Лев Самойлов - Таинственный пассажир Страница 13

— Почему? — поинтересовался Бадьин.

Хепвуд пожал плечами.

— Видите ли... Я — эйбл-симен! — Хепвуд ткнул себя пальцем в грудь.

— Что это значит? — не поняла Ксения Антоновна.

— Эйбл-симен — это лучший, классный матрос, — пояснил жене Бадьин. Ему уже не раз приходилось встречаться с иностранными моряками, и он был немного знаком с порядками на американских и английских пароходах.

— Да, да, — закивал головой Хепвуд. Он объяснил, что на торговых морских судах имеется две категории матросов: опытные, квалифицированные матросы — специалисты, которые называются «эйбл-симен», и обычные, рядовые матросы, которые выполняют всякую черную работу. Их называют «орденери».

Классных специалистов на каждом пароходе немного, но без них обойтись нельзя, так как они хорошо знают морское дело и умеют обращаться с приборами и механизмами.

— Значит, вам знакомо и рулевое дело? — спросил Ключарев. Он внимательно разглядывал гостя, удивляясь про себя: зачем Бадьин пригласил иностранца сюда? Об этом надо было бы спросить Павла, но Ключарев не успел с ним переброситься и несколькими словами.

На вопрос Ключарева Джим Хепвуд ответил утвердительно:

— Да, конечно... Я — рулевой.

— Вот как! — оживился Ключарев. — И я — рулевой. Значит мы... Как это у вас говорится... коллеги?

— Коллеги! — подтвердил Хепвуд. — Мне очень приятно!

Ключарев, обрадовавшийся, что встретил собрата по профессии, стал задавать матросу множество интересовавших его вопросов: сколько часов несут вахту рядовые матросы, часто ли сменяются рулевые, какими механизмами управления оборудована «Виргиния», умеет ли Джим пользоваться гирокомпасом?.. На все эти и другие вопросы Хепвуд отвечал охотно, но не всегда уверенно, что, очевидно, объяснялось недостаточным знанием русского языка. Иногда, не поняв русскую фразу, он переспрашивал, разводил руками и, извиняясь, говорил:

— Ай эм сорри![9] Мне трудно объяснить...

Ключарев нетерпеливо хмыкал. Он понимал, что матрос плохо знает русский язык, поэтому и не может подробно ответить на все вопросы, хотя некоторые из них были совсем обычными и даже пустяковыми.

— Хватит тебе, — остановила Ключарева Ксения Антоновна. — Ты совсем замучил человека. Ешь лучше...

— Пускай поговорят... все-таки — коллеги, — добродушно возразил жене Бадьин.

— И то правда, — согласился главный старшина. — Ты, Павел, на торговых плавал, я — нет. Вот и любопытствую... Да, друг, есть еще один вопросик, — обратился он снова к Хепвуду, незаметно для себя переходя с ним на ты». — А на твоей «Виргинии» авторулевой есть?

На мгновенье в глазах Хейвуда мелькнуло выражение досады.

— Авторулевой? — переспросил он. — Ах, да, понимаю... Автоматика... Есть, конечно... Я недавно стоял на вахте...

Брови Ключарева удивленно поползли вверх.

— То есть как стоял?.. Авторулевой сам...

Перехватив предостерегающий взгляд Бадьина, Ключарев закашлялся и поправил сам себя:

— Хотя конечно... безусловно...

В разговор опять вмешался Бадьин.

— Слыхал я, — сказал он, покручивая по привычке ус, — что на ваших пароходах введена новая система сигнализации.

Хепвуд ответил, что сигнализация осталась старая, о новой он что-то не слыхал.

— Ну, например, когда «Виргиния» входила в наш порт, у нее на мачте были два красных огня или что другое?

— Да... конечно... как и раньше — два красных огня, — несколько неуверенно подтвердил Хепвуд, которому все эти вопросы, видимо, не доставляли удовольствия и мешали есть.

Услыхав ответ, Ключарев снова закашлялся и даже покраснел от натуги. Бадьин же одобрительно кивнул головой, и произнес только два слова.

— Так!.. Понятно...

Ключарев собрался было задать еще какой-то вопрос, но на сей раз Ксения Антоновна решительно перебила его:

— Довольно! Неужели весь разговор только про твои компасы и штурвалы... Дай поесть гостю...

— Сенкью![10] — Хепвуд поклонился хозяйке дома и принялся за закуску. Ключарев почесал за ухом и поглядел на Бадьина. Тот невозмутимо прихлебывал из большой пузатой кружки свежее жигулевское пиво.

На этом и закончился разговор о «Виргинии». После обильной, сытной закуски все перешли на веранду. Ксения Антоновна принялась за уборку, а мужчины с удовольствием закурили. Андрейка, находившийся тут же, потрогал Хепвуда за рукав и задал неожиданный вопрос:

— Дядя матрос, а вы на войне были?

— Был, малыш. Служил на военном корабле.

— А живых фашистов видели?

