт, что раскрытие тайны лимонного газа, это…»

Сэру Вальсону не надо договаривать. М-р Фаренгайт сам хорошо знает, что следует за этим «это…»

И вот сэр Вальсон неистовствует, английская полиция сбивается с ног, сами хозяева Сити нервничают за партией покера или стаканом шерри, а молодой ирландский инженер О'Дэти сыграет еще для самого себя неожиданно большую роль в этой борьбе, которую не забудут трудящиеся всего мира.

Глава IV. Инженер О’Дэти

Есть о чем поговорить за последние полтора месяца досужим кумушкам со всей Крепостной улицы в вечернем клубе, под воротами дома № 7. Счастливый дом! Замечательный дом! Это таинственное убийство химика, а теперь новая сенсация, и, пожалуй, поинтереснее даже убийства. «Бога нет? бога нет?… А нечистая сила, выходит осталась?… Да как нет! Хоть ты и управдом, а я тебе говорю, что вчера своими глазами видела. Да вот, возьми хоть сегодня ночью, вот выдь, послушай, страсти какие, как под полом воет…»

В доме № 7 бродят привидения. Это доподлинно известно всей Крепостной улице. Правда, ребята-комсомольцы из 14 квартиры уверяют с пеной у рта, что это просто вчера ночью выл и гудел трансформатор в подвале, но почему же старуха Джабиева божится, что у нее по всей квартире ползают, что ни ночь, маленькие, с мизинец, лиловые огоньки. И комсомольцу Ахмету совестно признаться: вчера вечером в общем коридоре, едва он вышел из своего угла, как навстречу ему из-под водопроводной трубы действительно запрыгали один за другим, точно такие маленькие, с вершок, лиловато-голубые, словно спиртовые огонечки.

Привидение это, или что другое, но во всяком случае, управдому никак не удается сдать большую, хорошо отремонтированную квартиру во втором этаже фасадного корпуса. А жилтоварищество уже чуть не с января высчитало, что, сдав эту квартиру торговцу, оно спокойно отремонтирует крышу.

Тщетно ругается и убеждает в подворотне своих подданных до хрипоты рассерженный управдом. До поздней ночи сидят проклятые старухи, шушукаясь о привидениях, и только когда наступает непроглядная темнота, расходятся по квартирам.

До поздней ночи совещаются сегодня все пять главных хозяев Сити. Большой доклад самого толстого и добродушного из них, которого все дети Англии знают, как «сладкого дедушку», чьи портреты нарисованы на лучших бисквитах, и перед кем, как перед тайфуном, дрожит Парижская биржа, того, благодаря которому фунт снова «на ты» с долларом. Доклад вызвал оживленные прения. Нужно резюмировать, — он снова встает.

…Он очень рад, что его мнение получило такую блестящую и единогласную оценку. Разумеется, не может быть никаких сомнений, что раздел мира между ними и «теми» — их заатлантическими друзьями — вопрос нескольких дней. То, что должно было совершиться, — совершится. Не стоило бы и говорить об этом, если бы не… вне всякого сомнения, могущество капитала не имеет границ. Все, что годами подготовлялось в тиши их кабинетов и контор, получит реальное воплощение. Но… нельзя забывать, что есть одно «но». Господа, одна шестая часть земного шара в руках большевиков.

Помните об этом! Мы можем спокойно одеть ярмо наше на остальные пять шестых, но эти без боя не сдадутся. И не только не сдадутся, но могут поднять и все страшное стадо цветных рабов, которое доныне покорно работает на нас.

Конечно, — «цитрон деббль'ю-5», против которого нет противогаза, нам не изменит. Но превращать в пустыню плодороднейшие области земного шара, — экономически нецелесообразно. Так же бессмысленно, как было бы нашим заатлантическим приятелям отвести от Европы Гольфштрем. Понятно, в крайнем случае, мы вынуждены будем прибегнуть к этому убыточному способу. Но теперь у нас есть возможность испробовать Н.Т.У. Правда, предстоит несколько месяцев отсрочки, но зато, может быть… Вопрос о самшитовой концессии обычным порядком, не возбуждая ничьих сомнений, идет по советским инстанциям…

Решение принято.

«Фаренгайту. Не в шести, а в трехмесячный срок заготовить необходимое по плану количество цитрона силами Уоллс-Воллс фабрики».

«Фаренгайту и Вальсону. Под угрозой строжайшей ответственности принять меры к недопущению случаев, подобных случаю с О'Дэти».

«Вальсону и королевскому прокурору. Немедленно ликвидировать О'Дэти».

Календарь на столе — 30-е апреля… Уже? 34 дня прошло со времени расстройства желудка у мистера Фаренгайта. Что же с О'Дэти?

Конечно, случаев, подобных истории с О'Дэти, не допустят на фабрике Уоллс-Воллс. Но навряд ли найдется второй такой сумасшедший, как этот неуравновешенный ирландец. Ведь едва он успел выбежать на лестницу здания, как по всей фабрике затрещали уже звонки телефонов, у ворот зазвенели тревожные колокола и, наконец, покрывая все это, протяжно заревел большой фабричный гудок. О'Дэти знает, что это значит: «Все ворота заперты, усиленный караул, ни с каким пропуском из фабрики никто, даже и сам директор, до второго сигнала не может выйти». Остановился. Быстро сообразил: выйти уже нельзя. Внутри фабрики двигаться еще можно. Пока причины тревоги неизвестны, пока никто не знает, что вина в нем, скорее к себе в кабинет. Поворот ключа, дверь на надежном запоре. Но что дальше? На крышу? Заметят! Но другого выхода нет. Во всяком случае, в шкаф они не полезут.