Виктор Логунов - Страницы незримых поединков Страница 13

Рейн распрощался со всеми и вышел.

Когда он проходил мимо палисадника, ему показалось, что кто-то промелькнул в темноте.

«Чекисты это или люди Рындина? — подумал Рейн. — Может быть, просто показалось, глаза еще не совсем привыкли со света».

И Норберт Филиппович зашагал в сторону гостиницы, испытывая облегчение, — победа, кажется, на его стороне и можно считать, что часть задания выполнена. Но он быстро погасил это минутное волнение. Нельзя расслабляться.

Ранним утром Рейн зашел к Григорию Кузьмичу и передал фамилии вчерашних собеседников.

Было еще несколько встреч с Рындиным. Операция продолжалась.

Постепенно Рейн выявил все основные связи сторонников мятежа, разобрался в их характере. Зацепился за нужную информацию и Серов. В результате всех этих усилий 8 августа 1920 года в городе были произведены аресты. Всего было арестовано 35 человек во главе с зачинщиком готовящейся измены в Актюбинском полку Рындиным.

И мог ли Норберт Филиппович предположить, что все эти перевоплощения самым трагическим образом скажутся на его жизни и служебной деятельности. Ведь они не могли быть задокументированы, да и знали об этом единицы, а сыгранная роль оказалась настолько органичной и убедительной, что ему со временем трудно было доказать обратное.

А доказывать пришлось. Нашлись свидетели «контрреволюционного прошлого» Рейна, распространили слухи о его враждебной деятельности. Начались проверки, но досконально их провести было сложно. И вот Рейна уволили из органов ОГПУ, исключили из партии.

А ведь Норберт Филиппович после побега из лагеря военнопленных мог уехать к себе на родину, но он остался в нашей стране. Остался для того, чтобы продолжать борьбу, защищать завоевания Советской власти.

О мотивах такого поступка Рейн писал:

«…я остался в Советской России потому, что разделяю взгляды и идеи, проводимые Коммунистической партией; этим самым я задался целью, насколько хватит моих сил и способностей, помочь вашей стране. Я твердо заявляю о моей готовности к дальнейшей борьбе за укрепление октябрьских завоеваний…»

И он сдержал слово.

Со временем выяснились события, связанные с операциями в 1919 и 1920 годах. Удалось найти военного комиссара Актюбинского полка, старого коммуниста Д. П. Киселева, который так охарактеризовал Рейна: «…стойкий и твердый борец за дело рабочего класса и крестьянства».

Справедливость восторжествовала. Рейн был восстановлен в партии и на работе.

Вся его последующая жизнь стала образцом верного служения советскому народу, который он называл своим. Длительное время работая в чекистских органах, Норберт Филиппович настойчиво боролся с врагами Советской власти.

Он участвовал во многих операциях по ликвидации разного рода контрреволюционных выступлений. Как одному из опытных работников, ему поручалось дело по расследованию всех обстоятельств, связанных с белогвардейскими мятежами в станицах Соль-Илецкого района и гибелью красногвардейских отрядов Персиянова и Цвиллинга, которые он успешно завершил. Несмотря на большой срок давности, виновные в гибели этих отрядов были найдены и понесли наказание.

Шли годы. Однажды, будучи на лечении в Кисловодске, он встретил своего истязателя по Троицкому лагерю политзаключенных Иванчика. Это было в мае 1934-го. К тому времени активный белогвардеец, начальник контрразведки белых, сумел пробраться на ответственную работу в Генеральный штаб Красной Армии. Многие годы он скрывал свое прошлое, приспосабливался к новой жизни. Это ему советским правосудием будет предъявлено обвинение в превращении лагеря военнопленных, где находились и политические заключенные, в застенок адских пыток, мучений и расстрелов.

Но до этого времени Рейну пришлось проявить много усилий, настойчивости и принципиальности.

Он прервал лечение и срочно выехал в Москву, в НКВД СССР. Добиться ареста Иванчика было непросто — у него тогда уже были крепкие и обширные связи. Норберт Филиппович собирал материалы, разыскивал свидетелей, разоблачал карателя на очных ставках.

На следствии Иванчик вынужден был признать, что к числу изощренных пыток относилась морозильная камера, через которую пропускали непокорных.

После того как правосудие свершилось, Норберт Филиппович писал:

«Радуюсь и горжусь, что помог Советской власти удалить из руководства Красной Армии активного белобандита…»

Но вот год 1938-й, время жертв и палачей. Оглушительно бились колокола неизбывного горя. Усомнившись в правильности ведения следствия, Рейн отказался от участия в фальсификации дел. На него было сфабриковано обвинение в шпионаже. Рейн был арестован и осужден. В 1939 году его не стало. Он немного не дожил до того дня, когда его родной город Черновцы стал советским.