— Видел... И на войне, и после войны...

Хепвуд посмотрел на Бадьина и Ключарева и увидел на их лицах сочувствие и понимание.

А вот Андрейке этот ответ был непонятен. Война закончилась, фашисты разбиты, где же теперь можно увидеть живого фашиста?

Заметив недоумение на лице мальчика, Хепвуд похлопал его по плечу и добавил:

— Вырастешь — все поймешь!..

Этот короткий разговор, видимо, вызвал у Ключарева тяжелые воспоминания. Услыхав слово фашист, он будто вздрогнул. Лицо его потемнело, в глазах промелькнул огонек ненависти.

— И я видал их, — хрипло произнес он. — Не только видал, а и бил... Эх, не вспоминать бы!..

В его голосе прозвучали такие нотки ожесточения, что Хепвуд невольно взглянул на старшину, собираясь о чем-то спросить. Но этому помешал Бадьин.

— Ничего, Петя, — сказал Бадьин. — Иногда вспоминать не вредно. Эта нечисть еще на земле осталась, темнит ясный день, да и к нам заползает... только волноваться не надо. Этим не поможешь.

Ключарев провел рукой по лицу, будто отгоняя мрачные мысли, и медленно, сквозь зубы проговорил:

— Да, есть еще нечисть, будь она трижды проклята!..

...Посидев еще некоторое время, Хепвуд поблагодарил хозяев за гостеприимство, попрощался со всеми и медленной, чуть прихрамывающей походкой пошел «домой».

— Теперь я дорогу найду сам, — сказал он Бадьину уходя. — Еще раз спасибо. Сенкью!..

Когда Хепвуд ушел, Бадьин и Ключарев некоторое время сидели молча, будто каждый из них думал о чем-то своем. Молчание нарушил Ключарев.

— Зачем ты его звал? — спросил он Бадьина.

— В гости... Человек пострадал... Один, здесь... Вот и пригласил...

— Иностранец все же...

— Ну и что ж?

— Вообще-то, конечно, ничего, но...

— Ты же слыхал, — оказал Бадьин, — человек он трудящийся, сочувствует нам, ненавидит фашистов.

После короткой паузы Ключарев убежденно сказал:

— А все-таки морское дело он знает плохо.

— Почему ты так думаешь, товарищ «профессор»? — оживился Бадьин.

— Тебе все шутки, а я серьезно говорю. Классный матрос, а сам в пустяках путается. Разве ты этого не заметил?

— Да, как тебе сказать... Может быть, у них матросов плохо обучают... Это же тебе не у нас.

— Понимаю. Но все-таки!.. Жаль, Ксения помешала, а то бы я его еще пощупал.

— Насчет чего?

— Ну, хотя бы насчет авторулевого. Стоял, говорит, возле авторулевого на вахте... Какая тут может быть вахта, когда приборы сами, автоматически работают. К ним матроса не подпустят. Он же не штурманский электрик. Или запутался или заврался парень.

— Ну, может, прихвастнул... Возможно, он и не классный матрос, а самый обыкновенный рядовой. Вот и запутался.

— Ну, а когда ты его спросил про сигнализацию — тут он уж совсем травить стал. И смех и грех! Да ведь всякий моряк знает: два красных огня на мачте означают, что пароход терпит аварию, управляться не может. А этот иностранец своим ответом сам себя на мель посадил.

— А может быть, после того как его стукнули свои же матросы с «Виргинии», у него в голове помутилось. А?.. Как ты думаешь?

Бадьин с усмешкой поглядел на своего друга..

— Тогда — другое дело, — согласился Ключарев. Медленно, словно задумавшись, он добавил:

— А ты бы все-таки об этом доложил.

— О чем?

— О госте, о разговоре... Мало ли о чем... Ведь не каждый день к тебе иностранцы приходят.

— Кому доложить?

— Не знаю... По команде... Тебе виднее...

Бадьин тепло глянул на Ключарева и сказал:

— Что же, спасибо за совет... Доложу!

Глава IX

ПАВИЛЬОН «ПРОХЛАДА»

На углу Центральной улицы города, недалеко от гостиницы «Черноморская», стоит большой летний павильон с манящей вывеской «Прохлада». Здесь продаются натуральные соки и прохладительные напитки. С утра до позднего вечера павильон заполнен шумной, веселой толпой. Всякий проходящий мимо не может отказать себе в удовольствии заглянуть сюда, чтобы утолить жажду шипучей газированной водой со льда, пенящимся напитком «театральный» или выпить бокал свежего томатного сока. Почитателей последнего особенно много. Наполнив стакан этим рыже-красным напитком, они насыпают в стакан соли, перца, долго и сосредоточенно помешивают содержимое стакана целлулоидной ложечкой и лишь после этого начинают медленными глотками пить ароматный сок. Такую процедуру многие посетители павильона проделывают утром, до завтрака, днем, перед обедом, и вечером — в заключение хорошо прожитого дня.