Чингиз Абдуллаев - Смерть на холме Монте-Марио Страница 12

— Чтобы подняться на ваш этаж, нужна специальная карточка, — продолжал комиссар. — У кого, кроме вас и вашей жены, была такая карточка?

— Больше ни у кого, — ответил Лабунский, — вчера вечером мы приехали в отель, и нам выдали две карточки от дверей номера и две карточки от кабины лифта.

— Значит, никто, кроме вас, не мог подняться на десятый этаж? — мрачно осведомился комиссар.

— Получается, что только я мог ее убить? — невесело спросил Марк.

— Я этого не говорил. Карточки были у вас весь вечер, или вы их кому-нибудь отдавали?

— Нет. Их вообще у меня не было. Я вернулся к столу с проектом договора, и мы обсудили один вопрос, который показался мне важным. Потом Катя ушла переодеваться. А я передал свои карточки помощнику и попросил его подняться наверх, чтобы положить документы в сейф.

— Вы ему так доверяете, что дали ключи от своего номера?

— Да. Мы работаем много лет. Он надежный человек.

— Вы сообщили ему код на замке сейфа?

— Он его знает. Повторяю, он работает со мной много лет, и я ему полностью доверяю.

— Это тот самый, который был вместе с певцом? — вспомнил комиссар.

— Да, тот самый. Станислав Обозов. Мой помощник и юрисконсульт нашей фирмы.

— Вы отдали ему обе карточки?

— Да, отдал. В присутствии всех посетителей ресторана. И попросил его отнести документы ко мне в номер.

— Он быстро вернулся?

— Минут через десять.

— И возвратил вам карточки?

— Нет, — ответил Марк. — Они остались у него. Нам было не до этого.

— Значит, карточки и сейчас у него?

— Верно.

— А другая пара?

— Я думаю, в сумке у моей жены. Вы можете сами проверить.

— Да, конечно, — кивнул комиссар и крикнул в спальню: — Принесите мне сумочку сеньоры Лабунской!

Один из сотрудников полиции принес сумочку убитой. Комиссар протянул ее Марку, тот открыл, достал две карточки и отдал их Террачини.

— Значит, они на месте, и ваша жена их никому не отдавала, — удовлетворенно сказал комиссар, — тогда выходит, что последним, кто видел вашу супругу живой, был ваш помощник Обозов.

— Нет, — сказал вдруг Дронго, — последним человеком, кто видел ее живой, был я.

— Вы? — удивился комиссар, поворачиваясь к нему. — Каким образом? У вас были запасные карточки, и вы могли попасть на этот этаж?

— Нет, у меня не было карточек. Я живу на третьем. Но когда я вошел в кабину лифта, туда же успел вбежать и Обозов. Он чисто машинально вставил свою карточку, и мы вместе поднялись на десятый этаж. Обозов предложил подождать его и спуститься вместе с ним на третий.

— А зачем вам нужно было обязательно оказаться на третьем этаже? — холодно уточнил комиссар.

— Мне должны были позвонить, а я вспомнил, что забыл свой мобильный телефон в номере. По правде сказать, я его обычно не ношу, очень болит голова после разговоров по нему.

— И вы случайно оказались на десятом?

— Вы напрасно так акцентируете слово «случайно», комиссар. Я действительно случайно оказался на десятом этаже. И прошел вместе с Обозовым к дверям, чтобы дождаться его возвращения. Он открыл дверь и пошел в кабинет. А я стоял на пороге, ожидая, когда он вернется. В этот момент появилась Екатерина Лабунская. Она вышла из гостевого туалета, что у входных дверей, и, перекинувшись со мной парой слов, прошла в спальную комнату и закрыла двери.

— Что именно вы сказали друг другу?

— Я извинился, что оказался у ее номера, а она успокоила меня, сказав, что сейчас спустится вниз. Когда Обозов появился, она уже входила в спальную комнату. Мы с Обозовым вышли в коридор и спустились на мой этаж. Обозов ни на секунду не отлучался от меня. Я взял мобильный телефон, и мы спустились вниз. Вот собственно и все.

— Вы не увидели ничего подозрительного?

— Ничего.

— Интересная ситуация, — рассмеялся Хеккет, — кажется, главным подозреваемым в этом убийстве становитесь вы — Дронго. Не думал, что мне придется присутствовать при таком историческом событии.

— Я был все время с Обозовым, — спокойно напомнил Дронго, — и он может подтвердить мое алиби.

— А если вы с ним сговорились? — спросил, явно наслаждаясь ситуацией, Хеккет. — Нет, я бы на месте комиссара вам не доверял. Вы ведь профессионал, могли рассчитать убийство таким образом, чтобы у вас было абсолютное алиби.