В 1957 году Норберта Филипповича реабилитировали. Он был одним из тех в этом длинном печальном ряду, к кому эта весть не пришла при жизни.

Еще в начале работы в органах ЧК Рейн перед своей фамилией написал:

«…верный сын революции — интернационалист».

Таким он и остался в истории оренбургских чекистов. О нем помнят как о преданном партии и революции коммунисте, честном человеке.

В. АЛЬТОВ

Именем Республики Советов

Мы встретились с ним в Орске, в уютной квартире на одной из тихих окраинных улиц. Пиалу за пиалой пили крепкий, заваренный по-уйгурски чай, потому что гостеприимный хозяин, добродушно улыбаясь, предупредил: без чая разговор — не разговор. Смуглое, иссеченное глубокими морщинами лицо Насыра Ушурбакиевича, суровое лицо человека много пережившего, казалось, светлело, когда он говорил о своих товарищах — участниках событий, развернувшихся далеко от этих мест в февральские дни 1921 года. Насыр Ушурбакиевич волновался, часто переходил с русского на уйгурский, и, чтобы не потерять нить рассказа, приходилось снова и снова переспрашивать, уточнять…

В центре Оренбурга стоит памятник — на высоком пьедестале красногвардеец со знаменем в одной руке и гранатой в другой. Каждый год четвертого апреля сюда приходят сотни людей, чтобы отдать дань памяти тем, кто похоронен на этой площади в братской могиле, — жертвам дутовского набега на Оренбург. Дутовщина — страшное слово. Виселицами и пепелищами был отмечен путь белоказачьего атамана.

В январе 1919 года полки 1-й Революционной и Туркестанской армий навсегда выбили дутовцев из Оренбурга. Позднее был освобожден Орск. Белый атаман бежал в тургайские степи, а изгнанный и оттуда, перебрался в Семиречье. И повсюду Дутов возил за собой «покровительницу» Оренбургского казачьего войска — икону Табынской божьей матери. Самые верные атаманцы эскортировали огромную, сверкающую золотом, икону. И только несколько человек, наиболее близких, фанатично преданных Дутову, знали, почему так неподъемно тяжела «божья матерь». Во внутреннем тайнике иконы хранились золотые кресты, монеты, кольца, дорогая церковная утварь, бриллианты, жемчужные ожерелья и другие драгоценности, награбленные в Оренбургской губернии, в тургайских степных аулах и по дороге, в дни бегства.

Но и за Балхашем, в пустынных предгорьях Тянь-Шаня, недолго продержалось дутовское воинство. Теснимые частями Семиреченского фронта в марте двадцатого года Дутов и семиреченский атаман Щербаков с остатками своих полков бежали за границу. В такое время года только самые отчаянные смельчаки решались двинуться через забитый снегом перевал Кара-Сарык.

Но у недобитых атаманов другого выхода не было. Лишь за скалистыми вершинами Джунгарского Алатау, на чужой стороне, они могли укрыться от возмездия.

Скрывшись за рубежом, Дутов почувствовал себя в полной безопасности. Он стал спешно сколачивать новую армию для похода против Советской России. Его гонцы носились то к атаману Семенову, то к генералам Анненкову, Бакичу, Молчанову, то к адмиралу Врангелю, то к басмачам. Враги готовились выступить сообща. Но палач просчитался. Кара настигла его. И это надолго привело в замешательство всех его сообщников, отбило охоту к авантюрам.

В пятнадцатом томе Большой Советской Энциклопедии по этому поводу сказано очень коротко: «Дутов был убит в феврале 1921 года в своем штабе в Суйдуне».

Как был убит палач? Кем убит? Кто привел в исполнение приговор народа?..

Много лет искал я ответы на эти волнующие вопросы. И вот что удалось узнать из немногих архивных документов и рассказов единственного оставшегося в живых участника этой беспримерно дерзкой операции Насыра Ушурбакиевича Ушурбакиева.

На юго-востоке Казахстана, за озером Балхаш, недалеко от границы стоит город Панфилов, названный так в честь славного генерала, героя обороны Москвы. Раньше этот небольшой городок назывался Джаркентом, Здесь находилась в те годы уездная ЧК. За прочерченной на карте пунктирной линией границы, примерно на таком же расстоянии от пограничной полосы, расположен небольшой уйгурский город Суйдун. Между ними — около ста километров. Именно тут развернулась операция, которая несколько месяцев была в центре внимания мировой прессы.