— В таком случае я бы не стал так глупо подставляться, — парировал Дронго, — мне кажется, комиссар, мы отнимаем у вас время. Я рассказал вам все, как было на самом деле. Вы можете допросить дежурную по этажу и сеньора Обозова. Они подтвердят мои слова.

— Мы так и сделаем, — кивнул комиссар. И обращаясь к Марку Лабунскому, спросил: — Вы давно знакомы с Торчинским?

— Несколько лет. Нас познакомила Катя. Она знала его еще до меня.

— Ясно, — вздохнул комиссар, — извините, что мы вас беспокоим. Сейчас вы пройдете в другой номер и подробно опишете ценности, которые были у вашей жены. Нам нужна опись вещей. Если вы в состоянии, было бы неплохо, чтобы вы еще раз осмотрели спальные комнаты. Не беспокойтесь, я скажу, чтобы тело накрыли простыней.

— Ничего, — сжал зубы Лабунский, — постараюсь не сорваться. Я только возьму воду из мини-бара. Если, конечно, вы позволите.

— Возьмите, — разрешил комиссар, выключая диктофон, — но только постарайтесь не дотрагиваться до других бутылок.

Лабунский тяжело поднялся, подошел к мини-бару и достал бутылку минеральной воды. В пятизвездных отелях не бывает пластиковых бутылок. Это дурной тон, и все бутылки в мини-баре обязательно стеклянные. Марк открыл бутылку и, налив воду в стакан, залпом выпил его.

— Извините, — сказал он, — я забыл предложить вам воды.

— Идите в спальню и еще раз осмотрите все вещи, — попросил комиссар и подозвал своего помощника, чтобы тот помог Лабунскому.

Когда они вышли, комиссар взглянул на Хеккета:

— Что вы об этом думаете?

— Он сказал правду, — кивнул Хеккет, — он действительно уходил и вернулся с текстом договора, который мы обсуждали. Его жена действительно поднялась переодеться, а все остались сидеть на своих местах. Все, кроме этого певца. А затем Лабунский передал свои карточки и текст договора Обозову. И тот вместе с Дронго поднялся наверх. Кстати, получается интересная ситуация. Не только сеньор Обозов обеспечивал алиби нашему другу, но и сам Дронго таким образом гарантировал алиби Станиславу Обозову.

— Я не думал, что здесь произойдет убийство, — вставил Дронго, — и поэтому вряд ли действовал с таким дальним расчетом, в чем меня подозревает мистер Хеккет.

— Конечно, нет, — улыбнулся Хеккет, показывая крупные зубы, — конечно, я пошутил. Мы ведь прекрасно знаем, что такие специалисты, как мы — штучный товар. Если нам понадобится совершить преступление, мы придумаем нечто виртуозное и уж никогда не станем душить женщину. Это неэстетично. Хотя у вас очень сильные руки, Дронго, и вы легко могли бы задушить не только женщину, но и мужчину. С вашим атлетическим сложением это нетрудно.

— Спасибо за сомнительный комплимент, — рассмеялся Дронго, — кажется, вы делаете все, чтобы убедить комиссара в моей вине.

— Меня интересует только одно — каким образом убийца попал в номер? — вздохнул комиссар. — Ведь если его впустила Лабунская, значит, это был знакомый. А если он вошел сам, то каким образом прошел мимо дежурной и открыл дверь.

— А если это был кто-нибудь из служащих отеля? — спросил Хеккет. — Помните принципы Честертона? Его персонаж, отец Браун, полагал, что люди не обращают внимания на почтальонов, молочников, разносчиков газет.

— Кажется, это было у Конан-Дойла, — вспомнил Дронго.

— И у него тоже, — согласился Хеккет.

— Вы хотите сказать, что кто-то из наших гостей переоделся в служащего, поднялся на этаж и убил Екатерину Лабунскую? — насмешливо спросил Дронго.

— Конечно, нет. Но мимо дежурной мог пройти сотрудник отеля, и она бы не обратила на него внимания.

— Сначала нужно допросить дежурную, — напомнил комиссар, — думаю, тогда мы будем иметь более определенное мнение. Насколько я понял, после того как несчастная женщина появилась в своем номере, туда заходили только два человека — сеньор Обозов и вы, сеньор Дронго.

— Еще мог зайти Торчинский, — напомнил Хеккет, — его долго не было с нами. На несколько минут выходил сам Марк Лабунский. Один раз вместе вышли супруги Жураевы. Хотя подождите. Там не было еще одного человека. Сеньора Соренко, кажется, так его звали. Леонид Соренко. Он отсутствовал несколько минут и вернулся к нам сильно помятый, словно он с кем-то подрался. Я обратил внимание, что левый рукав у него был мокрым, как будто он в костюме принимал душ.

— Он объяснил, что упал в туалете, — вспомнил Дронго.

— И вы ему поверили?

— Он много пил за столом. Возможно, в туалете он действительно поскользнулся.